13 возрастов Мастера Зелий

Я просыпаюсь. Свет бьёт в глаза. И я понимаю, что у меня проблема. Вернее две. Одна ниже пояса. А вторая стоит перед кроватью и пытается мне что-то втолковать. А на мне даже трусов нет. Я вчера лег спать голым. Пижама и остальные мои вещи остались в коттедже Билла и Флёр. Я быстро обматываюсь в толстое одеяло, и пытаюсь вникнуть в то, что говорит мне Северус. Что поделаешь, мне придётся его так называть. Я не могу объяснить семилетнему мальчику, что раньше он был ненавистным учителем и врагом номер два, и я скорее бы откусил себе язык, чем назвал его по имени. — Еще раз и сначала, Северус. Я ничего не понял. — Я вырос за ночь вот на столько! — он изображает между ладонями расстояние сантиметров в двадцать, — Вчера я не доставал до крана в ванной. А сегодня — достаю! И одежда стала маленькая. И волосы длинные. А вдруг мама меня не узнает, когда приедет? Когда она вернётся? -Кто? -Мама! -Она обещала через две недели. Три дня уже прошло. Вот и считай, осталось одиннадцать дней. Северус вздыхает и отворачивается. Этого мне ещё не хватало! Он плачет? Передвигаться, обмотанным в скомканное одеяло, не очень удобно. Но я подхожу к мальчику и глажу его по голове. У него длинные мягкие волосы, пряди которых завиваются спиральками и падают ниже лопаток. Я отмечаю про себя, что их надо забрать в хвост, когда мы отправимся на кладбище. Мне придётся взять Северуса с собой. Его не на кого оставить. Да и не доверяю я до такой степени никому. Луна права, во мне проснулся материнский инстинкт. Ничем другим я своё желание приласкать, утешить и защитить этого ребёнка, который по сути, является взрослым и опасным магом, объяснить не могу. Он поднимает на меня свои огромные блестящие глаза, обрамлённые длинными густыми ресницами, и я понимаю, что разорву любого без всякого сожаления, кто осмелится или просто попытается причинить ему боль. Ну, пока он такой кроха… — Северус, всё обойдётся. Ничего не бойся. — Я не боюсь. Просто… — Что «просто»? — Мама меня бросила? Или она… — его голос вздрагивает. Он пытается выговорить это страшное слово, но не может. — …Она умерла? Мысли он мои читает? Прямо так, без заклинания и волшебной палочки? Может, рассказать ему правду? Мне кажется, он бы понял. Он не похож на большинство детей своего возраста. Слишком умен. Но тогда я точно с ним не справлюсь! Зная, что он заколдованный взрослый, он очень быстро потеряет лояльность ко мне, и тогда меня ждут две недели ада. А мне… нравится быть родителем этого вундеркинда. Я присаживаюсь на корточки, обнимаю его и шепчу в маленькое розовое ухо: — Мама тебя никогда не бросит. Мама тебя любит. Очень–очень. Она попросила меня присмотреть за тобой. Я тебя в обиду не дам. Отстраняюсь и смотрю на него. Вот так–то лучше. Две одинокие слезы высыхают на щеках. Взгляд — спокойный и ясный. — Сейчас придёт Гермиона, она придумает, что делать с одеждой. Он кивает. — Я иду в ванную. Искупаюсь и зубы почищу. А ты займись пока чем – нибудь. Книжку почитай. Я заскакиваю в ванную, аккуратно складываю одеяло и становлюсь под холодный душ. Я себя наказываю. Вернее, не себя, а своё тело. У меня стоит. Даже сложный разговор с Северусом не утихомирил мои не вовремя разыгравшиеся юношеские гормоны. Почему я вечно попадаю в дурацкое положение? «Тебе идти на похороны, идиот!» — кричу я себе мысленно. И мне сразу делается жутко, страшно и больно. Холодная вода обжигает меня сильнее кипятка. Вся радость жизни пропадает, а вместе с нею и эрекция. Когда я в одном полотенце выползаю, наконец, из ванной комнаты, Северуса в спальне нет. А из гостиной доносятся голоса. Пришла Гермиона. На Северусе — хорошо подогнанный костюмчик, с белой рубашкой и слизеринским галстуком. Гермиона расчёсывает его длинные волосы, чтобы перевязать их атласной лентой. Я хотел это сделать сам. Ну, да, ладно. Пусть Гермиона немного поиграет в мамочку. Не всё же ей с Пожирателями Смерти сражаться и уничтожать крестражи. — Выспался? – вместо приветствия спрашивает она, — костюм лежит на столе. Переодевайся. Церемония начнётся через двадцать минут. А нам ещё добраться надо. — Наколдовала? Или настоящий? — Настоящий. Это костюм Перси. Он даже не сильно заношенный. — Я его не надену! Не хочу ничего общего иметь с Перси! — Гарри, это всего лишь костюм! На один раз! — теряет терпение Гермиона. — Лучше наколдованный! — Надевай! – обречённо машет рукой Северус, — с женщинами спорить бесполезно! — Ну, раз ты так считаешь, Северус. Я утаскиваю вещи Перси в спальню и там переодеваюсь. Из пятидесяти человек, погибших при защите Хогвардса, на Хогсмидском кладбище хоронили только двадцать семь. Это были чистокровные волшебники. Остальные были магглорожденными, или из смешанных семей. Их тела забрали родственники, чтобы соблюсти все Британские законы и формальности. Андромеда Блэк, мать Тонкс, увезла тела дочери и своего зятя, Ремуса Люпина, чтобы захоронить их в фамильном склепе семьи своего мужа. За это нас презирают чистокровные маги. Магглорожденным волшебникам приходится жить двойной жизнью. Волшебной и обывательской. Будучи обывателями, они обязаны платить налоги и соблюдать законы. Чтобы не стать изгоями общества, им, кроме диплома Хогвардса нужно иметь ещё какой-нибудь липовый документ об образовании, паспорт, ненужные водительские права. А тот же лорд Малфой не числится ни в одном, даже самом засекреченном списке граждан Великобритании. Впрочем, мой друг Рон и вся семья Уизли тоже. Гермионе, если она свяжет жизнь с Роном Уизли, придётся остаться мисс Грейнджер. Ведь женой Рона и «миссис Уизли», она будет только в магическом мире. Площадь перед Хогсмитским кладбищем переполнена людьми. Все двадцать семь гробов, стоят на возвышениях. День довольно жаркий. Но когда мы подходим к площади, становится прохладно. — Наверное, это защитный купол, — предполагает Гермиона. Хлопок аппарации, и прямо перед нами возникает Рита Скиттер. — Первое появление на людях Народного героя после Победы! Маленькое, крошечное интервью в этот горестный день! Скажите, Гарри, каковы были последние слова Сами – Знаете – Кого? — Авада Кедавра? — Разумеется! – восклицает Рита. — А ещё, ещё! Что - нибудь эксклюзивное! Что он шепнул на ухо только Вам, Гарри Поттеру! Его последние слова! — Он сказал, что убъёт меня, а потом разберётся с Малфоем. Драко Малфоем. — Драко Малфой? Про него рано… цензура. — Это длинная история, Рита. Давайте потом. Я всё расскажу! — О-о! — Рита забилась в экстазе журналистского оргазма, — скажите только, Вам было страшно, Гарри? Страшно, конечно мне было страшно. Но я не собираюсь кричать об этом на всех перекрёстках. — Отстаньте от него! — Северус дергает Риту за край пиджака. — О! какой милый ребёнок! Какое дивное сходство! — Мой кузен, — быстро произношу я. Гермиона качает головой, но молчит. Северус тоже молчит, но судя по его выражению лица, ему требуются объяснения. И тут из толпы неожиданно выныривает Джинни. — Гарри! Она сжимает меня в объятиях. Я обнимаю её в ответ. Левой рукой. Потому что мою правую руку крепко держит Северус. И не отпускает её, невзирая на судорожные подёргивания моей конечности. На Джинни простое черное платье до колен. Оно делает её немного старше, но в то же время и привлекательнее. Длинные волосы забраны в строгую прическу. Джинни выглядит, как настоящая леди. Фотограф Риты безостановочно щёлкает затвором колдокамеры. Я легонько отстраняю Джинни от себя. — Я… соболезную. — Кажется, такие слова принято говорить на кладбищах. Смерть Фреда совершенно не укладывается в моей голове. Я не приму этот факт. Не приму, не осознаю, и не смирюсь. Но сейчас я могу выдавить из себя только это: «Соболезную». — Вам лучше уйти, — Гермиона отодвигает Риту, и мы идём дальше. Знакомые и незнакомые волшебники тихо здороваются. Я киваю всем в ответ. — Гарри, — тянет меня за руку Северус, — смотри, великан! Хагрид стоит с задумчивым видом и мнёт в руке носовой платок, размером с наволочку. — Хагрид! Здравствуй! Хагрид разворачивается ко мне: — Здравствуй, Гарри. Здравствуй, Гермиона. Здравствуй, малыш. М – да. Грустный день. Пятнадцать авроров, а остальные наши ребятишки. Жалко - то как! — слёзы размером с виноградину скользят по ресницам великана и падают в широкую бороду. Мне от этого зрелища делается не по себе. — Я пойду, Хагрид… Попрощаюсь. — Гарри, — окликает меня Хагрид, — Тебя таво, Кингсли разыскивал. — А вот он! Кингсли, а вот он, Гарри-то! Ко мне, лавируя в толпе, продвигается Кингсли, в своих развевающихся африканских одеждах. В глазах — участие, на губах подобающая случаю печальная улыбка. — Гарри! Как ты? Мы ведь так и не поговорили! — Кингсли само добросердечие и участие. Будто все погибшие исключительно мои родственники. Но я всё вижу. И настороженную позу, и короткий цепкий взгляд в сторону Северуса. — Извини, Кингсли, церемония скоро начнётся. Кингсли вцепляется рукой в моё плечо и слегка встряхивает. — Гарри! Все пойманные нами Пожиратели смерти, говорят, что центром и мозгом их организации был не Воландеморт, а Снейп. По твоим словам, он погиб. Ты последний кто его видел. Он действительно умер? — Он умирал. — Если ты что-то знаешь, скажи мне! Он может быть очень опасен! — Я тоже могу быть опасен, Кингсли! Я ввинчиваюсь в толпу. Гермиона и Джинни следуют за мною как тени. Я сжимаю руку Северуса всё сильнее и сильнее. Он в ответ стискивает мою. Вся похоронная церемония занимает не более получаса. Но я не могу сосредоточиться на ней, мешает нарастающая тревога. Я смотрю на Артура Уизли, который говорит прощальную речь, но слов не понимаю, и даже почти не слышу. Я ощущаю только возню за своей спиной, чужие взгляды, шёпот. Потом все звуки смолкают. Постаменты из-под гробов исчезают. На некоторое время гробы зависают в воздухе, а потом плавно начинают опускаться в выкопанные ямы. В толпе, позади меня, раздаются всхлипы и плач. Гермиона и Джинни вытирают глаза. У Северуса такой вид, что я жалею, что притащил его на кладбище. Белые губы, остекленевший взгляд. Мне кажется, он вот-вот упадёт в обморок. Я начинаю выбираться из толпы. Гермиона за мною. Мы идём по дороге, которая ведёт в Хогсмит. Гермиона говорит, что защитный купол достаточно велик, и надо отойти подальше, чтобы при аппарации не врезаться в него. Мы почти бежим. За спиной эхом раздаются чужие шаги. Я оборачиваюсь и вижу Кингсли в сопровождении нескольких мужчин. Безликая одежда и нарочито пустые взгляды выдают в них переодетых стражей Магического порядка. Я с силой дергаю Северуса на себя, хватаю его поперек груди и аппарирую на Гриммо. За другую мою руку хватается Гермиона. Оказавшись на Гриммо, я в первую очередь осматриваю всех на предмет увечий, а потом начинаю орать: — Гермиона, ты с ума сошла?! А вдруг бы ты подумала про другое место! — Я не думала. — Ты… и не думала! Поверить не могу! — Гарри успокойся! Я пока заблокирую камин. — У Кингсли других забот нет?! Он поймал всех Пожирателей? Или ему никто кроме слизеринского декана не нужен? — Кингсли ничего не знает! Ты никому ничего не рассказывал. Мы, твои друзья, верим тебе на слово. А ему нужны доказательства невиновности Снейпа! Как по команде мы поворачиваемся к Северусу. Он с нескрываемым интересом слушает нашу перепалку. — Не обращай внимания, Северус. — Гермиона сама респектабельность, когда говорит неправду, — Этот слизеринский декан, твой однофамилец. Вот и всё. — Моя мама училась на Слизеринском факультете. Она его знала? — Конечно, знала. — А она говорила, что её декана звали Гораций Слизнорт. — Ты перепутал, Северус, — мне тоже неприятно ему врать. Но объяснять выйдет дольше. И потом, ему всего семь – восемь лет! — Гарри! Надо приготовить чай! Пошли на кухню. — Подруга тащит меня на кухню. — Гермиона, откуда он всё знает? Он же взрослеет у меня на глазах! Ещё позавчера он не знал свою фамилию. А сегодня он подлавливает меня на Слизнорте. — Тише, — шипит Гермиона: - Он не взрослеет! Он превращается в себя определённого возраста. Заклинание раз в сутки разблокирует опредёлённые участки мозга, отвечающего за память. Прошлой ночью мозг разблокировал память, относящуюся к шести - семи годам. Следующей ночью разблокируются знания и воспоминания относящиеся к восьми - девяти годам. Его память соответствует его возрасту. То есть его внешнему виду. А вообще, это сложное и странное проклятие. Не всем оно под силу. Откуда ты его вообще узнал, Гарри? — Не знаю. Кажется, слышал от близнецов. — Тогда понятно. Ну, ты сам виноват. Завтра он вспомнит твоего отца, посмотрит на тебя и сразу всё поймёт. Не думаю, что он будет хорошо к тебе относиться. — Но я ничего плохого ему не сделал! — недоумеваю я. Скептическая улыбка Гермионы заставляет меня заподозрить неладное. Я готов разозлиться. —Гермиона! Если бы не «Инфанто вирджум», он уже был бы в тюрьме аврората, или в бегах… Ты его не видела. Не в его состоянии бегать, или сидеть в тюрьме. — Гарри, давай сделаем чай. Где тут у Критчера запасы? Критчер! — моя подруга забыла, что эльф - доходяга совсем не в восторге от неё. Сонный Критчер появляется на кухне и злобно таращится на Гермиону. — Критчер! Сделай нам чай и что-нибудь перекусить ребёнку. — Ребёнок! Какой ещё ребёнок. Где они тут видят ребёнка, — ворчит домовик, но ныряет в кладовку за сахаром и крупой. Через десять минут мы втроём сидим в гостиной и обедаем. На обед у нас овсянка с молоком и мёдом. Во всяком случае, у Гермионы и Северуса. Я совсем не чувствую вкуса того, что находится на моей тарелке. — Я пошлю сову Кингсли. Нам надо поговорить. — Может, сначала успокоишься, и начнешь есть, Гарри? И потом, у тебя нет совы. — Можно послать Критчера. Гермиона пожимает плечами. — А кто — Критчер? — интересуется Северус, размазывая кашу по тарелке. — Наш домовой эльф. Он же принёс еду. Ты его разве не видел? — Нет. Еда появилась сама собой. А мы с Гермионой и не заметили, что Критчер обернулся невидимкой. — Эльфам запрещено появляться перед магглорожденными или полукровными волшебниками, пока им не исполнится одиннадцать лет, — просвещает нас Гермиона. Я не знал. — Я — волшебник? Правда?! — Глаза Северуса сверкают, как драгоценные камни. Даже рот приоткрыт от возбуждения. Мы с Гермионой переглядываемся. Наверное, нужно не так сообщать юному волшебнику, о том, что он волшебник. Может для этого существуют какие-то церемонии. Но мы с Гермионой выросли в мире магглов. И не очень-то разбираемся в волшебном этикете. — Правда. А ты разве сам не чувствуешь? Северус отрицательно мотает головой. — А чужие мысли читать… ты ведь умеешь? — спрашиваю я, не подумав. Счастливый блеск сразу меркнет в его глазах. Северус поникает головой, и весь как-то съёживается на своём стуле. — Я не читаю… Они сами… — Что «сами»? — Гермиона, кажется, сейчас лопнет от любопытства. — Они сами ко мне приходят. Мысли. — Опиши, как это бывает, — не отстаёт Гермиона. Северус оживляется, почувствовав, что ругать его не собираются. — Бывает, я спрашиваю, а мне отвечают. Но я вижу, что человек подумал одно, а ответил другое. И когда на меня смотрят… Я знаю, что обо мне думают. — Это же врождённая легиллименция! Это — редкость! Теперь понятно… — Гермиона на полуслове обрывает собственные восторги. Но в её глазах неугасимый интерес исследователя. — Тебя, наверное, невозможно обмануть, Северус, — усмехаюсь я. — Иногда можно, — он опускает глаза и отводит взгляд. — Ты будешь очень сильным волшебником, Северус! — подбадривает мальчика Гермиона. Не знаю, почему, но меня что-то раздражает в этих словах. Возможно то, что я сам бы хотел это сказать. А может неуёмный восторг моей подруги. *** Я написал записку и отдал её Критчеру. - Найди Кингсли и передай ему. Сделаешь? Критчер кивает. — Мой хозяин теперь — Гарри Поттер. Что он прикажет, то Критчер и сделает. Кингсли должен прийти один. В записке я оговорил место нашей встречи. Возле могилы Альбуса Дамблдора. Через полчаса. Гермиона пыталась меня отговорить. Но мне хотелось разрешить все вопросы по поводу Снейпа уже сегодня. Кингсли появляется минута в минуту. Один. Как я и просил. Излагаю, ему всё на словах. Про договорённость между Снейпом и Дамблдором, по поводу убийства директора. Про меч Гриффиндора. И даже про Патронусы и про любовь Снейпа к моей матери. Я знаю, с Кингсли можно только так, предельно откровенно. И это останется между нами. В довершении всего, я достаю флакон с моими воспоминаниями. Спасибо Гермионе, сам бы я с процедурой извлечения и консервацией воспоминаний не справился. Но Кингсли словно меня не слышит. — Гарри, он обманул тебя! Он очень хитер. Он холодный и расчётливый слизеринец. И не успеваю я даже глазом моргнуть, как он вытаскивает палочку и прикасается ко мне. «Фините инкантантум!» Вот тут мне сносит крышу. Я доверяю Кингсли. А он мне — нет? — Думаешь, я под Империусом? — Гарри! Ветки деревьев Запретного леса, склоняются набок. Лес шипит, словно разбуженная змея. Ветер свистит между белыми плитами могилы Дамблдора. Взметнувшийся ураган пытается сорвать с меня рубашку и сбить с ног. Одежды Кингсли развеваются и бьются на ветру, словно флаг на вершине горы. Кингсли хватает меня за плечи и прижимает к себе. Гладит по голове, плечам, спине. Шепчет на все лады: «Гарри, Гарри». Я пытаюсь вырваться, но бесполезно. У Кингсли железные руки. Он держит меня крепко. Настолько крепко, что это даже приятно. Я делаю вдох. Второй. Насколько позволяет железная хватка Кингсли. Ветер в макушках деревьев стихает. Солнце неожиданно обжигает меня своими лучами. Хватка Министра ослабевает. Он выпускает меня из кольца своих рук. — Спасибо, Кингсли. Но Снейпа я тебе всё равно не отдам. — Гарри, может это и правда! — Он трясет флаконом с моими воспоминаниями перед моим же носом. — Но дело против Снейпа заведено. И одни твои воспоминания не в силах его закрыть. Мне нужно побеседовать с ним. — Мои воспоминания так мало ценятся? — Ты здесь не причём. Суд над Пожирателями должен состояться как можно быстрее. А ты скрываешь главного… свидетеля. Я же видел мальчика. Это он. Снейп. — Ты думаешь, я отдам его вам, пока он ребёнок? — А почему он ребёнок? — В него летела Авада, и я запулил в него «Инфанто Вирджум», заклинание детской беспомощности, чтобы он уменьшился. Это было единственное, что мне пришло в голову. И я успел. Авада пролетела впустую. Гермиона говорит, что он будет ребёнком две недели. И пока он будет такой, я его никому не отдам. Только через мой труп! — Ну, хорошо, Гарри! — Ничего хорошего! Приостанови следствие, Кингсли! Или я за себя не ручаюсь! — Гарри! — Дай мне Непреложный Обет! — требую я, и сам офигеваю от собственной наглости. —Гарри! Это лишнее. Почему ты так беспокоишься о нём? Если бы я не проверил лично, подумал бы, что ты под Империусом. — Или так, или никак! Я покину Британию вместе с ним, и вы нас никогда не найдёте! Навсегда! Надоело мне всё! — Ну, хорошо. — Думаю, Кингсли впечатлила истерика Героя Магического Мира. В итоге Кингсли дал мне непреложный обет, что аврорат на последующие две недели «забудет» о Снейпе. Когда я возвращаюсь на Гриммо, Гермиона с Северусом сидят на диване и играют в шахматы. — Гарри, ты вовремя! Это шестая партия! У меня нет сил! — Гермиона смеется, но у неё действительно уставший вид. — Иди в Нору, Гермиона. Кингсли обещал нас не трогать две недели. Я доиграю. Гермиона уходит через камин. Я сажусь на диван рядом с Северусом. Он вздыхает и берёт меня за руку. Я не удивляюсь. Не надо быть лигиллиментом, чтобы понять, насколько мне хреново. Однако, это Северус Снейп! Разве он может утешать кого-то? Даже будучи ребёнком. Я пытаюсь разглядеть в его глазах, что им движет. Жалость? Но его взгляд задумчивый, непроницаемый и какой-то рассеянный. — Северус! Он молчит. — Северус, ау, ты где? — Я здесь, — он хитро улыбается, будто задумал шалость. — Что? — Ничего, — не говорить же ему, что мне просто приятно произносить его имя. У него на плече лежит чёрная ленточка. Я тяну за край, лента соскальзывает с волос, и они рассыпаются по плечам. Невозможно отвести взгляда от его лица. Я не могу понять, что со мною. Этот ребёнок самое родное существо на свете. Он тоже смотрит на меня, всё тем же неподвижным, задумчивым взглядом. И я делаю нечто странное. Наклоняюсь и целую его в щеку. Потом обнимаю, и зарываюсь лицом в его волосы. Они пахнут дождём и мятой. Мне так нужен кто-то, ради кого стоит жить. Мерлин, ну почему он так быстро взрослеет!