Per tempus et Spatium

      Цири проснулась где-то полчаса спустя, когда они были на подступах к таинственному острову, затерянному на Скеллиге, куда мог привести только зачарованный маячок. Она смотрела на него и молчала, не упрекала, не кричала, не раскачивала в бессильной ярости лодку, стремясь выбраться из неё. Он решил не оставлять недосказанности между ними. — Цири, послушай… — Я так много хотела тебе сказать, Креван. Но то, что ты сделал… — Было вынужденной мерой. И если повернуть время вспять, я поступил бы точно так же! — Но…это… — Это эгоистично, знаю. Мне жаль парня, но я не мог поступить иначе. По её щекам всё же потекли слёзы. — Ты всегда поступаешь так! — Я повторю ещё раз. У меня не было выбора. — Но… Он вздохнул и снял маску. Лицо было словно слеплено из пластилина неумелой детской рукой или неверной рукой нетрезвого скульптора. Красивые эльфские губы перекосило, а один глаз словно готов был вылезти из орбиты. Волдыри стали больше и ярче. — У меня слишком мало времени, Зиреаэль. Я потратил слишком много сил, пытаясь справиться с проклятьем, но с каждой минутой мои силы тают, а я превращаюсь невесть во что. Если бы нам только удалось встретиться в Новиграде… тогда передо мной выбор не стоял бы столь остро. Она резко переместилась с другого конца лодки и её ладонь, без всякого страха и отвращения легла на изуродованную щёку. — Значит это тебя испугалась Беа. Ох, Креван…мне так жаль. Ты нашёл хоть что-то? Почему ты вернулся в Новиград? — Я ничего не нашёл. У меня есть несколько зацепок, но для этого мне понадобятся две вещи: филактерий, с которого всё началось и знание, что ты в безопасном месте. Она в ужасе прижала ладони ко рту. — Что случилось? — Я…в Новиграде Лютик посоветовал обратиться к одному бандиту. Главарю одной из шаек новиградской мафии. Этот ублюдок потребовал украсть для него казну, а взамен он помог бы нам…только он обманул нас, Креван. А я была так зла, что совсем забыла про филактерий. Мне так жаль. Я…я… хотела вернуться, но они устроили за нами погоню. А там этот святоша из Культа Вечного Огня, он приказал… а я… Слёзы потекли градом по её щекам. Глупая. — Зиреаэль! Успокойся. Это не конец света. Это — начало конца.  — Если потребуется — я создам новый. Сейчас важно доставить тебя в укрытие. И если ты не прекратишь, то я обездвижу тебя и остаток пути буду просто любоваться твоей красотой. Не смотри так, словно всё поняла правильно. Пожалуйста. Цири неожиданно стёрла слёзы и задала вопрос, от которого стало нестерпимо горько во рту: — Ты очень долго живёшь на свете, Креван, но лгать не умеешь совершенно. Всё очень плохо? Только, пожалуйста, не лги мне. Ты меня спрячешь и сбежишь подальше, чтобы я считала тебя негодяем. — Я не стал бы лгать тебе. — Отчего же? Ты много раз делал это в прошлом. — Пожалуйста, не сейчас. Поговорим в укрытии. Здесь — небезопасно. Повисло молчание, нарушаемое только плеском воды, встревоженной вёслами эльфа. Очень скоро они затерялись окончательно и вокруг — куда ни посмотри, клубился густой туман. Он казался осязаемым, плотным и на миг Цири стало страшно, потому что она, в тумане, потеряла из виду эльфа. Как будто бы она одна в этом густом нигде. — Креван! — Я здесь, не бойся. Она знала, что эльф сидит напротив её, но голос его, казалось звучал со всех сторон. Девушка испуганно вытянула руку и почувствовала как её с силой потянули. Рука непроизвольно потянулась к ножнам, но она наткнулась лицом на тёплую ткань от которой знакомо пахло травами. Она вцепилась в Аваллак’ха, желая только, чтобы туман, наконец, рассеялся, а тепло, идущее от эльфа осталось с ней навсегда. — Ничего не бойся, Зиреаэль. Всё хорошо. На этот раз его голос звучал отчётливо, мерзкие шепотки из тумана утихли. Она потеряла счёт, не зная сколько прошло времени: несколько минут или вечность. Она закрыла глаза, стараясь, за плеском воды услышать, как бьётся сердце Аваллак’ха. Запах трав мантии Знающего успокаивал, был константой, уверенностью, что эльф знает, что делать, что всё закончится хорошо. Наконец, лодка, с глухим стуком наткнулась на берег. — Зиреаэль, мы прибыли. Как только мы сойдём на берег — возьми меня за руку. — Боишься, что я кинусь исследовать это незнамо где? — Это незнамо где, называется Островом Туманов. Слышала когда-нибудь о таком? — Угу. Дядюшка Мышовур в детстве, часто читал мне сказки островов Скеллиге. Но я не думала, что он существует на самом деле. — Он и существует и не существует. Он везде и нигде. Этот остров — вне времени. Между сейчас и никогда. Понимаешь? — Не совсем. — Если сказать грубо, то найти этот остров целенаправленно почти невозможно. Те немногие, что побывали здесь, утверждали, что попали сюда потерявшись в тумане, а позже, выбравшись обнаруживали себя аж у побережья Ундвика, хотя начинали свой путь где-нибудь на Ард Скеллиге. — То есть ты хочешь сказать, что попасть на этот остров можно из любой точки? — Да. У него нет конкретных координат. Координаты — самая главная часть в работе Навигатора. Если координат нет — значит какое-то время Эредин не сможет определить твоё местоположение. Карантир один не справится, а второй Навигатор из его отряда тяжело ранен. — Откуда ты это знаешь? — Я — знаю, этого достаточно, Зиреаэль. Иди строго по дорожке, не цепляй туман. — И это всё, что ты хочешь мне сказать, Аваллак’х? Пальцы эльфа чуть сжались на её ладони. — Нет, Зиреаэль. Не всё. Я очень многое хочу тебе сказать, но обстоятельства, всякий раз, складываются не в мою пользу. Его голос звучал спокойно, как и всегда, но почему-то ей показалось, что её слова задели его. Место выглядело так, словно было воплощением ожившего кошмара: всюду, на всей обозримой плоскости стелился густой туман, вьющийся зловещей сиреневатой дымкой. По краям узкой тропинки, ведущей в гору, горели мертвенно-зелёным светом фонари. Деревья вокруг были жухлыми, а вместо листвы с них, лохмами, свисала густая и, наверняка, липкая паутина. Вдалеке мерцали блуждающие огоньки — Цири вспомнила ведьмачью школу и пришла к выводу, что это какой-то местный подвид туманников — мерзких созданий, заманивающих заблудившихся путников. Аваллак’х не смотрел по сторонам, осторожно всматриваясь в изгибы тропинки. Наконец впереди показался крепко сложенный дом. — Дом? Но откуда в таком месте может быть дом? Кто-то в здравом уме додумался жить в таком месте? — Это история из разряда домыслов и легенд, но, как и в любой такой истории, в основе, наверняка, лежит что-то из разряда историй о безграничности человеческой жадности и силах, что за это наказывают. Аваллак’х толкнул дверь и не отпуская руки Цири сделал шаг вперёд. Дом, с когда-то достаточно богатым убранством внутри, ныне являл собой унылое зрелище: слои пыли украшающие поверхности, паутина, свисающая с разлапистой люстры на тридцать свечей. Единственной особенностью оказалось зеркало в полный рост в богатой раме, которого, казалось, совершенно не коснулось время и пыль. — Смотри, Креван, всё вокруг в пыли, что не продохнуть, а зеркало, как новенькое, словно вчера повесили. Даже подходить к нему как-то жутко. Он негромко отозвался, изучая книжные стеллажи. — И не стоит. По крайней мере, пока. Цири закатила глаза: кто куда, а Креван к книгам. — Ну что ты застрял возле этого пыльного барахла? Мы, кажется, хотели поговорить? — И мы поговорим, не сомневайся, Зиреаэль. Я ищу кое-что конкретное. — И что же? — Поучительное подтверждение легенды о хозяине этого дома. Он продолжил перебирать книги, пока в одной из них не обнаружил пожелтевший дневник. — Кажется нашёл. Авллак’х махнул рукой, заставляя пыль и паутину исчезнуть, сверкнув яркой вспышкой. Цири хмыкнула, глядя на эльфа усевшегося на кровать. — А говорил, что против магической уборки. — А ещё говорил, что никогда не буду облекать свои чувства в слова. Раз уж я нарушил одну незыблемую догму в своей жизни, то почему бы не нарушить ещё одну? Иди сюда. Она села рядом и положила голову ему на плечо. 23 марта. « Я отбыл в Туссент, за диковинными товарами, кои не стыдно и ярлу предложить. Слышал я, что в тех краях есть мастер зеркальных дел, что творит шедевры, достойные дворцов, по ценам, куда более разумным, чем можно себе представить.» 15 апреля. «Море такое спокойное, что ей-Фрейя, что-то в этом зловещее. Никогда прежде в моей жизни не было такой доброй погоды, старик-кок беспрестанно бурчал, что это не к добру, а я сказал ему, что если он не заткнётся, то поделится своими переживаниями с рыбами…» 30 мая. « Несмотря на весь скулёж старикана мы добрались к южанам без приключений. Мужичьё радостно посыпалось в порт строить глазки, да рассказывать морские сказки, местным мазелькам. Старикан отправился в продуктовые ряды на поиски новых вкусов с южным колоритом, а я купил местного вина, коим славятся эти края, и сел пригубить его в теньке. Ко мне тотчас подошёл оборванного вида господин, похожий на нищего прощелыгу и попросился за стол. Признаюсь, первым моим порывом было выгнать поганца, что потревожил мой покой, но он излагал свою мысль так грамотно и цветисто, что твой профессор из какого-нибудь далёкого Оксенфурту, что мне стало интересно. Как выяснилось этот господин, как и я, прибыл издалека, чтобы наладить торговлю с местным населением. Хотя на купца он похож, как горный козёл на гусыню, но язык подвешен у него что надо. Я и не заметил, как мой новый знакомец успел разузнать обо мне всё, ничего не рассказав о себе. Мы проговорили с ним несколько часов, а я даже не узнал его имени. Слово за слово, и я рассказал ему, что хочу заказать зеркало, глядя в которое будешь всегда счастлив, для своей ненаглядной Ингрид. Этот господин так воодушевился, так разулыбался, что меня пробрал праведный ужас: настолько неестественной мне показалась его улыбка, словно приклеенная к хитрому, похожему на восточное лицо. Мы условились встретиться завтра в этом же месте и он пообещал угостить меня напитком достойного королевского стола.» 31 мая. « Мой новый знакомец рассказал, что он зеркальных дел мастер и ежели господин, то есть я, желает сделать заказ, то ему в этом трудном ремесле равных нет. А ещё, после того, как я выпил порядочно много, он сказал, что может сделать меня влиятельным и богатым. Я, конечно, рассмеялся и сказал ему, что зеркала будет достаточно, но он был весьма настойчивым и я в сердцах пожелал, чтобы в моих походах всегда был попутный ветер и чтобы мои товары всегда пользовались спросом. Мы смеялись и пили до самого утра. Он сказал, что через неделю я получу лучшее зеркало на свете. На вопрос о его цене только рассмеялся и ответил, что со временем я всё узнаю и предложил встретиться на перекрёстке за городом, как только солнце прольёт свои последние лучи, на этот край вина и праздности. Странный он, но впечатление производить умеет.» 6 июня. « Ух, ну и жаркий же здесь, в Туссенте климат! Я едва не сварился на солнце пока торговался с продавцом за отрез шёлка. В итоге, мне удалось сторговать приемлемую для себя цену, на что продавец, на своём наречии пробубнел что-то о жадных нордлингах. Да и пошёл он в задницу, старый выжига! Главное, я купил превосходную ткань почти за даром. Ингрид пошьёт себе красивое платье. Сегодня мне предстоит встреча с этим зеркальщиком. На вопрос о его имени он сказал, что я могу звать его человеком-зеркало. Право слово, чудной он. У нас на Скеллиге не любят загадок, мы люди честные и прямые, а этот изворотлив, как болотная гадюка. Место встречи он выбрал странное, но объяснил он это тем, что в зеркалах кроется великая магия, поэтому они требуют особых условий.» 7 июня. «Я писал, что этот зеркальщик чудак? Не то слово, но зеркало! Оно, поистине, великолепно. Работа такой чистоты и тонкости, вне всякого сомнения заслуживающая самой высокой похвалы. Что удивительно, он не потребовал ничего взамен, сказав что-то вроде, что сам меня найдёт, когда настанет время. Мы тепло попрощались и вот, уже сегодня я отплыл обратно домой, гружённый гостинцами, вином и первосортными товарами. Зеркало я повешу в своём доме и передам его по наследству своим детям.» — Креван? Давай сделаем перерыв. История этого купца безумно интересная, но есть вопросы поважнее. — Это место вне времени, Зиреаэль… — Зачем ты вернулся в Новиград? Её тон был строгим и разнился с её действиями: пальцы правой руки ловко отстёгивали брошь, удерживающую капюшон его плаща. — Я ничего не нашёл на Скеллиге и решил найти тебя, пока ещё пребываю в здравом рассудке. Убийственно честен. — Ты мог бы солгать… Он поднял её лицо за подбородок, заставляя смотреть себе в глаза: — Мог бы. Но не хочу. Слишком много времени я потратил впустую. Я не завершил твоё обучение и вынужден спрятать тебя здесь. Но даже на этом острове, стоит тебе перенестись — и они найдут тебя. Цири отстранилась и по щекам потекли слёзы. — Почему ты такой? Креван, я не испытываю отвращения к тому, каким стало твоё лицо. Ты пострадал из-за меня. Я предупреждала, я говорила тебе, что все кого я… Эльф обхватил её лицо ладонями и поцеловал. Великая Дана! Пусть этот миг длится вечность. Её губы были обветренными и солёными от слёз, но ему было на это наплевать. Сейчас он продолжил то, что начала она, развязывая завязки на её рубахе, позволяя ткани скользнуть вниз. Казалось, прошла вечность с его запальчивого признания в любви в веленской лаборатории. Глупо было отпускать её от себя. Нужно было наслаждаться каждой минутой рядом с ней. Удивительная ирония: когда хотелось умереть, находя это забавным способом уйти от настойчивых воспоминаний, тревожащих память — любая хворь магического и немагического порядка обходила его стороной. Зато сейчас, когда он только обрёл, он вынужден будет снова потерять. Как обидно. Он неспешно гладил её спину, попутно отмечая, что питание её оставляло желать лучшего — позвонки выступали сильнее, чем помнили его ладони. Она так доверчиво жалась к его телу, что было почти физически больно осознавать тот факт, что это, скорее всего, для него последний шанс побыть с ней наедине. Он раздевал её с болезненной неспешностью, а его пальцы заставляли её стонать и дрожать в его руках. Пусть запомнит его занудным учителем, пусть запомнит его тем, кто заставлял до боли в пальцах сжимать простыни, пусть запомнит его таким, каким его не знал никто. Таким, он позволял себе быть только с ней. Цири шептала его имя, цеплялась за его плечи, оставляя на них царапины, а он, кажется, сдавил её бёдра до синяков. Какое странное чувство царило в его сердце: было одновременно и невыносимо хорошо, и до зубовного скрежета больно. Рискнуть зацепиться за эту жизнь, оставить своё семя в ней, позволяя зародиться новой жизни? Он посмотрел в затуманенные страстью зелёные глаза и понял, что с ней он так не поступит. Слишком жестоко, даже для бессердечного, в глазах многих, Знающего. Как только её мышцы сомкнулись на члене, знаменуя оргазм, а отзвук последнего стона потонул в шуме бешено стучащего сердца, он вышел из неё и излился ей на живот. Они лежали в тишине, не рискуя прервать уютное молчание. Зиреаэль задумчиво водила пальцам по его голой груди, по линиям татуировок. — Ты останешься здесь, со мной? — Я хотел бы остаться с тобой. Ты устала? — Даже не думай, я не собираюсь спать. Скажи, что ты будешь делать? — Дочитаю дневник бывшего хозяина этого места. Она приподнялась на локтях и нависла над ним. — Ты сейчас серьёзно? Он поцеловал её. — Я же не сказал, что собираюсь сделать это сейчас. 12 августа. «Великая Фрейя! Я вернулся домой, где меня ждали с нетерпением. Путь был лёгким, словно сами боги раздували паруса. Даже сирены с эхиднами не тревожили нас. Определённо, лёгкий путь воодушевил мою команду и в следующее плавание мы отправимся как только я продам весь товар.» 14 августа. «Я поражён, но моими товарами заинтересовался сам ярл и его родственница, прибывшая откуда-то издалека. Я чувствую себя так, словно живу в сказке, где герою, за труды праведные полагается достойная награда. Ингрид довольна. Она часами стоит у зеркала и любуется на себя, то и дело меняя награды. Ничего, если так дело будет спориться, то я отстрою новый дом. У нас появятся детишки.» — Пока что всё не так плохо, нет? Аваллак’х нахмурился. — Нет. Всё уже хуже некуда. Ты ведь запомнила первую часть записей? Он писал, что пожелал себе попутного ветра и успеха среди других торговцев. Думаю, чтобы пролить свет на эту историю нам нужно пролистать чуть дальше. 12 января. «Итак, я стал лучшим торговцем на Скеллиге. Раньше, я не задумываясь сказал бы, что в этом моя заслуга — ведь я привожу лучшие товары издалека. Но теперь, мне кажется, что торгуй я гнильём со своего огорода — люди купили бы его. А ещё, знаю это глупо, но моя жена полюбила смотреть на себя в зеркало. Всё чаще я нахожу её, крутящейся перед ним. Может быть я просто устал?» 17 февраля. «Я знаю, что зимой плавать вдаль глупо, но решился на этот шаг. В конце концов, смерть всегда держит нас в своих руках. Я не боюсь. Только бы оказаться дальше от дома, дальше от зеркала. Команду пришлось набирать из молодых. Старики, с которыми я плавал ранее обвинили меня в безумии и жадности. Итак, мы отплываем в Новиград.» 1 марта. «Как я и ожидал — ветер попутный, а море удивительно приветливое. Никакого шторма, никаких происшествий. Новая команда сказала, что я приношу счастье, а я в этом уже не уверен.» 2 марта. «К своему удивлению я встретил в корчме своего давнего знакомца — зеркального мастера. Он был искренне рад встрече, спрашивал, как идут дела, всё ли у меня хорошо. Я рассказал всё как есть, что всё словно по волшебству. Не стал упоминать лишь о страхе перед зеркалом, но он, к счастью и не спрашивал. Мы снова выпили и он ушёл, сказав, что очень скоро мы встретимся вновь.» 3 апреля. Страница запачкана кровью. «Я вернулся домой и застал на поверхностях толстый слой пыли. Ингрид спала, сидя перед зеркалом. Какой страх поселился в моей душе — не передать словами. Я встряхнул её, чтобы привести в чувство, сказал, что она должна объяснить мне, что происходит. Ингрид сказала, что не ждала меня так скоро. И я спросил у неё, у своей ненаглядной жены, что делает её счастливой? Раньше она отвечала, что я делаю её счастливой, а сейчас, внутренне похолодев, я услышал: «моё отражение». Я бросился к злосчастному и зеркалу и хватил по нему кулаком. Ингрид разозлилась и бросилась на меня. Она словно обезумела и пыталась выколоть мне глаза осколками, вырывалась и кричала, что ненавидит меня. Великая Фрейя, во что я ввязался?» 12 апреля. «Ингрид ушла от меня тем же утром, сказала, что не желает меня знать. А я начал пить. Какой смысл плыть да моря и торговать, если я остался один. У меня осталось только разбитое сердце и треснувшее зеркало, искажающее черты. Ночами я вижу, как из зеркала ко мне тянутся руки и мне страшно.» 22 апреля. «Сегодня ночью, во сне в мою дверь постучали. Я открыл и обомлел. В неверном свете луны, истончающем людские черты лица, на моём пороге стоял этот злосчастный зеркальщик, имени которого я не запомнил. На мой вопрос зачем он явился — ответил кратко, что за долгом. Я же ответил, что ничего ему не должен, а если должен, то отдам в срок между завтра и никогда. Он не рассердился, только сказал, что будь по моему и ушёл.» — Смотри. Дальше идут обрывки записей, без дат. «Я схожу с ума. Мне кажется, что я сплю. Из зеркала выходят тени и ищут меня…» «На улице перестало светить солнце. Когда я выхожу из дома — вокруг меня тотчас меркнет дневной свет. Мне страшно.» «Каждую ночь я слышу чьи-то шаги по комнате, слышу, как скрипят половицы, как эти твари что-то шепчут…» «Сегодня под дверью всю ночь кто-то скрёбся. Судя по звуку когти у этой твари были размером с мою руку, не меньше. Я больше так не могу.» «Чувствую, что это последняя моя запись. Сегодня мой дом словно перенёсся в страну, вылепленную из самых жутких кошмаров. Всюду зловещий туман, который кажется таким плотным, что в нём можно задохнуться. Видимо сегодня настал тот самый день — между завтра и никогда. Если кто-то найдёт это место и этот дневник — заклинаю вас, никогда, ничего не просите и не желайте вслух — неизвестно что и как откликнется на вашу просьбу.» Потерявшийся во Времени Йохан ан Эйк. — Да уж, история поучительнее некуда. Как думаешь, он забрал его, этот зеркальщик? — Думаю, что да. Цири вдруг вспомнила: — Знаешь, в Новиграде я тоже встретила таинственного типа в корчме. — Вот как? Он предлагал что-нибудь? — Нет. Только подискутировал со мной, посоветовал найти травника и пожелал мне удачи, от всей души, которой, как он сказал, у него нет. — Не думаю, что тебе следует опасаться последствий. Твоя кровь, как бы сказать — не совсем человеческая. Несмотря на то, что твои предки веками мешали кровь Dh'oine, чисто с точки зрения науки, ты скорее Aen Elle, чем человек. Ген Старшей Крови — исключительно эльфский, не принадлежащий этому миру. А такие сущности, как этот зеркальщик — работают на одной плоскости. — Хм, тогда зачем нам было читать этот дневник? — Такие места, как этот остров — интересно узнать, откуда они появляются. Место между завтра и никогда. Интересное определение, не так ли? — Но зачем ему помогать людям? — Dh'oine, в большинстве своём глупы — этим он и пользуется. Раз у него нет души, значит его интересует то, чего ему не достаёт. — А зачем ему помогать мне, если я не представляю никакого интереса? — А вот тут ты ошибаешься. Такие, как он — часть мира, в котором они живут. Если мир исчезнет, то он потеряет сферу влияния. Поэтому, он мог помочь тебе советом, в надежде на то, что ты спасёшь мир. — У меня от этих домыслов заболела голова. А ещё я бы съела чего-нибудь. Аваллак’х вынул из сумки несколько лепёшек и ломоть сыра. Задумался, а затем достал небольшую фляжку. — Ешь, я найду что-то, во что можно разлить. Встретив её недоумённый взгляд — пояснил:  — Вино из Тир на Лиа. Прихватил в лаборатории на Скеллиге. Кощунством будет пить благородный напиток из горлышка фляги. На самом деле он искал посуду не для этого, но ей об этом знать было необязательно. Мысленно он попросил прощения у девушки. Он нашел глиняную кружку и налил туда вина, добавив содержимое крошечного пузырька. Вкус вина издавна отлично маскировал привкус зелий. Он попытался улыбнуться, но вышло натянуто и горько. Фляга тихонько звякнула о глину. — За что пьём? — За то, чтобы всё закончилось хорошо, Зиреаэль. — Сойдёт. Она пригубила напиток. — Какой интересный вкус. Не припомню, чтобы такое вино подавали к столу у Ауберона. — Особый сорт. Когда-нибудь, мы в полной мере насладимся его вкусом. Тогда настанут совсем другие времена. Я в это верю, Зиреаэль. — И я… Кружка выпала из ослабевших пальцев девушки и эльф поспешил подхватить её. Красивые зелёные глаза остекленели, а сердце перестало биться. Он знал, что с ней всё будет хорошо и это необходимо ради её блага, но так больно было смотреть на неё — безжизненную и безучастную ко всему. Креван осторожно уложил её и прошептал заклятие: в воздухе повис магический светлячок, которого он закупорил в фиал. Осторожно заправил прядь серебристых волос за ухо, провёл пальцами по щеке, стараясь запомнить образ, запечатлеть его в памяти. — Я люблю тебя, Зиреаэль. Теперь у Эредина не будет шансов найти девушку не расколдовав его. В конечном итоге, нынешний король Тир на Лиа должен будет извлечь важный жизненный урок. Цири здесь будет в безопасности. А если он погибнет, то заклинание, наложенное на неё потеряет силу и она сможет бежать. Он поцеловал девушку в лоб и вышел из дома прочь.