Ночные шорохи

      Дождь закончился так же внезапно, как и начался. Вымытый лес благоухал, несмотря на приближающуюся осень. Некоторые листья сорвались со своих мест под натиском ливня, но большинство из них всё ещё продливало свою жизнь до прихода настоящих холодов. Солнце милосердно пригревало сырую землю, и Нигяр даже зажмурилась от удовольствия, подставив дневным лучам свою мокрую спину. Ветер, гуляющий в кронах и между ветвей деревьев, неприятно морозил тело, всё ещё измождённое и уставшее после тяжёлого дня, так что солнечный свет казался единственным спасением.       Нигяр опустила голову, сдерживая зевок. Она уснула незадолго до рассвета и теперь клевала носом от усталости. Все кости ломило, как после хорошей конной пробежки, голова раскалывалась, а в висках что-то настойчиво пульсировало, будто вот-вот разорвётся. Они шли уже полдня, тщетно пытаясь отыскать следы преступников. Ибрагим оказался прав: все запахи, по которым Пьер мог бы ориентироваться, безвозвратно смыло дождём, и теперь они блуждали по лесу наугад в ожидании, когда же верный пёс найдёт хоть какую-нибудь зацепку.       Ночь выдалась неспокойной и отчасти бессонной. Нигяр долго ворочалась на грязной траве, устраиваясь поудобнее, но потом не могла сомкнуть глаз, думая о Рустеме. Ей тяжело было принять, что его больше нет. Как только на горизонте задребезжали самые первые рассветные лучи, она лишь на секунду прикрыла веки и тут же провалилась в дремоту. Ибрагим разбудил её почти сразу, поэтому она, без сил, уставшая и разбитая, заставила себя оседлать коня и отправиться вместе со всеми в путь.       Посидев ещё немного над могилой Рустема, поредевший отряд двинулся дальше, в чащу, сквозь которую уже проглядывал ласковый солнечный свет. Пьер, оглашая лес заливистым лаем, бросился вперёд, уткнув нос в землю, Ибрагим степенно зашагал следом, а Бали-бей и Нигяр замыкали процессию. Остальных собак пришлось оставить, так как часть из них была смертельно ранена, но большая – убита.       Чем дальше они уходили, тем больше Нигяр понимала, что всё изменилось. Отсутствие Рустема ощущалось остро и болезненно. Уже не было слышно весёлого смеха, способного снять всеобщую настороженность и кого угодно заставить улыбнуться, громких разговоров обо всём на свете, смешных шуток и интересных историй, которые так любил травить Рустем во время путешествия. Теперь в воздухе повисла угнетающая тишина. Нигяр чувствовала, как потрескивает между ними напряжение, как нарастает недоверие и затравленность. Столь сильное потрясение сказалось на всех, даже на Ибрагиме, который неизменно шёл впереди с гордо расправленными плечами и уверенным взглядом. Нигяр снова почувствовала боль. Но теперь это было нечто такое, что заставляло её сердце разрываться на части. Одна часть тянулась к Ибрагиму, а другая рвалась из груди навстречу храброму воину, идущему рядом с ней. Так не должно быть! Они не должны так себя вести, особенно после того, как потеряли одного своего товарища!       «Мы должны держаться вместе, – с незнакомой прежде уверенностью подумала Нигяр, и её сведённые плечи сами собой раскрылись, а взгляд прояснился. – Рустем бы не хотел, чтобы мы отгородились друг от друга. Мы же команда! Необходимо положить этому конец!»       Окрылённая внезапной решимостью, Нигяр собрала в себе остатки силы и бесшумно поровнялась с Бали-беем. Начать необходимо с него: уж слишком близко к сердцу он воспринял смерть своего друга.       Нигяр поборола стеснение и повернулась к воину, пытаясь заглянуть ему в глаза. Всё тело сковало необъяснимое волнение, а дыхание почему-то прервалось и стало набирать скорость. Что это с ней? Всего-то нужно заговорить с ним!       Бали-бей будто и не замечал Нигяр. Его взгляд, неизменно подёрнутый пеленой боли и печали, был устремлён в землю и не выражал ровно никаких эмоций. Мрачная решимость, застывшая на его лице, повергла Нигяр в недоумение, отчего ещё больше захотелось отвлечь его от каких-то невесёлых мыслей. Но как это сделать, если при виде него у Нигяр отнимался язык, а голос оставался глухим на пороге её тихого вздоха?       – Вы уже бывали здесь раньше? – против воли вырвалось у неё. Она поспешно сцепила зубы, проклиная всех богов на свете, ей вдруг стало по-настоящему страшно. Что она натворила?       Бали-бей вздрогнул, словно возвращаясь в реальность, и механически обернулся на калфу, каким-то чудом оказавшуюся так близко к нему. Нигяр почувствовала, как внутри неё всё замирает и трепетно колотится, на какой-то миг она даже перестала дышать. Его глаза... Тёмные, бездонные и такие загадочные. В них впервые после смерти Рустема зародилась искорка любопытства. Нигяр показалось, что если она сейчас не отвернётся, то безнадёжно утонет в этих неповторимых глазах, и никто отныне не сможет спасти её от греха. Но как тут можно устоять!       – Нет, – сдержанно ответил Бали-бей, моргнув. В его голосе ясно прозвучала настороженность, однако Нигяр не уловила в нём прежнего равнодушия. – Я здесь впервые. А Вы?       Вопросы задаёт. Значит, уже начинает оправляться?       В груди Нигяр что-то победно возликовало и, как всегда, смущённо сжалось, стоило Бали-бею обратиться к ней на «вы». Почему он так вежлив с ней? Она обычная калфа и уж точно не заслуживает столь уважительного отношения к себе.       – И я не была, – выдохнула Нигяр почему-то севшим голосом. – Да у меня и возможностей было меньше. Я почти не выходила за пределы Дворца, а в лес – и подавно!       Бали-бей издал нечто, похожее на смешок, но его взгляд оставался непроницаемым. Почему он такой сдержанный?       – Оно и к лучшему, – мрачно заметил Бали-бей и почему-то понизил голос. – Знаете, сколько опасностей таится в этом лесу? Лучше Вам не знать.       Надо ему подыграть. Отвлечь надо!       – А я хочу знать! – заупрямилась Нигяр, при этом стараясь сохранить серьёзное лицо, хотя при виде оживаюшего на глазах Бали-бея сделать это было очень трудно. – Расскажите мне!       Вот она! Почти невесомая, почти ласковая улыбка, тронувшая уголок его губ. А эти живые блики в глазах, так глубоко западающие ей в сердце! Неужели она смогла?       – Ладно, расскажу, – сдался Бали-бей и наклонился к ней так близко, что она ощутила его горячее дыхание на своей шее. По её телу пробежали мурашки наслаждения. – Начну, пожалуй, с диких волков, обитающих не так далеко отсюда...       Сердце Нигяр отбивало трепетную дробь. Она бы отдала всё на свете, чтобы только идти вот так по лесу вместе с Бали-беем, слушать его низкий вкрадчивый голос, смотреть ему в глаза, отыскивая в них всё новые и новые признаки жизни, чувствовать его рядом. От его дыхание кровь разгорячённо бежала по венам, разгоняя по телу тепло, давящая головная боль исчезла, и от вчерашней печали почти не осталось следа. Рустем был бы счастлив видеть её старания. Она ещё всем докажет, что его смерть не была напрасна!       Чаща уже наполнилась щебетанием поздних птиц, солнце светило всё ярче и ярче, когда голоса двоих внезапно перестали теряться среди лесного шума и стали, наконец, различимы. Они наполнились новой жизнью. Они ожили вновь.       Нигяр не обращала внимание ни на усталость, ни на недовольные косые взгляды, которые метал в их сторону Ибрагим, она посвятила всю себя чему-то гораздо более важному. Идти рядом с Бали-беем, вселяя в него новую надежду, для неё было действительно важно. ***       Ближе к закату договорились сделать привал. Кони порядком вымотались, да и Пьер уже не так сильно радовался возможности побегать по лесу. Солнце клонилось к горизонту, окрашивая небо в алый цвет, блестевший в перистых облаках всеми оттенками красного, жёлтого и голубого. Птичьи трели постепенно затихали, погружая чащу в некий транс, словно подготавливая её ко сну. Совсем скоро покажется луна, и тогда вся земля будет утопать в её призрачном свете...       Бали-бей открыл глаза, сообразив, что снова замечтался. После того, как почти всю дорогу он напрягал голос, рассказывая Нигяр страшные истории, у него на душе сделалось как-то легко и спокойно. Грустить больше не хотелось. Хотелось жить дальше, хотелось отпустить, простить, но не в коем случае не забывать. Хранить в памяти, но в светлой памяти. Пустота, образовавшиеся в его сердце с уходом Рустема, внезапно начала заполняться каким-то новым чувством. Чувством близости. Он не был одинок.       Но почему-то это казалось ему неправильным. Как он, Бали-бей, может променять память о своём друге на Нигяр? Как он может отвлечься, забыть или перестать скорбить об его утрате? Разве он не обязан теперь носить траур всю оставшуюся жизнь?       Из раздумий его вывел звонкий голос Нигяр, погнавшейся на своём коне за очередной низко пролетающей птицей. Бали-бей не смог сдержать лёгкую улыбку, при виде её беспорядочных, но таких изящных взмахов руками, в попытке поймать пернатую беспризорницу. Сейчас она, словно ребёнок, резвилась по поляне, и это невольно согрело душу храброму воину.       Ибрагим резко отдёрнул калфу и недовольно подозвал их к себе. Он уже спешился и с деловым видом стоял на краю рощи, держа рядом с собой Пьера. Бали-бей подавил вздох, ибо идти в новый патруль ему не хотелось, и, спрыгнув на землю, приблизился к паше, не забыв приветственно склонить голову. Ибрагим метнул на него строгий взгляд, в котором воин ясно прочёл осадок от их недавнего разногласия. Бали-бей с вызовом ответил на этот взгляд: ему не было совестно за проявленное непослушание. Рустема следовало похоронить, и всё тут!       Нигяр пристроилась рядом с Бали-беем, и тот обратил внимание на то, что она не стала кланиться Ибрагиму, как это сделал он. Значит, связь между ними уже настолько окрепла, что они забывают про свои статусы? Или Нигяр просто устала и забыла о приличиях, а Ибрагим сделал вид, что не заметил?       Вместе они обратили на визиря выжидающий взгляд, готовые слушать приказ.       – Необходимо обследовать территорию этой рощи, – решил Ибрагим, по очереди смотря в глаза своим товарищам. – Я пойду один, с Пьером, а вы оставайтесь здесь и отдыхайте. Последние дни были тяжёлыми для всех нас.       Бали-бей кивнул, соглашаясь, а Нигяр с тревогой посмотрела на друга.       «Сейчас начнёт умолять его остаться», – усмехнулся про себя Бали-бей, но калфа всего лишь подошла ближе и прошептала:       – Будь осторожен.       Ибрагим ласково улыбнулся и притянул её к себе за талию, при этом сверля взглядом Бали-бея. Его хищные глаза так и кричали: «Смотри, она моя, видишь?».       «Да на здоровье», – мысленно ответил Бали-бей и отвернулся.       Они задержались в нежном поцелуе, на что Бали-бей предпочёл не смотреть, и отстранились, будто ничего не было. Воин даже не успел почувствовать привычное раздражение, как паша оседлал коня и в компании Пьера устремился в чащу. Вскоре его силуэт затерялся среди густых деревьев, пропавших из виду.       Повисло неловкое молчание. Бали-бей и Нигяр секунду смотрели друг на друга, не зная, что сказать. И нужно ли вообще что-то говорить? Калфа заметно занервничала, стоило им остаться совсем одним, и Бали-бей даже поразился чувствительности её души.       «Неужели она так сильно переживает за Ибрагима? – недоумевал он. – А может, просто боится быть со мной наедине?»       Последние лучи солнца догорали на верхушках деревьев, но товарищи уже разошлись. Бали-бей с тоской смотрел вслед Нигяр, уходящей в рощу, чтобы, по её словам, отработать боевые приёмы. Было ещё достаточно светло, когда Бали-бей решил, что устал от одиночества. В голову без спроса лезли всякие мрачные мысли, тишина, в которой было слышно лишь стук собственного сердца, давила со всех сторон, медленно сводя с ума. Он так скучал по Рустему! Так не хватало его сейчас. Именно сейчас, в пору страха и тревоги. А ещё он соскучился по Нигяр, поэтому скоро он покинул поляну и отправился разыскивать свою надежду.       Это оказалось несложно. Ещё издали Бали-бей услышал недовольный возглас, почти сразу прервавшийся птичим криком. Птиц, значит, гоняет. Вот ему и боевые приёмы!       Раздвинув низкие ветви осины, Бали-бей выглянул из тени. Перед ним выросла осиновая роща, а где-то там Нигяр набрасывалась из кустов на очередную сойку, выбравшую не совсем удачное место для приземления. Калфа дожидалась, пока зазевавшаяся птица опустится на землю, чтобы отдохнуть, и бросалась на неё с вытянутыми руками, словно хищная кошка, намереваясь схватить. Бали-бей надеялся, что больше в её планы ничего не входило.       Сойке удалось спастись от разъярённой Нигяр, чем она невольно вызвала новый приступ раздражения у юной охотницы. Бали-бей едва сдержал смех, настолько забавной показалась ему эта странная игра. Он бесшумно, как настоящий охотник, подкрался к Нигяр сбоку и пристроился в кустах, продолжая наблюдать. Первый воробей, второй, третий, и вот он уже сам не выдержал и выпрыгнул из укрытия, вспугнув очередную добычу. Правда, он не учёл одного обстоятельства: Нигяр тоже прыгнула и со всего разбегу врезалась прямо ему в плечо, повалив на землю.       Вдвоём они покатились по мокрой траве и упали в небольшую ямку, растянувшись на земле. Из груди Бали-бея рвался безудержный смех. Он давно так не смеялся – дыхания отчаянно не хватало, к голове приливала кровь, а диафрагму разрывало от радостной боли. Нигяр лежала рядом с ним, красная от стыда, и никак не могла взять в толк, почему он смеётся. От этого Бали-бею стало ещё веселее, но он, в конце концов, взял себя в руки и приподнялся вслед за калфой.       Нигяр села и смущённо убрала за ухо прядь волос, выбившуюся из её причёски во время падения, и виновато покосилась на Бали-бея.       – П-простите, – пролетепатала она, став внезапно похожей на провинившевося ребёнка, – я... не хотела...       Бали-бей выпрямился и встал на ноги, не давая ей времени заметить его нежную улыбку, а затем галантно протянул ей руку.       – Это я должен приносить извинения, дорогая, – пророкотал он, слегка улыбаясь. – Простите, что напугал. У меня и в мыслях не было доставить Вам неудобства.       Нигяр растерянно перевела взгляд с руки на его лицо и обратно. Покраснев ещё больше, она поспешно отвела свои красивые оленьи глаза в сторону.       – Возьмите мою руку, – тихо попросил Бали-бей, жаждая поймать её ускользающий взор.       Нигяр вздрогнула, будто от ветра, но не пошевелилась. Её грудь неровно вздымалась и опадала, выдавая учащённое дыхание, а плечи мелко дёргались от сковывающего напряжения. Она боится?       – Ну же, – настойчиво повторил Бали-бей. – Я Вам помогу.       Нигяр ещё мгновение колебалась, но потом всё же робко вложила свою маленькую ладонь в его пальцы. Нежная хрупкая ручка Нигяр была холодной и мягкой, и Бали-бей поймал себя на мысли, что безумно хотел бы прикоснуться к этой руке своими губами.       Он помог ей встать, а она сразу же принялась отряхивать платье, пробормотав перед этим слова благодарности. Они выбрались из ложбинки и устроились под ветвями осины, переводя дух.       – Вы не ушиблись? – первым осведомился Бали-бей, озабоченно наблюдая за тем, как Нигяр подыскивает удобную позу для отдыха.       – Нет, что Вы, – отмахнулась она, по-прежнему избегая его взгляда. – Надеюсь, Вы тоже в порядке.       – Не сомневайтесь.       Их глаза наконец встретились, и Бали-бей не без удивления заметил, что калфа смотрит на него с облегчением и даже нежностью. Впрочем, ему могло показаться.       – Вы следили за мной? – спросила Нигяр, и воин ясно расслышал в её голосе укоризну. – Зачем?       Бали-бей поднял на неё взгляд, демонстрируя открытость, и чуть склонил голову в извиняющемся жесте.       – Вы правы, мне не стоило этим заниматься, – признал он, – но я забеспокоился, куда Вы могли уйти. Паша бы мне не простил, если бы с Вами что-то случилось.       Бали-бей горько вздохнул, осознав, что сказал не всю правду. Но не мог же он в самом деле признаться ей в том, что хотел разделить с ней одиночество?       Нигяр медленно кивнула, но, видимо, не слишком поверила в его слова, хоть и не стала расспрашивать. Конечно, она всё понимает. В этом ей можно довериться.       – Простите за излишнее любопытство, но что Вы здесь делали?       Кажется, Бали-бей снова попал в цель. Бедная Нигяр снова зарделась от смущения, и воин ничуть не пожалел, что умолчал о том, что успел увидеть из своего укрытия. Не хотелось смущать её ещё больше.       – Я... Я хотела потренироваться, но не нашла себе здесь соперника. Вот, решила за птичками погоняться...       Она сказала правду!       Невероятное, из ниоткуда нахлынувшее счастье вскружило голову Бали-бею, так что он испугался, как бы эти сумасшедшие эмоции не отразились на его лице. Где-то внутри расцвёл жаркий цветок пламени и мгновенно согрел всё его тело, прогоняя остатки печали и одиночества. Неужели Нигяр настолько сильно ему доверяет, что готова поведать даже о самых неловких мелочах? Когда между ними возникло столь крепкое доверие? И доверяет ли он ей также самозабвенно и искренне, как она ему?       Следующие его мысли воплотились в слова под напором бурных чувств:       – Хотите, я составлю Вам компанию? Вместе потренируемся.       Удивлённый взгляд, затем искра радости и долгожданный кивок согласия. Бали-бею захотелось носиться вприпрыжку по лесу от счастья. Он даже не задался вопросом, почему вдруг эта простая просьба стала иметь для него такое большое значение. Он просто радовался тому, что Нигяр останется рядом с ним. Он желал этого больше всего на свете.       Ложбина, куда они не так давно упали в результате неловкого столкновения, оказалась отличным местом для тренировки. Бали-бей встал напротив Нигяр, вооружившись саблей, и во все глаза смотрела на стройную миниатюрную девушку, воинственно сжимавшую оружие и готовую принять бой. Как такое хрупкое нежное создание способно сражаться? Это же просто немыслимо!       Нигяр будто прочла его мысли, поскольку сделала решительный выпад в сторону воина. При этом на её лице засветилась хитрая улыбка, а глазки с напускной яростью прищурились. Совсем, как у Рустема...       Бали-бей ответил противнице беззлобной ухмылкой и атаковал, действуя как можно аккуратнее и не в полную силу. К его удивлению, Нигяр быстро среагировала, круто извернулась и отразила удар, успев ещё перейти в нападение. Бали-бей не успел опомниться, как на него посыпались меткие удары, которые он едва не пропустил мимо себя. Лес мгновенно наполнился весёлым звоном сабель и громким пыхтением, которое вскоре переросло в победные крики. Бали-бей осмелел и теперь вовсю мощь сражался с Нигяр, оказавшейся куда более серьёзным противником, чем он предполагал. Постепенно оттесняя её назад, воин неотрывно смотрел ей в глаза, а она отвечала ему тем же, лишь иногда опуская взгляд на оружие. В такие моменты он чувствовал себя по-настоящему счастливым и беззаботным. Он забыл о страхе, о горе и о том, с какой целью они пришли в лес. Он наслаждался жизнью.       И Нигяр тоже получала удовольствие от их тренировки. Юркая и проворная, она успевала защититься от нападок Бали-бея и при этом напасть на него самого. Но всё же нашёлся один приём, против которого Нигяр не смогла устоять – это был его любимый приём, с помощью которого он побеждал многих вражеских воинов. Бали-бей подобрался, рассчитал траекторию и в какой-то момент прыгнул на Нигяр, замахиваясь саблей. Она явно не ожидала такого поворота событий, потому что сразу растерялась и под натиском чужого оружия выронила свою саблю. Бали-бей повалил её на траву и приставил лезвие к шее. Нигяр пошевелилась и лучезарно улыбнулась.       – Вы прекрасно владеете саблей, бей, – похвалила она, когда воин помог ей подняться на ноги.       – Позвольте заметить, Вы тоже показали превосходные результаты, – вежливо отозвался Бали-бей и спрятал саблю. Он действительно был поражён.       Нигяр рассмеялась и благосклонно кивнула, принимая комплимент. Кажется, она немного расслабилась и даже перестала стесняться в присутствии Бали-бея. Это маленький шаг на пути к чему-то большему.       Сумерки медленно накатывали на лес, погружая всё в темноту. В таинственном свечении раннего месяца Бали-бей и Нигяр шагали вместе по тропинке, ведущей на поляну, и каждый думал о чём-то своём. Но, когда Нигяр сократила расстояние и мимолётно коснулась плечом его плеча, Бали-бей осознал, что их вместе ещё настанет и будет длится очень долго.