Ночные шорохи

      Грохот горячей крови в ушах оглушал Нигяр, перемежаясь с неприятной дробью обезумевшего сердца. Она едва расслышала крик Ибрагима, но, когда смысл сказанного дошёл до неё сквозь туман в сознании и пелену перед глазами, она смогла выдавить лишь тяжкий вздох, который никак не вязался с тем, что она испытала.       «Хатидже... – пульсировало где-то на подкорке её мозга. – Хатидже Султан. Мы так долго Вас искали, а оказывается...»       – Ты и есть убийца?! – словно подслушав её мысли, взревел Ибрагим, нависая над своей женой.       Нигяр опомнилась и бросилась к Ибрагиму, подавляя предобморочное состояние и боль в натруженных мышцах. Словно во сне она приблизилась к паше и вместе с Бали-беем удержала его на месте за руки, иначе он бы прямо сейчас растерзал госпожу на месте. Вцепившись в упругое тело Ибрагима, Нигяр держалась за него, чтобы не упасть, и не сразу осознала, что, должно быть, делает ему больно. Она во все глаза смотрела на Хатидже, так и не давшую ответ на прозвучавший вопрос. Госпожа была совсем на себя не похожа. В изорванной чёрной одежде, с неестественно вывернутой рукой в районе плеча и запачканным кровью и грязью лицом она больше напоминала жалкую воровку. Только в её глазах застыл всё тот же властный блеск, вселяющий опасения. Нигяр всмотрелась в неё и поняла, что госпожа сильно изменилась. Она вся исхудала и истощилась, на теле в том месте, где Ибрагим порвал её одежду, виднелись свежие шрамы, а взгляд, обращённый на всех троих, обжигал холодом и ненавистью. Она ничуть не боялась.       – Отвечай, дрянь! – презрительно сплюнул Ибрагим, вырываясь из крепкой хватки товарищей. Нигяр не удержалась и качнула головой, приложившись виском о его сильное плечо. Пришлось упереться ногами в мокрую землю, чтобы не потерять равновесие. – Кто тебя нанял? Сколько денег тебе заплатили, чтобы выкупить Кровь Династии?!       Тут Хатидже запрокинула голову, открывая вид на изящную шею, где всё ещё виднелись красные пятна от пальцев Ибрагима, и хрипло расхохоталась. От этого жуткого нечеловеческого смеха у Нигяр сжалось сердце, а страх скрутил в тугой узел её внутренности.       – Вы все прокляты самим Шайтаном! – зычно бросила она, свирепо сверкая тёмными глазами.       Нигяр переглянулась с Бали-беем, чувствуя озноб вдоль позвоночника. О чём она говорит? Что ещё за проклятье?       – Она безумна, – первым озвучил вслух Бали-бей вывод, к которому они трое пришли в то же мгновение.       Губы Хатидже разъехались в уродливой мерзкой улыбке, обнажая пожелтевшие зубы. Прядь спутанных волос упала ей на лицо, и она тут же с досадой её выдернула и отбросила в сторону, облизнув клыки. Нигяр почувствовала приступ тошноты, но сдержалась и лишь незаметно обратила взгляд на впалые скулы госпожи и тёмные круги под её некогда прекрасными глазами. Она словно состарилась на десяток лет.       Ибрагим внезапно сделал шаг назад и посмотрел на Хатидже так, будто видел впервые в жизни. В его взоре Нигяр ясно прочла ненависть, презрение и гнев. Он смотрел на неё, как на отродье. Не так, как муж должен смотреть на свою жену.       Прежде, чем Нигяр успела сообразить – что после долгой битвы давалось ей с некоторым трудом – Ибрагим резко развернулся, чуть не свалив её с ног, и быстрым шагом направился в сторону леса. Нигяр выпустила его руку и растерянно смотрела ему вслед, не зная, что делать. Пойти за ним или помочь Бали-бею задержать Хатидже?       – Иди за ним, – решил за неё воин, твёрдо глядя на неё. По его уверенному трезвому лицу сложно было понять хоть какие-то эмоции. – Не дай ему наделать глупостей.       Эти слова пронзили Нигяр ударом мощной молнии, и она сорвалась с места, выбросив саблю. Боковым зрением она заметила, что Хатидже вскочила вместе с ней, но попытки госпожи сбежать тут же были прерваны Бали-беем.       Нигяр краем сознания поняла, что опасаться нечего, и уже без тяготившего чувства вины ускорила бег, несмотря на колющую боль в боку и спёртое дыхание.       Догнать Ибрагима ей почти не составило труда. В отличие от неё паша передвигался по лесу шагом, а не бегом, но даже этот шаг выходил у него стремительным. Нигяр почти повисла у него на руке, окончательно запыхавшись, и с мольбой посмотрела ему в глаза, в которых всё ещё стоял гнев, смешанный с недоумением от того, что у калфы получилось за ним увязаться.       – Прошу тебя, не надо, – задыхаясь, выпалила Нигяр, даже не зная, о чём просит. Не уходить? Не принимать решение во власти эмоций? Не отталкивать её и не бросать на землю?       К её удивлению, Ибрагим остановился и удостоил её взглядом. Она всё равно его не отпустила, испугавшись, что он опять убежит.       – Я должен побыть один, – глухо произнёс паша и дёрнулся, стремясь вырваться из её хватки.       Но Нигяр только сильнее сдавила ему плоть, впиваясь ногтями в ткань его кафтана. А он будто и не почувствовал.       – Ты не обязан принимать решение в одиночку, – почти провыла Нигяр, чувствуя себя до невозможного униженной и глупой. – У тебя есть мы, Ибрагим! Я знаю, то, что произошло, потрясло тебя сильнее, чем нас, но ты не должен нести бремя один!       Ибрагим напряг мышцы и стряхнул Нигяр со своей руки, словно пушинку. Калфа с трудом устояла на ногах, но только ещё больше разозлилась. Почему он ведёт себя так эгоистично?       – Ты ошибаешься, – уже жёстче отчеканил Ибрагим, отрывисто срывая с языка каждое слово. – Эта боль только моя. Ни ты, ни Бали-бей не можете о ней знать, а уж тем более понять её. Я сам приму решение.       Нигяр едва сдержалась, чтобы не врезать паше за его самоуверенность и отстранённость, но тут же ужаснулась своим мыслям. Возможно, ему действительно необходимо остаться наедине со своими мыслями, вдали от Хатидже, чтобы отдать разумный приказ. Но она боялась другого. В памяти всплыли картины возле реки, когда ей привиделась чудовещная рана на руке Бали-бея, которую тот использовал, чтобы покончить с собой. Вдруг Ибрагим поступит также? Что ещё остаётся делать человеку, в одно мгновение потерявшему жену, свою любовь и мать своих детей?       Ибрагим отвернулся, полагая, что разговор окончен, и снова устремился в чащу, но Нигяр, действуя вперёд здравого смысла, догнала его и набросилась ему на плечи, придавив к земле. В её крови будто пробудился какой-то неведомый инстинкт, требующий от неё необдуманных действий.       – Нигяр! Шайтан тебя побери! – рявкнул Ибрагим, растянувшись в пыли под весом своей подруги. Он упёрся руками в землю, пытаясь скинуть её с себя, но это оказалось не так просто. – Отпусти, сейчас же! Иначе, клянусь, ты пожалеешь об этом!       Нигяр оказывала всё больше давления, но на этот раз паша толкнул её так сильно, что она сама оказалась поверженной. Удар на мгновение дезориентировал её, отдавшись слепой болью в голове. Сквозь тонкую ткань платья Нигяр чувствовала, как острые камни царапают ей спину, но не позволила себе даже пискнуть. Обида, разочарование и горечь поражения жгли её изнутри, выдавливая унизительные слёзы, но Нигяр решительно встала на ноги перед Ибрагимом, в немом изумлении смотревшем на дело своих рук. Калфа поступила благоразумно, не бросаясь на него с обвинениями, и проглотила оскорбление и жаркие слова о том, что впервые за столько времени он потерял контроль над собой и ударил её.       – Хорошо, – слегка дрогнувшим голосом выдавила Нигяр, испугавшись, что любая длинная фраза вызовет приступ истерики. Её показное спокойствие трещало и трескалось по швам под взглядом Ибрагима. – Раз ты всё решил без меня, то иди. Не смею задерживать, паша.       Нигяр специально выделила последнее слово да ещё и поклонилась на прощание, подразнив Великого визиря. С неуместным удовлетворением, совсем не наполняющим её опустевшую душу, она отметила, как возлюбленный поморщился, стоило ей употребить давно забытое обращение по официальному статусу.       Ибрагим лишь моргнул и ушёл прочь, не сказав больше ни слова. В этот момент от сердца Нигяр что-то больно оторвалось и улетело вслед за ним, причиняя сильную боль в том месте, где совсем недавно билась страстная любовь. ***       Нигяр бросилась в погоню за Ибрагимом, и одновременно с ней с места подорвалась несравненная Хатидже Султан. Бали-бей, хорошо обученный и имеющий при себе превосходную реакцию, сразу же метнулся в её сторону и одним безжалостным ударом ноги в бок заставил госпожу упасть лицом в траву. Она завизжала и вперилась в обидчика совершенно безумными глазами хищника, готового растерзать любого, кто посмеет к нему подойти.       Бали-бей равнодушно обошёл Хатидже по кругу, обыскивая цепким взглядом остатки её одежды на предмет неожиданно спрятонного оружия в складках чёрной мантии. Ничего такого при ней не оказалось, поэтому воин удовлетворённо кивнул сам себе и, не обращая внимание на испепеляющий взгляд Хатидже, сделал шаг к ней навстречу. Убийца тут же дёрнулась назад, выбросив вперёд худую руку.       – Сами встанете, или мне помочь? – без тени насмешки спросил Бали-бей, и госпожа, похоже поняла его с полуслова, поскольку тут же поднялась на дрожащие ноги, не сводя с него настороженных глаз.       Бали-бей одобрительно прикрыл глаза, но стоило ему потянуться к сабле, как пленница бросилась бежать. Но и здесь воин оказался быстрее неё. Сделав два широких шага, он обхватил одной рукой шею госпожи со спины, а второй вооружился кинжалом и приставил его к пульсирующей артерии на её горле. Хатидже тут же замерла.       – Ещё хоть раз дёрнетесь – отправитесь на съедение волкам, понятно? – прошипел Бали-бей ей на ухо, чутко прислушиваясь к её учащённому дыханию.       Госпожа коротко качнула головой.       – Не слышу! – потребовал ответа Бали-бей, ощутимо прикасаясь лезвием к шее Хатидже.       – Да, – прерывисто сорвалось с её губ, и она тут же оказалась на свободе.       Бали-бей спрятал кинжал и прежде, чем Хатидже предприняла ещё одну попытку убежать, притеснил её к дереву и прижал к шершавому стволу своим телом. Госпожа закричала и, надо отдать ей должное, довольно свирепо сопротивлялась, но воину всё же удалось оборвать лишнюю ткань с её рук и плечей, висевшую на ней лохмотьями. Резким, но осторожным движением он сорвал с её пояса ножны и широкий ремень, державший в закрепе её рубашку.       Госпожа всё ещё извивалась под его давлением, но Бали-бей уже отошёл, оставив пленницу в одной чёрной рубашке без рукавов, свободно прикрывающей её тело, и таких же чёрных брюках, заправленных в высокие сапоги. Теперь её истощение всё больше бросалось в глаза, подчёркивая неестественно впалые изгибы её тела на талии и на руках.       Хатидже наконец перестала кричать, осознав, что ничего страшного не случилось. Бали-бей по-прежнему пытался контролировать свои чувства, но внутри всё дрожало от ярости и непонятной тоски оттого, что ему приходится так поступать с бывшей госпожой. За много лет службы он научился притуплять в себе слабость, но сейчас, наблюдая за испуганной Хатидже, ему хотелось просто перерезать ей горло, чтобы не мучилась от унижений.       – Ты убьёшь меня? – всколыхнул воздух внезапный вопрос Хатидже, который Бали-бей предпочёл оставить без ответа.       Госпожа всё ещё жалась к дереву, шумно дыша через рот, словно боясь пошевелиться. Бали-бей молча снял со своего седла тугую верёвку и снова приблизился к ней. Хатидже мгновенно перепугалась и даже дёрнулась в сторону, но воин ловко стянул узлами её руки и ноги, обездвижив. Через пару минут госпожа уже была привязана к дереву. Жёсткие верёвки облегали её шею и рёбра, стесняя дыхание и не давая лишний раз пошевелиться.       – Так ты убьёшь меня или нет? – снова спросила Хатидже скрипучим голосом.       Бали-бей приблизился к ней, но на этот раз остался на приличном расстоянии, чтобы не внушать пленнице ненужную панику. Ему с трудом удавалось сохранить безучастное выражение лица, хотя на самом деле ему хотелось выразить сожаление или даже извиниться.       – Нет, – ровным голосом ответил он, поразившись тому, насколько отработанно звучит его тон. – Это не в моей власти. Моя задача – не дать Вам уйти.       – А если ты получишь приказ убить меня, ты это сделаешь?       «Аллах милосердный, что ей нужно?!»       – Если таков будет приказ, я это сделаю, – оставаясь спокойным, ответил Бали-бей давно заученными в юности фразами. Именно так следовало отвечать преданному воину на подобные вопросы.       В глазах Хатидже снова полыхнула ярость, но Бали-бей прекрасно понимал, что в таком положении она бессильна, поэтому не двинулся с места. Интересно, чем ещё она попробует сломить его внутренний стержень.       – Подлец! – выругалась она. Бали-бей не сомневался, что это далеко не все слова, которыми может ругаться госпожа. – Я сверну тебе шею!       Бали-бей не удержался и усмехнулся, хотя в этой ситуации его усмешка была больше похожа на волчьий оскал. Неужели она думала, что он собирается с ней церемониться?       – Оставьте угрозы при себе, госпожа, – осадил её Бали-бей, холодно улыбаясь. – Я хоть и исполняю чужие приказы, но в порыве злости за себя не ручаюсь.       Хатидже внезапно скопировала его улыбку, прищурив глаза.       – Вот как? – с наигранным удивлением протянула она. – Наверно, ты готов выполнять и мои приказы, раз продолжаешь звать меня госпожой.       Бали-бей резко сошёл с места и надавил ей на плечо, прижимая к дереву. Хатидже взвизгнула, запрокинув голову.       – Вам больно? – с долей беспокойства спросил Бали-бей, мгновенно убирая руку. Тут только он заметил, что правая рука госпожи отходит от плечевого сустава под неверным углом. Вывих или перелом?       Вместо ответа Хатидже подалась вперёд, сопротивляясь верёвкам, и щёлкнула зубами возле его лица, словно хотела укусить. Бали-бей отступил, продолжая задумчиво разглядывать травму.       – Простите, я не знал, – вполне искренне извинился он и даже чуть склонил голову в знак сожаления. – Скажу Нигяр, она умеет вправлять переломы.       В бездонных глазах Хатидже стояли боль и растерянность, но после этих слов она вроде как успокоилась и притихла. Через время Бали-бей решил освободить ей руки от верёвок, чтобы плечо не напрягалось, а потом и вовсе освободил её всю, за одним исключением оставив на её шее петлю, от которой тянулся конец верёвки, привязанный к дереву.       – С чего вдруг такая забота? – едко съязвила госпожа, когда он отбросил остальные узлы в сторону.       Бали-бей ответил ей ледяным взглядом.       – Вам лучше замолчать, госпожа, пока я не передумал, – в тон ей ответил он.       До наступления сумерек они провели в тишине. Бали-бей сидел спиной к Хатидже и точил свой кинжал острым камнем, создавая неприятный уху скрежет. Как раз появилась Нигяр, но на расспросы воина она ответила коротко: «Всё хорошо» и ушла, даже не взглянув на Хатидже. Только потом, после недолгих уговор, она всё-таки вправила госпоже плечо, хоть это не обошлось без криков и сопротивлений. Пьер носился туда-сюда по поляне, громко лая, и Бали-бей отчего-то предчувствовал появление этой ночью на небе полной луны. ***       Ибрагим вернулся, когда млечный путь уже рассыпал сверкающие звёздные опалы над деревьями. Бали-бей и Нигяр тихо переговаривались в тепле костра, пока не заметили его, мрачного и задумчивого, слепо идущего на свет огня. Поднялся прохладный ветер, раздувая по траве пламенные искры, которые тут же растворялись в воздухе.       Ибрагим остановился перед костром с другой стороны и посмотрел сначала на Нигяр, а затем на Бали-бея, а они молчали, ожидая приказа. Наконец он жестом подозвал их к себе, и они подчинились. Как и предсказал Бали-бей, на небе царствовала полная луна, так что ему не составило труда разглядеть хмурое лицо паши, на котором то и дело пробегали новые тени, но даже им не удавалось скрыть усталости и печали Великого визиря.       – Какое решение ты принял? – в полголоса спросила Нигяр, словно боясь разбудить Хатидже, спящую на траве под деревом.       Молчание Ибрагима затянулось, поэтому Бали-бей решил хоть как-то заставить его ответить.       – Надо её убить, – нарочито бесстрастно бросил он, чем заработал потрясённый взгляд Нигяр.       Ибрагим будто очнулся и метнул на воина такой взгляд, что тот на мгновение подумал, что сейчас сам окажется на месте Хатидже в своих собственных словах.       – К госпоже даже пальцем прикасаться не смейте, – с плохо скрытым гневом пригрозил он, и Бали-бей поспешил склонить голову, на всякий случай задержавшись в этой позе дольше, чем нужно.       – Да, господин, – покорно ответил он, заметив, что Нигяр тоже поклонилась. Значит, между ними что-то определённо произошло.       – Мы останемся здесь на несколько дней, – вынес решение Ибрагим, одобрительно кивнув Бали-бею. – А потом вернёмся во Дворец вместе с нашей пленницей. Повелитель сам решит, как распоряжаться её жизнью.       Бали-бей согласно прикрыл глаза и сделал шаг в сторону, открывая паше обзор на госпожу. Ибрагим медленно приблизился к жене, а он пошёл следом, опасаясь, как бы Великий визирь не потерял контроль над собой и не взял на себя полномочия Султана.       Хатидже крепко спала, сипло посапывая во сне. Сейчас она не выглядела безумной, хотя иногда подрагивала, скорее всего, от холода. Её волосы в беспорядке разметались по земле, впалая грудь мерно вздымалась и опадала, а веки были плотно закрыты. Бали-бей переводил взгляд с неё на Ибрагима, но так и не смог заметить в его жёстком взгляде отголоски бывшей любви. Похоже, Хатидже для него отныне не существует. Есть только «госпожа-пленница».       – Глаз с неё не спускать, – приказал Ибрагим. – Останешься здесь и будешь стеречь её. Пусть только попробует сбежать.       Бали-бей поклонился, не переставая восхищаться выдержкой Ибрагима. Он мало того, что не дал печали затмить его разум, так ещё и сохранил способность отдавать обдуманные приказы. Пожелав паше спокойной ночи, Бали-бей ещё раз пробежался глазами по Хатидже, невольно остановившись на открытом участке её спины, выднеющемся из-под рубашки, и бесшумно опустился на землю рядом с ней.       Блеск её волос, безмятежное выражение лица, которое он никогда прежде не видел спящим, – всё это так успокаивало Бали-бея и внушало несбыточную надежду на то, что они ошиблись. Может, это не Хатидже стоит за всем этим? Могли ли её подставить?       Ветер набросился на её хрупкое тело с новой силой, и госпожа задрожала под его нестерпимыми порывами, словно измождённая долгим перелётом птица. В груди Бали-бея что-то откликнулось на этот немой призыв о помощи, и он сбросил со своих плечей меховую накидку, невесомо укрывая дрожащую пленницу от холода. Вряд ли она хоть что-то почувствовала, зато Бали-бей теперь ясно ощутил на себе морозную свежесть осенней ночи, пробирающуюся под его рубашку и меховой полужилет.       «Почему я иду на такие жертвы ради убийцы?», – спросил сам себя Бали-бей, но так и не смог ответить на этот вопрос.       Сильнее, чем лицо спящей Хатидже, его привлекла едва уловимая смесь ароматов, которые он по случайности втянул носом. Его лёгкие наполнились дуновением северных лесов, почти выветрившимся ароматом духов и кислым смрадом сожжённого дерева, исходившими от госпожи. Любопытство оказалось непреодолимым, и воин наклонился к Хатидже так близко, что мог чувствовать её дыхание на своей щеке. Он зарылся носом в её волосы, обследовал шею и плечи, и запах гари засвербил где-то в горле, заставив его остановиться и втянуть воздух поглубже.       Этот запах был ему знаком.       Бали-бей отпрянул, лихорадочно соображая. От Хатидже веяло огнём. Тем самым, который уничтожил великий Стамбул. Значит, госпожа там была в момент поджога. Возможно, даже сама принимала в нём участие.       Последние сомнения покинули Бали-бея, когда вблизи, на месте пятен, которые показались сперва следами от рук Ибрагима, он разглядел уродливые ожоги, покрывавшие шею госпожи-пленницы.