Per tempus et Spatium

      Её глаза были полны слёз. Аваллак’х не сомневался, что всю обратную дорогу Зиреаэль проплачет. Она исчезла из поля зрения, а он позволил себе устало прилечь на траву. Если бы не проклятие, то он, не раздумывая, остановил бы её и прямо здесь, на полянке под закатным небом доказал бы ей, что она неправа. Глупая. Сама предложила — сама расстроилась, когда он имел неосторожность согласиться с ней. Эльф покачал головой: сколько же противоречий уживалось в ней? Владычица Пространства и Времени, мессия, ведьмачка, Ласточка, последовав за которой спасутся верующие в её могущество; девушка, чьим детям суждено стать Королями Королей. Девушка, с невозможно-зелёными глазами, в которых то пляшут озорные искорки, то плещется вся скорбь этого мира. Та, что заставляет его собственное сердце биться быстрее. Он признался ей в любви, а небеса не спешили рухнуть на грешную землю. Как опрометчиво и глупо с его стороны. Всё его вежливо-спокойное безразличие и холодность; все черты и качества; бережно выстраиваемые годами стены; уютные коконы, в которые он закутывал свою раненную душу — рухнули, стоило ей впервые сделать шаг из портала в Башне Ласточки. Он забыл о покое с самой первой их встречи. Бесконечные параллели с Ларой. Бесконечное разочарование и крушение идеалов. И вот она заставит меня забыть о ней? Эта маленькая, глупая, грязная Dh'oine? Великая Дана, да в ней нет ни грамма эльфской утончённости, свойственной Ларе. И это я должен был стать отцом её ребёнка? Я, Aen Saevherne, тот, кому была Предназначена Чайка? Она груба, бьёт зеркала и ведёт себя так, словно весь мир принадлежит ей одной, вращается, повинуясь её низменным желаниям! Жалуется и обвиняет, не желает идти на компромиссы. Абсолютно беспринципное создание — под стать своему косматому дремучему предку — ненавистному Крегеннану, чьими устами говорит тело, столь похожее на бледное подобие статуи Лары, вылепленной скульптором-недоучкой. И тем не менее, он готов был ударить Эредина, только за то, что при всех грубых словах Ласточки в его адрес — он разглядел огонёк интереса к нему на дне её глаз. При всех своих нелестных мыслях на её счёт — всякий раз испытывал немыслимое облегчение, когда она рассказывала о неудачах Ауберона. А потом она сбежала из его мира. У неё появились другие надежды, другие чаяния, а он остался один, с бесконечной вереницей снов, в которых он принимал её запальчивое предложение. Рисунки, наброски, картины. Стоило закрыть глаза и тотчас перед ними в воспалённом сознании появлялась сцена в саду, средь статуй эльфских детей. Профиль, фас. Улыбка, гнев, слёзы. Мысли о ней ставили привычную картину мира на колени, а его самого били по затылку, как учитель бьёт нерадивого ученика. Прогулки к озеру, секс, игра на флейте, эксперименты и книги: всё враз потеряло смысл — словно смерть Ауберона и её дерзкий побег выжгли всё, что заставляло его мыслить и жить, оставив после себя горсть горького пепла, скрипящего на зубах. Он пытался вытравить это, выжечь из себя калёным железом. Уговорить Эредина, чья популярность и идеи в народе набирали обороты. Аваллак’х прожил достаточно долго для того, чтобы окружающие поверили в его непогрешимость, в то, что он никогда не ошибается; но сам он был пепелищем, состоящим из бесконечных неправильных выводов и бесконечных логических цепочек. Он ошибался, обжигался и спотыкался. Он так долго видел вокруг Тьму, что совсем проморгал прибытие Света. Она была другой, не похожей и похожей; любимой и ненавистной; грубой и нежной; сладкой и горькой; непорочной и развязной. Такой похожей, но не на Лару, нет. На него самого, только с поправкой на жизненный опыт. Разве не ту же самую боль он видел в её глазах? Девочка, на которую сделали ставку из-за пророчеств, покрытых пылью. Она была бесконечно права, говоря, что она узница в мире Aen Elle. Права, когда задавалась вопросом о своём месте в этом мире. Совершенно закономерным был её вопрос о том, кому нужна именно она, без поправки на непосильную миссию, возложенную щедрой судьбой ей на хрупкие плечи. Её вопросы к миру были его собственными. Когда Креван был молод, то тоже подолгу стоял, воздев руки к небу, сам не зная чего прося: благословления или проклятия. И вот, каких-то жалких два-три столетия спустя — он получил и то, и другое. Смог признаться сам себе и признаться ей. И теперь он не знал, что ему делать. Чёртова дрожь в руках, ставшая было чуть тише вернулась к нему с новой силой. Веленское убежище сегодня перестанет быть безопасным. Это должно сбить с толку Эредина. Он торжественно явится в свою лабораторию на Скеллиге. По крайней мере, это позволит выиграть немного времени для неё. Только бы успеть, только бы справиться. Перед тем, как открыть портал, он ухмыльнулся, представив себе лицо Карантира, что приведёт Эредина на ложный след. Два послания в виде морфопроекций должны будут спутать карты преследователям и отвлечь их. Главное, чтобы она сохраняла благоразумие, не пользовалась своими силами. Главное, чтобы она выжила, а цена не имела никакого значения.       С неба падал мокрый снег, причудливо мешаясь с упрямой растительностью, не признающей превратностей климата и продолжающей не только расти, но и цвести, вопреки всему. Из всех мест мира, Скеллиге, как нельзя лучше подходил для катаклизмов и катастроф. Острова, разбитые на мозаику разбросанную по карте. Высокие горы и глубокие овраги. Здесь сохранилось так много от них, эльфов, что невольно щемило сердце. В отличие от Новиграда и Оксенфурта, местные не уничтожали красоту, созданную теми, кто пришёл до них — они скорее вплетали окружающее в свою варварскую культуру. Местные Dh'oine были, пожалуй, самыми необычными. Разрозненные в обычный день, но единые перед ликом общей опасности. Верующие одинаково, как в своих Богов, так и в то, что рано или поздно придёт Рагнарёк — Час Конца, а воины-мертвецы приплывут на Нагльфаре. После того, как он открыл портал Карантиру не составит труда найти его. Пусть ищет. Первым делом он отправился в деревню друидов. На деревенской улочке было тихо и безлюдно: немудрено — в такую погоду добрый Aen Elle, слугу Dh'oine из дома не выгонит. В знакомой лачуге светились запотевшие окошки. Он поднял руку и постучал. Из-за двери донёсся пьяный возглас: — Идите нахуй! Я никого не принимаю. В такую погоду можно и лысым импотентом побыть! — А если окажется, что я не лысый импотент, и сейчас дезинтегрирую твою дверь, так что твой старческий хондроз тебе спасибо не скажет? На улице было тихо. В лачуге же послышался скрип отодвигаемой мебели и звон склянок. Вскоре дверь открылась, являя Аваллак’ху старого друида с изрядно помятым лицом, расточающим вокруг резкий запах перегара. — Ох, мать моя Фрейя, неужель тебя принесло в такую погоду Ведун? И что у тебя с лицом? На кой хер ты маску нацепил? — А вот об этом, Гремист, я хотел с тобой поговорить. Быть может подскажешь мне, что-то путное. — Не стой на пороге, проходи. Пить будешь? — Пожалуй воздержусь. Я ненадолго. — Эх, как у вас эльфов всё сложно. Вот скажи, ты ж сам чародей, на кой тебе помощь старого друида, живущего в жопе этого мира? Эльф снял капюшон и маску. — Затем, что я никогда не сталкивался с подобным, а вот у вас, Dh'oine — проклясть кого-то, как сказать: «здравствуйте». — Ох, водную бабу мне в жёны! Отделали тебя, Ведун, знатно. Если бы я выпил чуть больше, то подумал бы, что допился до зелёных соплей. Старый друид протянул по-старчески сухие руки к лицу эльфа и тщательно ощупал волдыри, бормоча что-то под нос. — Где ещё? — Мой левый бок выглядит самым неприглядным образом, словно кожу обварили. При этом боли и дискомфорта ни волдыри, ни кожа не доставляют. А вот в голове путаются мысли и руки слушаются из рук вон плохо, прости уж, за тавтологию. Я выпил отвар на основе каприфоли и аренарии, и это временно отступило, но, сдаётся мне, что времени у меня всё меньше и меньше. С каждой минутой. — Да, этот отвар неплохо помогает, но в твоём случае — это скорее припарки к жопе мертвеца, уж прости за прямоту. Скажи, а как-то ещё проявлялось? — После того, как я пришёл в себя, я едва не разгромил свою лабораторию от злости. И сказал одному человеку то, о чём говорить не собирался, но не уверен, что дело в проклятии. — Ну, от вашей братии эльфской быть откровенными с bloede dh'oine, не свойственно. Мне ты, понятное дело, рассказал не всё, а только то, что, по твоему мнению, я должен был знать. Только, боюсь, Ведун, что моя помощь окажется бесполезной. Я бы тебе посоветовал поговорить с магичками — они в таких делах подкованные, в Аретузах своих учатся, да в интригах государственных участвуют. Проблема в другом — на Скеллиге им делать нечего. Тут у нас законы суровые, а люд простой, а из всех интриг только Лугос Безумный, бузящий на соседей-ярлов. — Выходит, помощи от тебя я не дождусь? — Выходит, что так, мой любезный друг. А вот магичку, пожалуй, найти помогу. Старина Мышовур упоминал, что к ярлу Краху ан Крайту явилась одна такая мазель. Говаривают, ищет кого-то в наших краях. Может она тебе что подскажет? Хотя, по словам Мышовура — сука ещё та. — Что ж, Гремист, спасибо и на этом. Пожалуй, мне пора, я и так злоупотребил твоим гостеприимством. — Да куда ты торопишься? Прежде ты никуда не спешил, весь такой чинный, да степенный. Я ещё сопляком был, когда мы беседовали с тобой о Сопряжении Сфер, да о всякой хуете заумной. Мне казалось тогда, что я состарюсь, а ты продолжишь вести пространную беседу и остановишься только тогда, когда заметишь, что говоришь с моим истлевшим скелетом, а вокруг нас настал Рагнарёк. А полгода назад ты явился с просьбой дать тебе лекарства и травы, впервые показывая, что умеешь быть нетерпеливым. Эльф позволил себе слабую улыбку. — Тогда, от моей скорости зависела жизнь близкого мне человека. А сейчас, как бы эгоистично не звучало, то от моей способности мыслить — будет зависеть, не придёт ли Рагнарёк раньше времени. Удачи тебе, Гремист. И спасибо, что выслушал меня. Аваллак’х уже поднялся, чтобы уйти, когда услышал: — Аваллак’х! — Да? — Это…удачи тебе и пусть хранят тебя милостивые Боги. Он кивнул и шагнул и тёплой лачуги друида в ненастье. Впервые, за тридцать с лишним лет их знакомства, друид обратился к эльфу по имени. Снег разбивался об выставленный им щит, но он не спешил открывать портал. Следовало поберечь силы, на случай столкновения с Дикой Охотой, поэтому он направился в рыбацкую деревушку, где, не торгуясь, купил лодку у рыбака. — Да куда ж тебя понесёт-то? Ты погоду видел? Даже эхидны носа из гнёзд не кажут! — Видел. И погоду, и дырки на дне лодки. А тебе, во имя Богов, в которых ты веришь, рекомендую забыть, что ты видел меня. Море было неспокойным и утлое судёнышко грозилось захлебнуться. Аваллак’х взялся за вёсла. Сначала он посетит свою лабораторию, а потом отправится на поиски магички.

***

      В мире Aen Elle занималось ясное утро. Карантир, сидел в бывшей лаборатории своего учителя, за его столом, на котором он развернул навигационную карту, в надежде поработать в тишине. Из окна доносилось ленивое чириканье птиц. Большая доска, висевшая на стене была исписана мелом. Формулы, схемы, причинно-следственные связи. Он старался моргать как можно реже, боясь уснуть. Хотя в его собственном кабинете нёс вахту Нитраль, но всё-таки…подводить Эредина не хотелось. Аваллак’х стоял у доски и держал в одной руке книгу, а во второй мелок, которым старательно и даже красиво изображал схему. Слева, за партой сидела Эвелиэнн, жадно ловя каждый размеренный жест учителя, которым восхищалась. Ему же было скучно. Отчаянно хотелось на улицу, туда где светило солнце и пели птицы. Можно было бы плавать на зачарованной лодке по озеру, а если повезёт, то встретить Эредина Бреакк Гласа и его воинов. Они всегда разрешали юному кандидату в Aen Saevherne позаниматься фехтованием. Не тем, что преподавали в общих чертах, а настоящему, боевому, до первой крови. — Карантир? Каранти-и-и-ир… Острый локоть сестры, впившийся в бок, вывел его из раздумий. — Ну? Чего тебе? — Учитель начал лекцию. Ты писать будешь? — Мне это без надобности. Я перепишу у тебя. — Но ты должен учиться. Иначе, как ты планируешь… — Ну, в отличие от тебя, меня природа одарила талантом к пространственной магии, а не к тупым предсказаниям. Меня Совет прозвал Золотым Дитя, а ты, Эвелиэнн, так и останешься пыльной занудой, живущей уединённо. А завтра на фехтовании я снова разделаю тебя под орех. — В довершение всего, после Сопряжения мировые константы были нарушены, и теперь прохождение между мирами сделалось практически невозможным — даже для эльфских магов. Тебе не интересно, Карантир? Он почувствовал, как щёки залило краской стыда, когда обнаружил, что Аваллак’х возвышается прямо за его спиной. Разумеется от взора учителя не укрылась пустая тетрадь ученика.  — Всё совсем не так, учитель. Я просто…просто… задумался. — О чём же? Едва ли о Сопряжении сфер, о котором я толкую. Я заметил, что половину урока ты смотришь в окно. — Учитель. Он перепишет конспект. Я всё записала. — Я не сомневался в этом, Эвелиэнн. Речь сейчас идёт о твоём брате. На тебя, Карантир, возложены великие надежды нашего народа. Ты одарён талантом, но не прилагаешь усилий для его развития. — Да какой смысл мне знать о Конъюнкции? Универсум в универсуме. Пузырёк в пузырьке. Вы, Aen Saevherne, профукали Старшую Кровь, вывели нас, жалкое подобие Лары Доррен и надеетесь, что Dh'oine, что множатся, со скоростью тараканов не истребят нас всех. А оставшихся не добьёт Белый Хлад. — Карантир! Прекрати… Сестра безуспешно пыталась призвать брата к порядку. — Заткнись, Эвелиэнн. Ты можешь сколько угодно читать и знать, но толку от этого не будет. Твой дар бесполезен, как и ты. Ответь мне на вопрос, учитель. Зачем всё это? Я, в теории, смогу проводить через узкие проходы группы эльфов, но этого недостаточно, чтобы мы спасли Aen Seidhe, да что там, мы сами себя спасти не сможем. — Ты прав, Карантир. Сейчас мы не можем сделать ничего. Но ты не договорил. Чтобы окончательно повторить слова Эредина Бреакк Гласа, ты должен был сказать — ты, Креван, профукал Старшую Кровь, упустил Лару Доррен, позволил ей топнуть ножкой и плюнуть тебе в лицо. Она спуталась с мерзким Dh'oine, а ты стоял и смотрел. От спокойного голоса Кревана стало холодно и весь запал, с которым он кинулся обвинять всех вокруг враз исчез. — И вовсе я не… — Можешь не оправдываться. Урок окончен. Вы свободны. Он понурил голову и бросился из кабинета прочь. Эвелиэнн осталась, как и всегда. Она подошла к столу Аваллак’ха и что-то сказала, но он совсем не расслышал что. Он бежал по коридору, не разбирая дороги, пока с удивлением не обнаружил себя у пруда. Жгучий стыд мешал дышать, а слёзы пеленой застилали ясные глаза. И кто тянул его за язык? — Эй, малыш, Карантир. Ты чего там мнёшься у пруда? Эредин приветливо махнул рукой. — Я… — Ты чего ревёшь? Лекции Аваллак’ха настолько скучные? — Нет, не поэтому. Я…мне стыдно. Я наговорил ему гадостей. Сказал, что его уроки бесполезны. Эредин нахмурил брови. — И совершенно напрасно. Он может казаться нудным и скучным, но в том, что его уроки бесполезны для тебя я сильно сомневаюсь. Аваллак’х очень многое знает и многому может научить. — Но ты же говорил! — Я говорил об этом не для того, чтобы ты перестал учиться. Ты уж прости, мальчик, но одарён ты куда больше, чем тот, кто будет всю жизнь просто размахивать мечом. У тебя есть ум, который требует развития, так же, как и тело. У меня есть ученик — Имлерих. Он одарённый и крепкий физически, но о тонких сферах размышлять — явно не его конёк. А ты другой. — А если я не хочу быть другим? Вот ты, к примеру, взял бы меня к себе в отряд? — Взял бы. Только мне не нужны солдаты. Их у меня достаточно. А вот сносный Навигатор — очень нужен. Ты отлично справился бы с этой ролью. Но для этого, ты должен учиться. Хотя, у умников из Совета на этот счёт явно другое мнение. Они захотят тебя нарядить в мантию Aen Saevherne, и ты позабудешь о своём глупом желании скакать по мирам вместе с Дикой Охотой. Он вернулся к кабинету учителя, чтобы извиниться перед ним за своё поведение и услышал, как кто-то, незнакомым голосом, пробирающим до дрожи в коленях говорит. Осторожно заглянув в кабинет, он заметил Эвелиэнн вокруг которой словно сгустился воздух и Кревана, на лице которого читался неподдельный испуг. Слова, что она произносила были пророчеством: жестоким и беспощадным к судьбам. Испуганное лицо Знающего было тому отличным подтверждением. Теперь он был старше. Сидел на берегу озера и наблюдал, как лениво ползёт по водной глади лунный луч. Тихий спокойный голос, пробирающий до костей произнёс, над самым ухом: — Спасибо тебе, что пришёл. Мы так давно не виделись. Его сестра, с годами стала ещё краше чем была в детстве. Высокая, стройная. Светлые волосы мягкой волной падают на спину. Он даже залюбовался на миг, но вместо приветствия только сухо кивнул. — Не ожидал, что ты захочешь встретиться. — Это потому что ты избегаешь меня. Но сегодня я пришла попрощаться с тобой. Он обернулся. — Ты и Аваллак’х, вот и всё — что было в моей жизни ценного. Я никогда не обладала твоими талантами, поэтому Совет решил, что я должна отправиться на Спираль и доказать свою готовность стать Aen Saevherne. — И поэтому решила позлорадствовать? Знаешь, что меня даже об этом не просили. Рекомендуют подождать, потерпеть! Тебе всегда всё давалось легко! Она грустно покачала головой. — Вовсе нет. Я, в силу своих скудных и никому не нужных умений стралась изо всех сил стать лучшей. А ещё, я знаю, чем закончится мой путь. Поэтому хотела увидеть тебя, чтобы попрощаться. — Считай, что попрощалась. На мгновение в её глазах сверкнули слёзы, а может быть это причуды неверного света луны. — Знаешь, Карантир. Я люблю тебя и желаю тебе удачи, чтобы ты обо мне ни думал. Больше она не сказала ни слова и пошла прочь. Луна серебрила её волосы, истончала фигуру, искажала формы, делая их, по-мертвецки — резкими. Он вскочил побежал за ней, но расстояние словно увеличивалось с каждым торопливым шагом. Карантир вытянул руку и попытался схватить девушку за плащ… И проснулся от звона бьющегося стекла. На полу стремительно расползалось винное пятно. Сон. Это всего лишь сон. Призраки из прошлого давно не навещали его. Видимо слишком много времени он проводил здесь в детстве. Он потёр глаза и бросил взгляд на карту. Несколько раз открывались стихийные порталы. Чтобы отследить закономерность, он ставил пометки на карте. Несколько возмущений в пространстве на Скеллиге. В совершенно разных местах. Они обнаружили, что не единственные, кто ищет Ласточку. Он отследил открывшийся портал, думая, что поймал Кревана и обнаружил, что поисками занимается чародейка Dh'oine, которую некогда похитил Эредин. Но какой из двух порталов, ведущих на Скеллиге принадлежит Аваллак’ху? Хотя, тот факт, что второй портал скорее всего принадлежит чародейке обнадёживал. Чародейка ищет то, что нужно им. Значит рано или поздно клетка для Ласточки захлопнется, а Лис будет посажен на цепь. Он с хрустом потянулся и отправился к Нитралю. Им предстояло проверить подозрительные перемещения. Нитраль зевал и тёр уставшие глаза, но отчёт был чётким и ясным, ведь возле стола стоял Эредин, склонившись над картой. — Один из порталов был открыт в Велене, другой около Вызимы. — Что думаешь, Карантир? — Думаю, что сейчас нас больше интересует тот, что ведёт из Велена. Эредин кивнул, соглашаясь. — Несколько дней назад один из отрядов Имлериха доложил, что по дороге на Вызиму они гнались за чародейкой и её спутником. И чародейка, и её спутник прекрасно нам известны. Ведьмак Геральт и Йеннифер из Венгерберга. Они ищут Зиреаэль. — Значит из Вызимы отправилась на Скеллиге чародейка. А вот из Велена — наш общий друг. — Нитраль, посмотри, где в Велене открыли портал в последний раз. Мы отправимся туда по готовности. Карантир, на пару слов. Они вышли на террасу, густо увитую плющом. Эредин небрежно облокотился на перила, делая вид, что его интересует панорама Тир на Лиа. — О чём ты хотел поговорить? — О проклятии, что я наслал на Кревана. Мне кажется, что что-то пошло не так. Карантир удивлённо посмотрел на командира. — Я всё хотел спросить, а кто заряжал филактерий? Только не говори, что ты сам… — Разумеется нет. Легче Имлериха заставить играть на флейте, чем меня — колдовать. Ведьмы. Три ведьмы из мира Dh'oine. Имлерих сказал, что они едва ли не древнее Ауберона. Проклятие было написано на языке Dh'oine, но я решил перевести его на Ellilon. И, либо я сделал что-то не то, либо эти твари что-то напутали. — Что с ним будет? — Я не знаю. Надеюсь только, что он не умрёт прежде, чем заделает Ласточке ребёнка. — Но ведь в пророчестве ничего не говорилось об отце? — Зато в пророчестве твоей сестры чётко говорилось о том, что Предназначенный Чайке обретет вновь. Они связаны Предназначением. — Креван не любит пророчества. — О да. Небо тому свидетель — он ненавидит их. Но то, что он последовал за ней… Тебе это ни о чём не сказало? Впрочем, не утруждайся. Он готов был пожертвовать собой ради неё, ты и сам это видел. — Скажи. Ты настолько их ненавидишь, что готов развязать войну? — Ненавижу? Нет, это не так. Я хочу спасти свой мир от вымерзания. Это тот случай, когда цель оправдывает средства. Будь готов, Карантир. Мы выступаем на закате.       Лаборатория встретила его пустотой. Он потратил сутки на дорогу и смертельно устал. В спальне валялись флаконы из-под зелий и обрезки бинтов, покрытые слоем пыли. Он вспомнил, как нашёл её, как назвался инквизитором, как она плакала во сне. Можно было взмахнуть рукой и убрать и флаконы, и бинты с пыльного пола, но, почему-то, не хотелось. Словно сделав это — он сотрёт часть своей памяти. Вместо этого он очистил кровать и устало лёг, чувствуя себя так, словно все прожитые годы навалились ему на плечи. Креван снял маску и небрежно бросил её на тумбу. Щелчком пальцев погасил свет. Перед тем, как провалиться в сон едва слышно выдохнул: — Мы справимся, Зиреаэль.