На этот раз телепорт выбросил его в место из сна. В серый неприветливый мир, присыпанный пеплом, летящим с небес.
Сон в руку. Только ты, кажется, опоздал.
Он материализовал свой посох, отмахиваясь от сознания, как от надоевшей мухи. Прикоснулся к земле, попытался взять след, почувствовать хоть что-то. Видел он во сне будущее или прошлое? В разных мирах время шло по-разному. С одинаковым успехом он мог опоздать, а мог прийти раньше.
— Ну же, Зиреаэль, хоть что-то, хоть какой-то знак. Я слышал, как ты меня звала, я не мог ошибиться.
А ты покричи. Прямо как она в своём сне.
— Пошёл ты…
Вдруг он словно похолодел. Тишина вокруг него грянула криком отчаяния, повинуясь его магии. Пепельно-серая проекция девушки поднялась из серого ниоткуда.
—
Этот мир для нас с тобой, Аваллак’х! Потому что он безысходен и сер. Потому что здесь небо, земля и дождь цвета несбывшихся надежд, цвета горечи, цвета погребальных кострищ. О, если бы ты только меня слышал. Так выглядит твоя печаль по Ларе Доррен, так выглядит моя боль, так выглядит моя душа!
Он замер, не в силах ничего сказать. Проекция таяла, оставляя пыльный след в воздухе и горечь во рту. Если они встретятся он никогда не скажет ей о том, что видел здесь, не скажет о том, что слышал здесь. Ведун устало сел на пыльную землю и прикрыл лицо руками. Значит она правильно понимала его чувства.
И оказалась бесконечно права. Взгляни, этот мир — действительно похож на тебя. Такой же умерший и горький.
След был свежим и он почти чувствовал его.
— Заткнись, ты только мешаешь!
Хоть что-нибудь. Любая мелочь, безделица. Дай мне шанс найти тебя.
Как обидно. Быть в шаге, в жалком дюйме и проиграть. Чёртов Карантир наверняка бы нашёл след без труда. Аваллак’х бесцельно шкрябнул перчаткой по серой земле, на которой стояла Ласточка, пытаясь привести чувства в порядок. Серый песок сыпался сквозь пальцы горсткой праха, успокаивая взбудораженное неудачей сознание. Песок ушёл, а он продолжал смотреть на свою ладонь. На его перчатке осталась тонкая, как паутинка и такая же серая, как мир вокруг волосинка. Сжав её между пальцами левой руки он пытался взять след, поймать тень её эмоций.
И он смог увидеть. Смог почувствовать.
Промедление могло стоить ему дорого, а второго шанса могло и не быть. Креван сосредоточился и открыл портал почти с ювелирной точностью.
Мир, куда попала Ласточка на этот раз был обитаем. Это Креван понял сразу. И судя по всему, ничего хорошего он не обещал. Здесь, как и в его мире шёл дождь, размывающий тропки и стирающий следы. Знающий натянул капюшон поглубже, скрывая свои глаза и острые уши. Если в этом мире были Dh'oine, ещё не значило, что здесь были и эльфы. Его выбросило на грязный тракт, по которому тянулись следы повозки и конских копыт. Следовало соблюдать осторожность, по крайней мере до тех пор, пока он не сообразит где оказался.
Плохое предчувствие, а? И воздух пропах неприятностями.
В этот раз эльф был склонен согласиться со свои сознанием, только от себя добавил бы, что несёт не только неприятностями.
— Точнее и не скажешь. Надо пройти по следам. Телепорт выбросил меня аккурат на место её последней стоянки. Быть может она ранена и в беде.
И тут ты, как рыцарь, в сияющих латах спасёшь её. Благодарности не оберёшься. Креван- герой. Нет, не так, Креван, Ведун — хоть стой, хоть падай.
— Очень смешно. А теперь, помолчи и дай мне подумать.
Капюшон промок и провис, а под сапогами неприятно хлюпала грязища. Он накинул морок на одежду для отвода глаз, сделав её более неприметной.
Это тебе не по Тир на Лиа гулять и не на флейте дудеть.
Собственный ехидный голос раздражал тем, что был прав. Ведун остановился, приметив кострище и довольно свежие трупы, что лежали неподалёку. Поборов свойственную любому эльфу брезгливость, он перевернул одно из тел на спину. Кишки, неаппетитной массой чавкнули вслед за их владельцем по сырой земле, а судя по тяжести труп уже окоченел. Вынул из сумки фонарь, способный показывать духов.
В неверном зеленоватом свечении проступили две фигуры, изъясняющиеся на языке, похожем на искажённый всеобщий. Ведун разобрал слова: «ведьма», « из ниоткуда», и «оттрахать». Потом фигуры захрипели, теряя чёткость.
Аваллак’х почти улыбнулся. Зиреаэль была способна за себя постоять. Но где она и куда направилась? Чёртов дождь и не думал заканчиваться. К моменту, когда он достиг города, напоминавшего Оксенфурт его плащ пропитался водой насквозь. На входе два угрюмых стражника с алебардами преградили ему путь.
— Хто таков будешь?
От стражника несло перегаром, который не в состоянии был заглушить даже дождь. Но Аваллак’х сдержался и ответил ровно.
— Я прибыл издалека. Ищу кое-кого.
— А ты чьих будешь? Часом не из мест, где чёрный мор собрал жатву?
Стражник смачно отрыгнул, обдавая эльфа кислым духом, заставляя поморщится.
— Экий ты слабый. Вина не пьёшь штоль?
Соглашайся с этой образиной.
— Отчего же? Пью. И вовсе никакого чёрного мора там, откуда я прибыл нет.
— Акцент у тебя чудной. Прям как у той ведьмы, что ребята притащили.
Не молчи, Креван, скажи хоть что-нибудь.
— Так может вы меня пропустите? Я многое знаю о природе ведьм…
— О! Берне, так это ж инквизитор, у которого церковники запросили помощи. И ряса похожа.
Второй стражник пьяно икнул.
— И точно, похож. А пойдёмте-ка мосье, инквизитор, в тепло.
— Простите, не признали сразу.
Браво, Креван, браво. Лицемерие, свойственное, Aen Elle, иногда бывает полезным.
Зайдя в тепло он потянул было капюшон, чтобы снять, но одумался. Вдруг местные Dh'oine заподозрят неладное узрев его уши, поэтому просто подсел ближе к очагу, стараясь согреться.
— Что ж вы, даже одёжу не скинете?
— Я не люблю показывать своё лицо.
— И правду о вас инквизиторах говорят, что вы такие странные. Вы это, выпейте, не побрезгуйте, самое лучшее вино, говорят от всякой хвори спасает.
— От хвори, что тебя терзает, Берне, спасает, воистину, лишь одно — меньше по девкам ходить надо, да меч свой при виде проституток со свистом прятать, ежели ты понял, о чём я толкую.
— Сдохну, а по девкам ходить не перестану, Арно! Уж простите грешного!
Он неожиданно плюхнулся перед эльфом на колени, целуя край его плаща и осеняя себя непонятным знаком навроде креста.
— Я…
Скажи хоть что-то, не молчи.
На мгновение он замер, боясь вздохнуть и выдать своё напряжение.
Неожиданно, на подмогу ему пришёл напарник стражника.
— Повезло тебе, что мосье замёрз и устал, Берне. Желаете, мы покажем вам, где вы сможете отдохнуть?
— Если мне будет позволено, я хотел бы сначала взглянуть на эту вашу ведьму. Дело не терпит отлагательств.
У него, у эльфа, впервые не было времени. Кто знает, какие методы допроса предпочитают в этом мире?
Стражник хохотнул.
— Экий вы нетерпеливый. Будет вам позволено и взглянуть, и допросить. За неё ваши братья-церковники взялись, но не переживайте, вам тоже достанется.
Аваллак’х на секунду прикрыл глаза, пытаясь вспомнить, каким тоном Эредин отдавал приказы.
— И всё же, я настаиваю. Не люблю, знаете ли, отработанный материал.
Когда стражник вздрогнув, кивнул, эльф едва слышно выдохнул. Получилось.
Дело принимало скверный оборот. Мир, в который их занесло был ещё хуже мира, в котором Крегеннан отнял у него Лару. Если он не поторопится, то может случиться непоправимое. Его приняли за какого-то инквизитора. Смысл слова ему был не совсем понятен, но раз этот человек имел дело с ведьмами и религией, то добра ждать не следовало. От людей его,
в принципе, ждать не следовало. Также, как не следовало ждать пока стражники протрезвеют и начнут искать нестыковки в образе посетителя. Он сомневался, что похож на того, за кого его случайно приняли, поэтому не стоило терять время и разыгрывать комедию, рискующую в любую минуту перерасти в драму.
— Арно, проводи, а? Эти заплечники так девок гваздают, что меня с души воротит.
— Экий ты неженка. Идёмте, мосьё, оставим этого пьяницу.
Аваллак’х с облегчением отставил кубок с мутным пойлом, который здесь выдавали за вино.
На улице было грязно, холодно, и несло какими-то помоями. Аваллак’х мысленно порадовался, что не светит солнце. Даже представить было страшно, как смердит городок в жару.
— У нас тут мосье диавольщина какая-то происходит. Говорят, не так давно, над соседним городом видели всадников Апокалипсиса, а потом, ей Богу — не вру, там вспыхнула чёрная смерть. А тут ведьма эта объявилась. На тракте разбойников покрошила бастардом зачарованным.
Креван предпочитал больше слушать, чем говорить самому.
— Меч, невиданной красоты. За такой, и душу продать не жалко. Письмена на ём какие-то, не по-нашенски написано. А ведьма? Сама тощая, как щепка, а взять её смогли только когда сзади оглушили. Троих поранила.
Они остановились у неприветливого здания из серого камня. Стражник откашлялся.
— Вот, стало быть, пришли. Здесь вершат правосудие.
Эльф ничего не ответил. Просто молча вошёл внутрь.
***
Сколько она совершила переходов за последние несколько дней, толком не отдыхая? Когда её выбросило в мир, ландшафтом и цветом небес напоминавшим родной она сначала даже испугалась: неужели Спираль выкинула злую шутку вернув незадачливую Ласточку обратно?
Тяжёлые тучи лениво позли по небу, а холодный ветер, что их подгонял, заставлял поёжиться. Может стоит задержаться здесь? Хоть какое-то разнообразие, после череды пустых или давно заброшенных миров. Чуть поодаль от разбитой просёлочной дороги приветливо горел костёр, у которого грелось разномастно одетое мужичьё.
— Ох-хо-хо, какая пташка в наших краях! Мёрзнешь, красавица? Иди, согреем.
Остальные радостно загоготали.
Говор сильно походил на всеобщий язык. Цири поняла не всё сказанное, но общую суть уловила.
— Не откажусь. Я действительно замёрзла.
Она решительно направилась к костру. Страха, как такового не было. Эти типы явно имели не лучшие намерения, но у неё была Ласточка, ждущая своего часа в ножнах, что придавало ей уверенности в собственных силах. Едва ли они были страшнее Эредина и Бонарта.
— Экий шрам у тебя страшный. Такую мордашку попортили. Гильом, сколько ноныча за порченный товар причитается?
— Я тебе не товар, дядя. Будешь пытаться навредить мне — пожалеешь.
— Звучит очень сурово. Акцент у тебя странный. И где такое бабьё лепят? Со шрамами, в штанах. Впрочем, есть и на такое охочие.
Цири вздохнула. Она только начала отогреваться. Хотелось спать и есть. Она дорого бы дала за то, чтобы съесть плошку горячей похлёбки и поспать в хорошей кровати, а вместо этого придётся драться.
Один из разбойников зашёл сзади и погладил её спину.
— Тощая конечно, но на разок оттрахать сойдёт.
Это были его последние слова. Она раскроила ему горло, возникнув из ниоткуда прямо за его спиной.
— Ведьма! Богом клянусь, человек так не сможет! Она появилась из ниоткуда! Беги, беги скорее, зови стражу!
Цирилла сделала выпад и распорола этому гаду брюхо.
— Ведьма… ведьма…
Она устало присела на корточки и выдохнула, в стремительно мутнеющие глаза мертвеца:
— Я — ведьмачка.
Если бы было чем, её бы стошнило от неаппетитного вида кишок. Она убивала не впервые, но впервые за пределами родного мира.
— Недоумки!
Она зло пнула мертвеца.
— Кретины! Мужланы! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!
Сил бежать не было. Она устало села на землю и таращилась в огонь, не видя его, не ощущая его жара. Скоро до ушей девушки донёсся конский топот. Стража.
— Зараза… уходите, я не хочу с вами драться. Эти ублюдки пытались меня изнасиловать.
— Молчи, ведьма!
— Да никакая я не…
Разговор был окончен, так и не начавшись. Первый стражник достал из ножен меч и побежал на неё. Завязалась драка, а сталь скрестилась со сталью. Она не хотела убивать и била вполсилы, стараясь только ранить.
В голове мелькнула запоздалая мысль:
Дура. Нужно было убивать.
В ушах зазвенело, вышибая все мысли, толкая в блаженную тьму.
Она видела сцену из детства в Каэр Морхене. Её угораздило заболеть, а вокруг только дядьки-ведьмаки со своей неуклюжей заботой. От одного отвара девочку пробрала тошнота и она, едва не выплюнула кишки на пол от вкуса варева, что принёс ей Ламберт. Геральт тогда страшно рассердился и хотел его убить, думая, что он подсунул ей ведьмачий эликсир. Кто ведал, куда бы это зашло, если бы не вмешался спокойный и рассудительный Эскель, который распознал в отваре от кашля только безобидную солодку и девясил. Цири, как ни странно полегчало на следующий день и когда Ламберт опасливо приоткрыл дверь в её комнату, то она кинулась его обнимать и благодарить. Он хоть и ворчал, что все эти телячьи нежности ему не по нраву, но всё же, так ласково, как умел потрепал её по светлым волосам и крепко обнял в ответ, что, впрочем, не помешало ему съездить Геральту в нос часом позже.
Радостное воспоминание из детства, вызывавшее улыбку на губах прервалось так же резко, как и началось. Кто-то вылил на неё ушат холодной воды, а до ушей донеслось злобное шипение.
— Улыбаешься, ведьма?
Цири зашлась кашлем и открыла глаза. Помещение, где она очутилась было полутемным, а на стенах немилосердно чадили факелы.
— Где я?
— Уж точно не там, где хотела бы быть, ведьма.
А где она хотела бы быть? В Каэр Морхене, рядом с дядюшкой Весемиром, Геральтом, Эскелем и Ламбертом? В Тир на Лиа? На Скеллиге? Честно говоря, где угодно было лучше чем здесь. Даже в чёртовом Тир на Лиа, полном презрения, к таким, как она.
— Где моя одежда? Кто вы? Почему я здесь?
— Всё, как я и говорил святой отец. Взгляните в её бесовские глаза. Она ранила трёх солдат и убила шайку Гильома.
— Ну, по шайке Гильома плакать едва ли кто станет, разве что виселица. А вот колдовство должно искоренить. Взгляни на неё, тут бесовщина не только в глазах. Отметка Диавола в срамном месте. Ни дать ни взять, ведьма треклятая, но мы заставим её покаяться в содеянных грехах, а затем огонь очистит её душу. Я уже послал за братом-инквизитором в соседний город, а пока…
— Начнём с чего полегче? Плети, Сапожок?
— Думаю сначала попробуем плети.
Её грубо развернули на живот. В воздухе раздался свист, за которым пришла боль.
Цири коротко вскрикнула.
— Это тебе не на шабаш летать, а ведьма?
— Не надо… я не ведьма.
— Лжёшь, отродье! Поддай, брат Жильбер! Пусть визжит!
После третьего удара она ощутила, как лопнула кожа на спине, а сил на крик не осталось. Её поглотила спасительная тьма. Лучше бы и не отпускала. Новый день вернулся с новой болью. Её куда-то волокли, поили тухлой водой, от которой её вырвало. И били. Били жестоко и ни за что.
Ночью ей приснилась Йеннифер, которая убаюкивала её и успокаивала, а потом Йеннифер исчезла и пришёл Геральт, а потом она плакала и бежала по лестнице в полупрозрачной башне, прыгнула в телепорт, откуда выпала в мир Aen Elle, где её встретил Эредин со своими солдатами.
Она закричала и проснулась. До утра она не смыкала глаз, слушая шорох крыс и горящую боль, в рассаженной до мяса спине. А потом всё повторилось. Боль. Вопросы. Удар. Снова боль. Темнота. Холодная вода. Удар. Боль. Темнота.
***
Из-за двери доносились крики и свист плети. Стражник, сопровождающий лжеинквизитора открыл дверь.
Сердце Аваллак’ха пропустило удар, когда он увидел Зиреаэль, но он заставил себя до конца сыграть плохую роль хорошо. Из ступора его вывел голос сопровождающего.
— Боже милосердный, святой отец! Да на ней же места живого нет. Вам не кажется, что вы перестарались?
— Она несёт околесицу и ругается на сатанинском языке. Еретичка и ведьма несёт бремя очищения. Мы вернём её на путь истинный, или она умрёт.
Очищение. Эльф ощутил давно забытое чувство жгучей ненависти. Они называли это — очищением? Девушка едва дышала от боли, а спина напоминала кровавое месиво.
— Кто это с тобой, Арно?
Аваллак’х ответил вместо стражника:
— Инквизитор.
А потом он сделал то, о чём предпочтёт молчать всю оставшуюся жизнь. В этот миг он не только понял, что значит слово инквизитор, в этот миг он стал им. По-настоящему.
Стражник за его спиной испуганно взвизгнул, когда, повинуясь невесть откуда взявшемуся ветру, тела священника и палача разлетелись на части, забрызгав всё вокруг, кроме самого инквизитора и лежавшей на пыточном столе девушки. Арно вывернуло наизнанку от запаха крови, повисшего в воздухе. «Инквизитор», не дожидаясь, когда последние остатки пищи покинут нутро незадачливого стражника кратко приказал:
— Её вещи и меч сюда. Живо.
Он не повышал голоса, но от этого было ещё страшнее. Арно, путаясь в собственных ногах, служивших ему верой и правдой последние сорок лет побежал прочь из комнаты, торопясь исполнить поручение колдуна.
