Per tempus et Spatium

      К переходам между мирами трудно привыкнуть. Миры не всегда тебя ждут с распростёртыми объятиями и есть риск стать ужином местной фауны, задохнуться в ядовитых испарениях, утонуть в озёрах, что не имеют дна. Идеальными навигаторами от природы являются единороги, но они не сотрудничают с эльфами, считая их бесчестными убийцами Dh'oine. Да, они считали себя лучше, да они проливали кровь. Да. Но это не было новым и не вчера родилось. Мир, где осели Aen Seidhe, мир, который отнял у него любовь был таким же, если не хуже. Люди убивали эльфов, краснолюдов, дриад, низушков, но, что хуже всего люди убивали друг друга. За монетку, за еду, за женщину, за иной взгляд на жизнь, но, что было самым ужасным — иногда они убивали просто так. Это и делало их животными. Aen Elle не убивали себе подобных. Или в нём всё ещё живо полыхала огнём ненависть за то, что у него эти самые люди отняли? Опорочили, извратили и, по иронии судьбы, вернули почти в чистом, незамутнённом виде, в теле девчонки Dh'oine с её необычными глазами, в теле, в котором сочеталась утончённость Aen Elle и вероломство Dh'oine. По его подсчётам портал должен был открыться только через шесть часов, поэтому он позволил себе короткий привал на камнях, тускло поблескивающих в свете незнакомых эльфу лун и созвездий. И когда всё стало так плохо? Когда он так запутался? В какой миг, в его воспоминаниях, на светлый облик возлюбленной легла тень бледного подобия, принадлежавшего ненавистным людям? Он вспомнил, как его пальцы сдавливали горло девчонки, вспомнил, как ненавидел её в этот миг, как видел проклятого Крегеннана в её, по-человечески, грубом образе, но то, что он увидел на дне невыносимо-зелёных глаз заставило его сердце сжаться. В них не было злости и гнева. На дне плескались одиночество и боль. Несмотря на юность, она не видела в жизни ничего хорошего. Только предательство, смерть и одиночество. Когда он обнимал её в знак примирения, он искренне верил в то, что ей жаль, хоть и давал сам себе слово не верить людям, не считать их равными. Сны, в которых он срывает с её губ стоны не боли, но удовольствия иссушали душу, давили на больное, извращали его образ Лары, который он берёг в сердце, заставляли его шептать в пустоту совсем чужое имя. Пару дней назад в мире, где была такая гравитация, что ему едва ли не ползти пришлось к порталу он, думая, что не вернётся и не найдёт пути, малодушно решил сдаться. Умереть, забыть обо всём и больше не вспоминать. Когда ты мёртв, то тебе плевать на то, что станет с миром. Но стоило ему закрыть глаза и он услышал насмешливый голос. Он не принадлежал покойной Ларе, не принадлежал он и Зиреаэль. Жалкий лис. Сдался и сбился с пути. Ты всегда был таким, Креван. Тебе никогда не хватало решимости довести всё до конца. Всегда предпочитал упиваться своими никчёмными страданиями. — Замолчи! Собственный голос показался хриплым карканьем. Ты не сможешь заставить меня замолчать, ведь я — это ты. Та часть, которую ты усердно отрицаешь. Ты не мог изменить решение Лары, но можешь спасти её дитя. Креван, ты ещё можешь обрести то, что у тебя забрали. Ты можешь. — Я больше не могу. Можешь, Креван, но не хочешь. Боишься. Вспомни её глаза. Вспомни, что ты в них видел. Неужели ты дашь ей исчезнуть или, что ещё хуже дашь ей умереть? Неужели ты настолько слеп?       Глаза изумительной чистоты, по красоте превосходящие любой драгоценный камень. Сначала он смотрел в глаза Лары и там плескалась сама жизнь и свет, а много лет спустя, он видел, в той же изумительной чистоте, словно в искажённом зеркале только пустоту, одиночество и боль. Он стиснул зубы и заставил себя побороть минутную слабость, превозмогая давление в позвоночнике, заставил себя упрямо идти вперёд. Он найдёт её. Обучит её. Не даст ей умереть или умрёт сам. Заставит собственный внутренний голос заткнуться. Крамольную мысль о том, что он уберёт из её глаз глухую печаль, Креван предусмотрительно задушил. — Я сделаю это. Для себя. Позади раздался характерный хлопок, знаменующий открытие портала. Глубоко вдохнув он сделал в него шаг.       Следующий мир слепил яркой зеленью и бил по ушам какофонией многоголосого птичьего пения. Присев на поваленный ствол неизвестного ему дерева Аваллак’х вынул из сумки кристалл, пытаясь увидеть в каком направлении откроется следующий проход. Только бы найти её раньше Карантира. Эльф стиснул зубы. Нельзя сбиваться с мысли. Кристалл мягко засветился, указывая Знающему путь. Свечение было совсем тусклым, но не исчезало, что радовало. По его подсчётам портал должен был открыться через сутки. Было душно и хотелось пить, но он не спешил тянуться к фляге с водой, молча продираясь через липкую духоту. Мир не был лишён жизни, а значит он сможет найти и укрытие и воду. Спустя несколько часов пути эльф прикрыл глаза и прислушался: интуиция его не обманула — до его ушей донёсся плеск воды. Если бы он был новичком в путешествиях, то разделся бы и прыгнул в озеро не задумываясь. Но он таковым не являлся, поэтому прежде, чем раздеться просканировал озеро на предмет опасных форм жизни. Не обнаружив ничего опасного для себя он торопливо скинул одежду и вошёл в воду, прикрыв глаза от удовольствия. Надо же, какой осторожный стал. Стареешь, Креван? А еще позавчера мечтал умереть. Удивительное лицемерие, даже для Aen Elle. Он не стал отвечать. Какой смысл говорить с самим собой? Так и с ума сойти недолго. Надо же. Ты обиделся? А я между прочим хотел тебе помочь. Я думал, что ты прислушаешься ко мне, поумнеешь наконец. Вот скажи мне, когда ты в последний раз говорил с умным собеседником. Тириэль не в счёт — визжит, как раненная виверна, да и поговорить с ней толком не о чем. Аваллак’х не выдержал и усмехнулся, настолько точным было сравнение с виверной. Действительно сходит с ума? Ты не сходишь с ума. Я — это ты. — Почему раньше я тебя не слышал? Потому что не хотел меня слышать, идиот. Я то, что ты старательно вытравил в себе став Aen Saevherne. — Тогда почему я слышу тебя сейчас? Быть может потому что сейчас ты сам по себе, Креван? Тебе не нужно изображать удовольствие на лице, когда ты спишь с теми, кого Эредин любезно подкладывает в твою постель, тебе не нужно быть чопорным и собранным на заседании Совета. А может потому, что ты, впервые за много лет пробил свой кокон равнодушия и невмешательства, и вновь ощутил себя живым? Ты не сходишь с ума. Просто так тебе проще принимать мысли, что бороздят твой тонкий ум. Вот тебе и кажется, что я разговариваю с тобой, когда на деле ты прокручиваешь это в своей голове. По крайней мере этот довод звучал логично. Эльф вылез из воды и неторопливо оделся. Ещё предстояло подыскать себе ночлег. Озеро, спокойное и мирное днём могло стать смертельно опасным ночью, поэтому ночлег он решил организовать подальше от пышных зарослей и воды, поближе к порталу, расположение которого он вычислил заранее. Огонь разжигать не было нужды так как было достаточно душно. Незнакомые насекомые пели замысловатые трели в кустах неподалёку от него. Аваллак’х задумчиво смотрел в чернильно-синее небо с тремя разноцветными лунами и думал о том, что скажет Зиреаэли если им суждено будет встретиться на Спирали. О том, что Карантир поможет Эредину найти девушку раньше думать не хотелось. Наверняка она не забыла событий в Тир на Лиа. Едва ли она поверит ему. Он бы и сам себе не поверил. А ещё сны. Совершенно неуместные и глупые. В одних снах она позволяла ему себя целовать, а он задыхался от восторга, а в других она обвиняла его, и от её обвинений он чувствовал горечь во рту. Если им суждено встретится вновь, то он поможет ей, научит её, направит и никогда не попросит ничего взамен. Только бы она была жива, только бы он успел. Не попросишь ничего взамен? Ты лжец, Креван. Тебя тянет к девчонке. Вспомни своё ликование, когда ты узнал, что Ауберон не смог, вспомни сны, в которых ты берёшь предложенное в гневе. Лжец. Ты — лжец. Назойливое сознание шептало правильно. Он устал от размышлений и почти на границе яви и сна негромко выдохнул: — Я — лжец. Этой ночью он видел серое небо, с которого летел пепел, а единственным ярким пятном была тонкая девичья фигурка, стоящая посреди этого тлена с раскинутыми руками. Интересно, чего она просила: благословления или проклятья? Креван ускорил шаг, а фигурка уже стояла на коленях и колотила по земле кулаками. В этом мире не было цвета, не было звука, а Солнце этого мира умерло. Он уже бежал к ней. Хоть здесь не было звука он крикнул: — Зиреаэль! Его крик потонул в толще серости и когда он увидел её, исчезающую в портале до него донесся осколок её голоса. — А-ва-лла-к’х….