Ночные шорохи

      Лучи рассветного солнца защекотали лицо юной госпожи, заставив её недовольно заворчать и перевернуться на другой бок. Михримах сонно протёрла глаза и нехотя приподнялась, гадая, сколько сейчас времени. Судя по тому, что матушка до сих пор не пришла её будить, немного.       Только она успела об этом подумать, как двери в покои распахнулись, и на пороге возникла Хюррем Султан в сопровождении своего верного слуги, Сюмбюля. Михримах резко встала и растерянно посмотрела на мать.       – Матушка? – пробормотала она, вылезая из-под тёплого одеяла. – Что случилось?       Хюррем встала посреди покоев и прошлась по дочери придирчивым взглядом, от которого той сделалось не по себе.       – Ты ещё в постели? – изумилась она, хотя её голос прозвучал больше строго, чем удивлённо.       Михримах тут же подскочила и велела служанкам приготовить ей платье. Она поклонилась матери и подняла на неё виноватый взгляд.       – Простите, мама, – извинилась она, – Ночь выдалась бессонной, я хотела ещё отдохнуть.       Это была почти правда. На самом деле Михримах и не думала о сне этой ночью. Все её мысли были заняты прошлой встречей с Малкочоглу, которая никак не оставляла в покое трепетное сердце молодой госпожи. Ей всё казалось, что тогда между ней и Бали-беем пробежала искра. Иначе как ещё объяснить то, что он пытался загородить её собой от Рустема? Обычным проявлением заботы это трудно назвать. Михримах была уверена, что Хранитель покоев не безответен к её чувствам, просто умело скрывает их, чтобы не наводить подозрения. Она была полна решимости выяснить, так ли это, и рискнула написать Бали-бею письмо. Правда, ни один из тех вариантов, что ей удалось нацарапать при бледном свете луны, её не устроил, но Михримах горела желанием пробовать снова и снова, пока не получится излить всю свою душу на бумагу. Госпожа только устроилась в постели, когда небо уже светлело в предрассветных сумерках. Ей удалось сомкнуть глаза примерно на полчаса, и теперь её клонило в сон. Вот только как объяснить это матери? Всем известно, что Хюррем Султан не была сторонницей возлюбленного патрона своей дочери, а соответственно говорить с ней о любовном письме всё равно, что умолять отца отпустить Михримах в поход!       – Позже отдохнёшь, – строго, но без гнева отрезала Хюррем. – Я пришла сюда, чтобы попросить тебя погулять с Джихангиром в Саду. У меня много дел в Гареме, сама понимаешь.       Михримах подавила зевок и кивнул. Ей не помешало бы развеяться на свежем воздухе, а заодно побыть с братом.       – Как скажите, матушка, – согласилась она. – Я сейчас же приведу себя в порядок и приду за Джихангиром.       Хюррем улыбнулась и прикрыла глаза.       – Чудно, – гораздо мягче одобрила Хасеки и направилась к выходу.       – Мама, стойте! – Михримах снова подошла к госпоже. Она вдруг кое-что вспомнила. – Разве Вы не дадите мне воина в сопровождение?       В глазах Хюррем появилось странное выражение, какое обычно у неё возникает, когда она узнаёт то, что должна была узнать уже давно. У Михримах внутри всё сжалось. Неужели из-за той драки между Рустемом и Бали-беем она теперь не позволит ей гулять в Саду под его охраной?       Молчание матери продолжалось томительные несколько секунд. За это время Михримах успела продумать речь, которой станет оправдываться, но вместо обвинений Хюррем лишь взмахнула рукой.       – Стражи будут идти за вами, – к величайшему разочарованию Михримах распорядилась Хасеки. – Давай, одевайся. Джихангир уже ждёт тебя.       Михримах ушла в другую комнату, пряча глаза, полные печали. Ей сразу же расхотелось идти в Сад. Но с чего бы вдруг? Ведь она желала подышать воздухом, поиграть с братом, или это не единственные причины, которые гнали её за стены Дворца?       Ну конечно, Михримах надеялась встретиться с Малкочоглу. Всю дорогу до покоев матушки она настойчиво твердила себе обратное, но разве сердце обманешь? Она жаждила увидеть Бали-бея, поговорить с ним хотя бы чуть-чуть, просто, в конце концов, услышать его голос. Но воля матери неоспарима.       Михримах тяжело вздохнула и на миг остановилась, мысленно подбирая новые речевые обороты для любовного письма. Наконец, нашлось несколько вариантов, которые пришлись ей более-менее по душе. Только после этого она встряхнулась и снова направилась в покои. ***       Бали-бей полной грудью вдохнул морозный осенний воздух и даже зажмурился от удовольствия, ощутив на затылке лёгкое дыхание ветра. Он бесцельно бродил по Саду, любуясь яркими красками осени. Ничто не нарушало его покой и уединение, кроме разве что одного. Стоило Хранителю покоев прикрыть глаза, щурясь от солнца, как в голове сразу всплывала фигура Михримах Султан. Бали-бей тут же отгонял этот образ, не давая себе времени углубиться в размышления. Почему он постоянно о ней думает?       Словно в ответ на его мысли впереди показался знакомый силуэт. Бали-бей приосанился, мгновенно узнав Михримах Султан и шехзаде Джихангира, который шёл с сестрой за руку. На лице Хранителя покоев невольно появилась улыбка умиления при одном взгляде на маленького сына падишаха, с детства страдающего неизлечимой болезнью. Он и сам не знал почему, но его сильно притягивало к этому малышу, не по годам умному и славному. И как всегда его пронзала жалость, когда он видел сгорбленную спинку юного шехзаде. Так хотелось ему помочь или хотя бы утешить!       Михримах, кажется, тоже заметила Бали-бея, потому что ускорила шаг и вскоре остановилась прямо перед ним. Джихангир поспевал за ней. Хранитель покоев сложил руки и поклонился.       – Госпожа. Шехзаде, – с приветливой улыбкой поздаровался Бали-бей, глядя сначала на Михримах, а затем на её брата.       Михримах улыбнулась в ответ и с нескрываемой любовью посмотрела на Бали-бея, что немало его смутило.       – Малкочоглу, – выдохнула она, словно в неверии. – Я уж и не надеялась встретить Вас снова. Что Вы здесь делаете?       – Гуляю так же, как и Вы, госпожа, – ответил Хранитель покоев и посмотрел на Джихангира. – Как Ваше здоровье, шехзаде?       Михримах хотела было сказать за брата, но Джихангир дёрнул сестру за руку и вышел вперёд, смело глядя на Бали-бея.       – Мне уже лучше, Малкочоглу, спасибо, – писклявым голоском отозвался шехзаде. Бали-бей не смог сдержать улыбку, когда малыш с явным усилием выговорил его имя.       Хранитель покоев подошёл ближе и присел перед Джихангиром, осторожно придерживая его за плечи. Он ласково улыбнулся и с нежностью заглянул ему в глаза.       – Тогда может подерёмся на саблях? – негромко предложил Бали-бей.       – На настоящих? – тут же спросил шехзаде, с восторгом глядя на него. Хранитель покоев добродушно рассмеялся. Так жаль будет огорчать этого маленького воина!       – Вы пока ещё не готовы к таким сложностям, – уклончиво ответил Бали-бей, не переставая улыбаться. – Но когда Вы немного подрастёте, мы обязательно сразимся на настоящих.       Если Джихангир и обиделся, то только на секунду. Его глаза загорелись азартом битвы и детской радостью, что сразу же отличило его от остальных шехзаде, которые видели в этой игре лишь смертельные сражения. Для него же это было просто развлечение, способ развеселиться. Этим Джихангир особенно удивлял Бали-бея и заставлял того ещё больше дивиться его доброте.       Стражники подали деревянные сабли. Бали-бей, под пристальным взглядом Михримах, встал против Джихангира и поднял саблю на уровень его глаз. Шехзаде взял боевую позицию и первым замахнулся на Хранителя покоев. Их сабли со стуком ударились друг о друга, потом ещё раз и ещё. Бали-бей делал выпады чрезвычайно осторожно, чтобы не навредить Джихангиру, и сражался, совсем не прикладывая сил. Даже страшно подумать, что сделает с ним повелитель, если Бали-бей, не дай Аллах, ударит шехзаде или случайно поранит его! Однако Джихангир дрался уверенно и достаточно ловко для своего положения, и всё же Бали-бей ему поддавался. Один раз это даже стоило ему царапины под глазом. Хранитель покоев зазевался и пропустил выпад своего маленького противника, так что Джихангиру удалось обезаружить его и оставить ссадину на щеке лезвием деревянной сабли. Бали-бей отклонился и негромко вздохнул от неприятной боли, чем вызвал испуганное охонье Михримах. Госпожа сорвалась с места и бросилась к нему.       – Малкочоглу! – закричала она и судорожно прижала ладонь к его щеке. – Ты в порядке?       – Всё... Хорошо, – смущённо ответил Бали-бей, почувствовав прикосновение тонких пальцев Михримах.       Госпожа будто опомнилась и отдёрнула руку. Чтобы как-то сгладить неловкость, она обернулась к потупившемуся Джихангиру и сурово посмотрела на него.       – Надо быть осторожнее, брат, – отчитала его госпожа. – Немедленно извинись перед Хранителем покоев!       Бали-бей остановил Михримах взмахом руки и улыбнулся.       – Не нужно, госпожа, – примирительно произнёс он. – Я вовсе не сержусь. Я восхищён.       Глазки Джихангира просияли при этих словах. Он расправил плечи, насколько позволял ему горб, и гордо поднял голову. Бали-бей действительно был поражён. Иной раз он убедился, что шехзаде мог бы стать отличным воином, если бы не его недуг.       – Вы ловки и проворны, шехзаде, – похвалил мальчика Хранитель покоев. – В смелости Вам тоже не занимать.       Джихангир благодарно склонил голову.       – Спасибо, Бали-бей! – радостно воскликнул он.       Бали-бей поклонился, чувствуя, как по его телу разливается тепло. Ему так хотелось остаться с шехзаде и подраться с ним ещё, но долг требовал немедленно вернуться во Дворец и приступить к обязанностям. Он согнулся в поясном поклонения в знак прощания.       – Всего доброго, – пожелала ему вслед Михримах, с тоской глядя на него. Джихангир помахал рукой и лучезарно улыбнулся.       Бали-бей ответил ему мягкой улыбкой и откланялся. Спиной он чувствовал печальный взгляд Михримах Султан и с трудом заставил себя не оборачиваться. ***       Михримах задумчиво уставилась в окно, за которым уже стояла непроглядная ночь. Лишь одинокая свеча освещала её покои, отбрасывая длинные кривые тени неподвижных предметов. Дочери падишаха снова не спалось. Снова её преследовал Малкочоглу. Сердце колотилось, словно от волнения, какой уж тут сон. Она склонилась над листом пергамента и настрочила несколько строк своим пером. Она вновь пыталась написать письмо.       Михримах была уже готова к отходу ко сну. Вечером она сходила в баню, расчессалась. Её завитые каштановые волосы незамысловато ложились на плечи, покрытые белой ночной сорочкой. Вот только сна у неё не было ни в одном глазу. Всё тело трепетало, будто бы требовало того, чтобы она немедленно написала это письмо и успокоилась. Михримах знала, что не будет покоя её влюблённому сердцу, пока она не напишет слова любви и не получит от Бали-бея ответ.       «Я обязательно его получу, – думала госпожа, выводя букву за буквой на шершавой поверхности пергамента. – Главное, чтобы нас не поймали.»        Михримах просидела несколько часов за своим занятием. Было далеко за полночь, когда она отложила перо в сторону и пробежалась взглядом по готовому письму. Она начала читать:       «Не было ни дня, чтобы я не вспоминала о тебе, любовь моя. Когда тебя нет рядом, я не чувствую дыхание ветра, не слышу журчание ручья, не вижу ясного неба над своей головой. Весь мир будто погрузился во тьму, и только ты один являешься светом. Моё сердце рвётся на волю навстречу тебе, но твой взгляд остаётся холодным и обезоответным. Это больно ранит меня, словно дюжина вражеских кинжалов. Моя душа возносится на небо каждый раз, когда ты уходишь, не подарив мне слов любви. Она блуждает где-то далеко в поисках спасения от одиночества, а моё тело остаётся здесь, но оно уже не дышит. Я умираю каждый день от тоски и вновь воскрешаюсь, стоит мне посмотреть в твои глаза. Но только твоя любовь может вернуть меня к жизни навсегда. Ты забрал моё сердце, мысли и душу. Давай же воссоединимся, чтобы никогда больше не разлучаться.»       Михримах прижала готовое письмо к своей груди, словно хотела оставить на нём частицу своего тепла. Она в упоении закрыла глаза. Она специально не стала подписывать это письмо, потому что знала, что Бали-бей без труда поймёт, от кого оно адресовано.       «Какой я получу ответ? – гадала госпожа, – Какие чувства питает ко мне Малкочоглу?»