Ночные шорохи

      Дул прохладный свежий ветерок, унося прочь душистые запахи лета, и ерошил волосы молодого шехзаде. Рыжий осенний лист срывался с ветки под его натиском и бесшумно опускался на землю и широкие плечи сына султана. Бледное солнце светило сквозь голые деревья, неровными полосами ложась на землю. Под ногами хрустела палая листва; были слышны многолосные переклички лесных птиц.       Но шехзаде не замечал всего этого. Он не чувствовал ласкового дуновения ветра, морозного воздуха и тёплых солнечных лучей. Не ощущал скорого приближения зимы, запаха фиалок, что нёс в своих руках, не видел перед собой ничего, кроме искажённого болью лица матери. В ушах его дребезжал её крик, воздух казался наполненным смрадом свежей крови, спина изнывала от невидимой боли, будто это ему между лопаток всадили кинжал. Лучше бы так и было.       Мустафа опустился на колени перед могилой Махидевран Султан и бережно возложил цветы на небольшой холмик, склонив голову. Потом вознёс руки к небу и начал молиться. Он шептал свою молитву одними губами, закрыв глаза, и чувствовал, как жгучие слёзы текли по его щекам. Мустафа кончил и провёл по лицу ладонями, как бы смывая с себя всё плохое, всю боль, злость и печаль, что накопились в его душе.       Шехзаде уронил голову на грудь и дал волю рыданиям. Здесь, под землёй, под ковром пёстрых листьев, похоронена его мать, Махидевран Султан. Страшная рана на спине, оставленная вражеским кинжалом, оказалась смертельной для госпожи. Мустафа зажмурился, вспомнив все подробности того ужасного нападения. Он вспомнил, как на их карету напали, как его ранили в битве, но самое горькое, что он, Мустафа Хазретлери, не смог спасти свою мать от смерти. Он позволил врагу вонзить кинжал в её тело, пролить кровь династии. Его любимая, отважная матушка, которая ради сына была способна поставить весь мир на колени, умерла.       Мустафа запрокинул голову, издав протяжный, преисполненный боли крик. Внезапно он осознал всю тяжесть этой потери, и эта правда упала на его плечи мёртвым грузом. Сердце разрывалось от боли и чувства вины. Он в изнеможении облокотился на руки, окунув пальцы в рыхлую мёрзлую землю. Шехзаде вцепился в редкую травку на могиле, словно это могло как-то помочь ему справиться с горем.       Но ничто в мире не могло погасить эту боль. Мустафа вспомнил, как его мать всегда заботилась о нём, оберегала от всех врагов, в том числе от Хюррем, и иногда даже жертвовала своей жизнью, дабы спасти сына. Она всегда была рядом, поддерживала, утешала, дарила свою любовь и нежность... А теперь всего этого не будет. Теперь будет только бесконечная печаль. ***       На рассвете уже пели птицы, а весеннее солнце вовсю светило на небосводе. Всё вокруг было пропитано ароматами пышных цветов, росших во Дворцовом Саду, и в воздухе витала свежесть. Было тепло и хорошо.       Маленький шехзаде Мустафа зажмурился, подставив милое круглое личико лёгкому ветерку, и глубоко вдохнул запах весны. Его губы растянулись в блажённой улыбке, и он быстрее припустил бежать по каменной тропинке Сада. Позади него раздался голос:       – Помедленнее, Мустафа. Я не успеваю, – ласково попросила Махидевран Султан, шедшая вслед за сыном.       Мустафа обернулся и нехотя замедлил темп, хотя его сердце пело и резвилось от необъяснимого счастья, и ему хотелось также петь и резвиться. Просто так, без повода. Разве детям нужен повод, чтобы быть счастливыми? Им достаточно чувствовать рядом присутствие матери, тонуть в её ласке и любви. Это ли не настоящее счастье для шестилетнего ребёнка?       – Хорошо, – буркнул Мустафа и на миг остановился, поджидая мать. Когда она поровнялась с ним и одарила его нежной улыбкой, он взял её за руку своими маленькими пальчиками и потянул за собой.       – Пошли! – тоненько пропищал шехзаде, чем вызвал безобидный материнский смех. – Я ещё хочу успеть погулять с тобой до занятий!       Махидевран нагнулась и мягко потрепала сына по голове. Мустафе это не очень нравилось, но он стерпел на этот раз. Уж слишком хорошее у него было настроение.       – Идём, идём, – проворковала она, охотно поддаваясь сыну. – Только не беги больше так.       Мустафа энергично закивал и пошёл маленькими шажками, крепко держа маму за руку. Он смотрел то наверх, то в землю, то по сторонам, а иногда бросал любопытный взгляд на озарённое светом лицо матери, как бы желая получше его запомнить. Ему была знакома каждая морщинка, каждая родинка, каждая извилина этого прекрасного лица. И всё равно, каждый раз взглянув на мать, он подмечал для себя что-то новое и тут же запоминал, словно боялся потерять её среди других лиц.       Махидевран с улыбкой косилась на сына и отвечала ему на все интересующие вопросы, какие только могли созреть в голове маленького мальчика.       «Почему цветы пахнут?»       «Почему солнце садится?»       «Почему весна не может длиться вечно?»       Махидевран ласково смеялась и с удовольствием утоляла жажду знаний шехзаде, не скупясь на объяснения.       Мустафа тоже смеялся, но не так, как мать, а звонко, искренне и заливисто, тем самым выражая свою радость и наслаждение прогулкой. Он бы мог весь день так гулять с матерью, не уставая находить новые вопросы, которые всплывали в его голове мгновенно и тут же требовали ответа. Пожалуй, в голове ребёнка их слишком много...       И тут навстречу Махидевран и шехзаде вышел Сюмбюль ага и приблизился к ним, быстро перебирая ногами. Махидевран остановилась, дожидаясь, когда евнух подойдёт ближе. Мустафа тоже замер и с усмешкой наблюдал за торопливой походкой слуги, которую он находил весьма забавной.       – Госпожа, – протянул Сюмбюль ага, кланяясь, – шехзаде. Доброго вам утра!       Махидевран сдержанно кивнула и склонила голову к плечу.       – Тебе чего, Сюмбюль? – веско спросила она.       Сюмбюль слегка наклонился вперёд, выражая своё почтение.       – Валиде желает Вас немедленно видеть у себя, – отрывисто объяснил ага. – Она в саду.       Махидевран кивнула и повернулась к Мустафе, из глаз которого исчезла улыбка. Он почувствовал укол разочарования и несправедливости.       – Мустафа, – немного строго обратилась мать к сыну, – иди с Сюмбюлем агой, он проводит тебя во Дворец, а потом отведёт на занятия. У меня дела.       Мустафа обиженно надул губы и возмущённо нахмурился.       – Почему ты идёшь по делам, а не остаёшься со мной? – жалобно вопросил шехзаде. На детском личике появилось выражение испуга и непонимания.       Махидевран грустно улыбнулась и присела перед сыном, взяв его за руку. Она заглянула ему в глаза.       – Я очень хочу остаться с тобой, – ласково прошептала Махидевран, с нежностью смотря на шехзаде, – но мне нужно идти, и тут ничего не поделаешь. Это может быть очень важно. Но помни, что скоро я вернусь во Дворец, и мы снова увидимся.       Мустафа посмотрел на мать и немного успокоился. Её приятный голос умиротворил его и рассеял непонятно откуда взявшуюся тоску.       – Давай обменяемся, – внезапно предложила Махидевран, улыбаясь. – Возьми моё кольцо, а я возьму твой деревянный меч. Так мы будем чувствовать присутствие друг друга, даже если мы не вместе.       С этими словами она стянула медное кольцо с указательного пальца и отдала его в ладони Мустафы. Холодная текстура украшения врезалась в детскую ручонку и мгновенно пропиталась его теплом. Шехзаде улыбнулся и протянул маме свой игрушечный меч, который держал за поясом. Махидевран аккуратно приняла деревянное оружие и поцеловала сына в лоб. Потом встала и подвела его к Сюмбюлю.       – Иди, сынок, – произнесла она, отпуская Мустафу. – До встречи.       Мустафа кивнул и крепко сжал материнское кольцо в своей ладони.       – До встречи, мама, – как можно веселее крикнул он, хотя в груди уже затеплилась горечь, пусть и недолгой, разлуки.       Махидевран последний раз взглянула на шехзаде и развернулась, направляясь в сад, где сейчас отдыхала Валиде. Мустафа смотрел ей вслед, пока густая яркая листва не скрыла её спину в тени. Он посмотрел на кольцо в своей руке, мысленно повторяя последние слова матери:       «Так мы будем чувствовать присутствие друг друга, даже если мы не вместе.»... ***       Мустафа открыл глаза, смаргивая слёзы. В прошлом эти воспоминания заставляли его улыбаться, но сейчас причиняли невыносимую боль. Он глянул вниз, на свои пальцы. Это кольцо всё ещё на нём.       Шехзаде закрыл глаза. На миг ему показалось, что он видит перед собой образ Махидевран, которая нежно смеётся и берёт его за руку. В тот же миг ему на плечо опустилась чья-то рука. Такая мягкая и ласковая. Мустафа взял её в свою и прижал к щеке.       – Матушка, – горько прошептал он, зажмурившись.       – Эмм... Нет, Мустафа. Это я, – так же шёпотом отозвался голос над его головой. Это был голос не его матери, но шехзаде тут же его узнал.       Мустафа опустил руку и обернулся. За его спиной стояла Хюррем Султан в чёрном плаще с капюшоном, который сейчас был откинут назад, открывая ветру пышные рыжие волосы госпожи.       Мустафа разочарованно понурился и нехотя встал, стараясь ничем не выдать своего недовольства. Он повернулся к Хасеки, сложив руки за спиной и кивнул в знак приветствия.       – Госпожа, – глухо обронил он. – Простите, я подумал...       – Знаю, – негромко прервала его Хюррем, с горечью глядя ему в глаза. – Ты принял меня за свою мать.       Мустафа отвернулся, сдерживая подступающие слёзы. Неужели ему теперь везде будет мерещится умершая мама?       – Я тебя не виню, – продолжала Хюррем, неправильно истолковав его молчание. – Меня тоже везде преследовала покойная матушка, когда я только попала во Дворец. Это потом пройдёт. Я смирилась, и ты смиришься.       Мустафа покачал головой, не смотря на госпожу.       – Я потерял мать, – надтреснутым голосом ответил он. – Разве можно с этим смириться? Моё сердце разрывается от боли.       – Я понимаю твою боль, Мустафа, – осторожно высказалась Хюррем с нескрываемым сожалением, что не мало удивило шехзаде. – Но всё уже случилось, а жизнь продолжается дальше. Тот, кто стоит за этим покушением, обязательно будет наказан. Мы лишь можем надеется, что душа Махидевран Султан обрела покой в Раю.       – Аминь, – закончил Мустафа, вложив в это слово всю надежду, которую имел.       Какое-то время они почтительно молчали, скорбно опустив головы. Шехзаде опомнился первым и снова повернулся к Хасеки.       – Зачем Вы пришли? – прямо спросил он. Ему показалось, будто в глазах Хюррем промелькнула улыбка.       – Помолиться, – ответила она без тени насмешки.       Мустафа кивнул и отступил на шаг, пропуская госпожу к могиле. Хюррем встала на колени и мысленно произнесла молитву, подняв руки. Шехзаде молча наблюдал за ней. Наконец она закончила, умыла лицо, но не спешила подниматься.       Когда Хюррем встала, Мустафа уже уходил. Его нагнал голос Хасеки.       – Мустафа, – мягко окликнула она.       Шехзаде обернулся на госпожу. Она неспешно подошла к нему и слегка улыбнулась. В её глазах Мустафа прочёл примирение.       – Мы с Махидевран Султан никогда не ладили, – немного замявшись вымолвила Хюррем, пряча глаза. – Столько всего случилось за последнее время, и я честно не вижу смысла продолжать нашу ненужную вражду. Я пойму, если ты не примешь мои извинения, но просто знай, что... Если захочешь поговорить, я рядом.       Мустафа хотел было холодно осадить госпожу, но с удивлением почувствовал, что в его груди не закипает злоба, как это было всегда, стоило им заговорить друг с другом. Напротив, он поверил в искреннее раскаяние Хасеки. Она, как человек, потерявший мать, должна его понять. Ему действительно хотелось в это верить.       Мустафа шагнул навстречу Хюррем и признательно кивнул. Хасеки, кажется, не ожидала такой реакции, потому что залилась бледной краской и снова отвела взгляд. Шехзаде впервые после смерти матери улыбнулся. Он потянулся к руке госпожи и со всей горячей благодарностью и уважением прижал её к губам.       «Удивительно, как её рука похожа на руку мамы, – с тоской подумал Мустафа, зажмуриваясь. – Точно такая же... Нежная и тёплая...»       – Спасибо Вам, госпожа, – поблагодарил он, поднимая глаза на Хасеки.       Мустафа отпустил руку Хюррем и поклонился. Хасеки сделала тоже самое в ответ, явно прибывая в приятном недоумении. Шехзаде одарил госпожу ласковым взглядом и развернулся, чтобы уйти. В его груди вспыхнуло до сих пор неизвестное чувство. Он готов был поклясться, что никогда не чувствовал ничего подобного раньше. Что же это?       И Мустафа ушёл, задумчиво глядя в землю. Руку, на указательным пальце которой красовалось кольцо матери, он сжал в кулак.