Испытание Мага

Каждый — сам кузнец собственных несчастий. Я мог бы до сих пор успешно строить карьеру алхимика в Гильдии Магов, если бы не сделал глупость. Дело в том, что меня не принимали всерьез. В свои годы я уже мог бы считаться хорошим специалистом, но алхимия была лишь моей второй дисциплиной. А о первой говорить вслух не поощрялось. Я варил отличные яды — бытовые, военные, сложносоставные с отложенным действием, паралитические, даже сельскохозяйственные. Чего я не варил, так это приворотных зелий, мазей от выпадения волос и микстур для похудения — хотя их как раз жаждали больше всего. Но все эти склянки вызывали в Гильдии лишь поверхностное одобрение, поскольку для становления мастером я должен был показать, что могу справиться со всеми необходимыми типами составов, от зелья восстановления магии до такого, что одновременно поднимало боевой дух, приток маны, давало защиту и не сажало зрение. Конечно, и этому можно было выучиться еще быстрее — но настоящей моей страстью была некромантия, которой приходилось заниматься тайно и с риском быть пойманным — на Ауридоне, если кто-либо поймает некроманта, то предаст его верной смерти (если сумеет). С тех пор, как мой наставник в черном ремесле покинул меня и пропал без вести, я прибился к Гильдии потому, что не знал, где еще найти себе компанию и хоть какой-то кров. Культ Червя, при всей привлекательности для меня их занятий, был насквозь пропитан поклонением Молаг Балу и непосредственно самому Маннимарко, а я не желал в этом участвовать. Некромантия представлялась мне более благородным искусством, чем её привыкли видеть: да, разложение и гниение плоти безобразно, но разве бросить смерти вызов — не извечное желание всего живого? Я занимался в тайне, раз в неделю выбираясь в облюбованную для этого пещерку к востоку от города, где хранил всё необходимое и «образцы» — в основном подмороженные чарами и консервированные иными способами тушки животных. Мне нравилось работать с ними, не отвлекаясь на «организационные вопросы» и культ, на что Черви тратили безумное количество времени. В отделении Гильдии, где я находился, а было это в Вулкельском Дозоре, поклоняться требовали разве что духу знаний и дисциплины. Я был счастлив работать рядом с коллегами по магическому искусству, но их слегка пренебрежительное мнение обо мне несомненно огорчало: я считался вечным новичком, дилетантом, который вряд ли начнёт когда-либо хватать звёзды с неба. В те годы конечно я был достаточно юн и желал всего того, что в начале жизни кажется особенно привлекательным — уважения, славы, внимания. То, что отец выставил меня из дома, было трагедией только по альтмерским меркам; в Гильдии равно уважались все расы и истории, если новобранец решительно отказывался от предосудительных действий, которым был привержен в прошлом. Куринур, наиболее обаятельный и разговорчивый из Гильдии, считал меня «вечным претендентом»; Ангрел, симпатичная босмерка, реагировала на мои слова только если я предлагал ей какое-нибудь пари, и только Демиипа, маг-аргонианин, занимавшийся в основном снабжением нас всех экипировкой под зачарование, и Бравинор, данмер-мистик, почему-то скрывавший свою фамилию, были ко мне хоть как-то расположены. Больше всего я жаждал обратить на себя внимание Валасте — но её, кажется, не интересовало ничего, кроме исследований. Ах, как же мне хотелось, чтобы Фиринве, глава отделения, посмотрела на меня иначе, чем на пустое место! Или Куринур сказал бы, что я не бесполезная трата реагентов… Тщеславная мысль потихоньку завладела моим сознанием. Я должен был обратить на себя внимание! В одно прекрасное утро я сообщил всем, что изобрёл некое царь-зелье, которое сочетает в себе восемь положительных эффектов, включая прозрение невидимого, поиск предметов и пресуществление плоти. Конечно же, все надо мной посмеялись, но я сумел убедить Демиипу, Бравинора и Валасте присутствовать при испытаниях. Демонстрация не заставила себя ждать. В назначенный день я собрал всех троих на берегу, у своей пещеры. Я обещал им настоящее чудо. За несколько дней до этого большой корабль разбился на рифе, и к берегу прибило несколько трупов. Я был очень рад, потому что не часто выходило иметь под руками плоть разумных существ! Самый лучший экземпляр, альтмер лет сорока, был мной уложен на большой камень и прикрыт зачарованным полотном, чтобы до него не добрались солнце и крабы. Когда мы пришли, я попросил всех сесть на обломки ящиков, окружавшие мой импровизированный прозекторский стол, а потом раздал по маленькой чарке зелья. Выпив его, мои зрители оказались обездвижена минут на десять; большего времени мне не требовалось. Но я не хотел, чтобы они убежали, как только я подниму ткань! Речь я подготовил заранее, и начал с того, что некромантия вовсе не означает того, что её будут применять с отвратительными целями… есть моменты, когда дух погибшего должен быть призван для того, чтобы мог упокоиться с миром или рассказать сведения, которые помогут его родственникам или расследованию его собственной смерти. Нельзя отрицать подобную пользу! И я был горд представить зелье, которое способно помочь проникнуть в сознание мёртвого на несколько минут даже тому, кто вовсе не сведущ в некромагических чарах и даже в самой магии! Эффект я был готов продемонстрировать на себе и на своём молчаливом ассистенте. Подняв полотно, я представил всем бедного моряка. Его лицо было обезображено слева, на руке не хватало немного плоти, вырванной снастью, за которую он держался, пока тонул, но в целом он неплохо сохранился. Достав заветный флакончик, я смазал ему губы и, набравшись храбрости, принял зелье. Мой разум сперва заволокло туманом, а потом я оказался словно раздвоен: наблюдал мир своими собственными глазами — и глазами моряка. — Меня зовут Циранис, — сообщил моряк, выгибаясь и открывая рот, но звук шёл и из моего тоже, то есть мы говорили одновременно. — Я из Гнезда Кенарти. Маормеры напали на наш корабль. Пожалуйста, передайте моей сестре Талирей, что я оставил все деньги под половицей у печки. Пусть она найдёт их. Мне уже ни к чему. Он сообщил кое-что ещё — для своей матери, любовницы и, внезапно, любовника — после чего смолк, а я уселся на землю, потому что общение отобрало много сил и мне требовалось выпить ещё одно зелье, чтобы расцепиться с чужим сознанием. — Зут! — яростно зашипел Демиила, который уже почти отошёл от паралича. На лице Валасте я читал лишь омерзение, а Бравинор громко помянул сперва Альмалексию-заступницу, а потом Аркея. Мои мечты осыпались, как поражённое порчей дерево — ах, ну как можно было быть таким наивным! — конечно же, лишь мне одному поднятый моряк, чей уже разложившийся мозг вдруг заработал, казался прорывом и чудом, а для остальных это был лишь непогребённый мертвец, у которого возможно действительно были где-то любящие родственники, скорбящие о пропавшем без вести — но требовалось ещё проверить, говорил ли мертвец правду. Увы, мои зрители просто встали и ушли. Мне не хотелось ничего объяснять больше — я не стал бежать, но покорно пошёл с ними, вернее поплёлся в стороне, потому что если подобная демонстрация ничего им не доказала, то смысла пускаться в пространные речи не было. О, я не ждал, что смогу изменить что-то глобально — не мне спорить с уставом, написанным Ванусом Галерионом, ведь я знал о его конфликте с Маннимарко… но я надеялся, что хотя бы те, кто знали меня, прислушались бы к моим словам. Меня попросили не покидать пределы здания Гильдии, а вечером созвали общее собрание. Всем было объявлено, какое преступление я совершил, и Гильдия голосовала за моё изгнание. Большая часть даже хотела сдать меня страже. Не дожидаясь, чем всё обернётся, я бросил последний грустный взгляд на Валасте, принял зелье невидимости и ушёл — бежал через открытое окно балкона. Я быстро добрался до пещеры, собрал все дорогие ингредиенты — например, особенный гленумбрийский аконит, который еле достал — запасную одежду, тревожную сумку, которую приготовил заранее… и бежал. Через неделю я находился на корабле, плывущем в Хай Рок. Моим мечтам о том, чтобы оставаться магом с лицензией, обратились в прах — отныне я был сам по себе, и любой, кто узнал бы меня в лицо, мог закричать «гнусный некромант!». Признаться, был момент, когда мне хотелось выпить залпом весь флакончик драгоценного аконита… и стать идеальным «опытным материалом» для какого-нибудь более удачливого коллеги. Но я отложил эту мысль. Каждый некромант должен пройти через опыт смерти, но не стоит делать подобного второпях, не подготовившись… и потому, что прогрессивные мысли иногда выглядят непрезентабельно. К моменту высадки у меня был готов план. И всё же я скучал по Валасте и Гильдии — и всему тому полезному, что мог бы сделать для своей родины, окажись она чуть менее косной во взглядах.