13 возрастов Мастера Зелий

Проснувшись, я обнаружил себя лежащим на диване под клетчатым пледом. Как он меня перетащил? Хотя о чём это я, левитировал, конечно. Позаботился, чтобы я не замёрз в подземельях, притащил из спальни плед. И исчез… Северуса не было ни в спальне, ни в кабинете, записки он тоже не оставил, из чего я сделал вывод, что он не просто так усыпил меня. И уж точно не из опасения, что я накажу его. Скорее всего, он сбежал и, вероятно, направился в дом родителей. А куда ещё? Только там он сможет найти хоть какие-то ответы на свои вопросы. Как моя тётушка Петунья назвала это место? Паучий тупик? Это где-то возле реки в Манчестере. Моя мама и тётя там выросли. В отсутствии Дурслей я разглядывал семейный альбом тёти Петуньи. Там, среди свадебных фотографий и фото Дадли во всех видах, было несколько старых снимков, на которых тётя Петунья была ещё ребёнком. На одном она и ещё несколько детей позировали на фоне школы для девочек королевы Виктории г. Манчестера. Мамы среди них не было, должно быть, к тому времени она училась в Хогвартсе. На другом снимке тетя Петунья и мама стояли возле небольшого фонтана в виде вазы с цветами. На заднем плане были видны молодые деревья, которые к нынешнему времени должны были сильно подрасти. Вдалеке под солнцем блестела река. Я помнил это изображение до мельчайших подробностей, потому что смотрел на него бессчётное количество раз. На ходу приглаживая волосы, я мчался по коридорам Хогвартса, стремясь быстрее выбраться наружу. В замке полным ходом шли ремонтные работы. Люди в рабочих мантиях с помощью волшебных палочек устраняли повреждения стен и потолка, заново зажигали факелы в коридорах и чинили застопорившиеся лестницы. Если бы я мог, я бы взлетел, чтобы только скорее добраться до места, откуда можно аппарировать. Ориентиром для аппарации я выбрал те самые деревья с фотографии, что росли возле фонтана. Думаю, в таком промышленном городе, как Манчестер, магглы не стали бы уничтожать один из немногих уголков зелени. И сейчас вместо нескольких жалких прутиков там стоит целый лес. И в самом деле, мне повезло. Я едва не врезался носом в большое дерево, но обошлось. Осторожно выйдя из кустов, я огляделся. Сквер был пуст. Только старый фонтан, покрытый зелёной патиной, наполнял негромким журчанием почти мертвую тишину. Судя по всему, ещё довольно рано, около пяти утра. Бурная деятельность волшебников - строителей, восстанавливающих Хогвартс, сбила меня с толку. Они, наверное, работали круглосуточно, сменяя друг друга. Теперь мне надо было найти Паучий тупик. Он находится возле реки, как сказала тётя. Внезапно меня пронзила мысль, что я иду по ложному следу, сбитый собственными зыбкими выводами. С чего я взял, что Снейп так и остался жить в родительском доме? Ведь его родители умерли, это я знал наверняка. В Хогвартсе говорили, что Снейпу не с кем отмечать Рождество, оттого он остаётся в школе и с неослабевающим на каникулы рвением ловит нарушителей. Впрочем, у моих выводов было какое-никакое основание. Судя по тому, что он через столько лет сохранил чувства к моей матери, Снейп человек постоянный и в некотором роде консервативный. Вряд ли он поменял место жительства, наверняка, ему всё равно где жить, ведь большую часть времени он проводил в школе. Я повертел головой, пытаясь понять, куда мне нужно идти. Спросить дорогу было не у кого. Что-то мне подсказывало, что будет проще, если я спущусь к реке. И точно, когда я сбежал вниз, к воде, мне открылся вид на тёмную громаду заброшенной фабрики и высокую трубу над ней. Нет, я не ошибаюсь, Снейп даже похож на это место, мрачное и неухоженное. И его нужно искать здесь. Казалось, до заброшенной фабрики рукой подать, но на самом деле до неё было не меньше полутора миль ходу. Я решил снова аппарировать, выбрав хорошо видимый мне кусочек берега. Мне опять повезло, я всего лишь провалился по колено в грязь. То, что я принял за полянку, оказалось придатком реки, небольшим болотцем. Наскоро высушив ноги, я помчался дальше. Взбираясь по крутому склону реки, я вдруг подумал, что может, «Инфанто Вирджум» - двустороннее проклятие. Мы изучали такие на четвёртом курсе. Двусторонними были, в основном, любовные заклятия, но и некоторые другие. Чтобы старик Леир не переусердствовал, воспитывая заново своё неразумное дитя, проклятье снабдило его самого могучим родительским инстинктом? И теперь этот инстинкт вел меня, словно бы в меня вмонтировали радар, настроенный на мальчика по имени Северус Снейп. Сразу за склоном обнаружилась заброшенная дорога, сплошь усеянная выбоинами, залитыми дождевой водой. На другой стороне дороги стояли жилые дома. То есть они только так назывались – «жилые». На самом деле это были заброшенные хибары, в которых не рискнули бы селиться даже бродяги и бездомные коты. Я бежал по улице, ведомый инстинктом, а навстречу мне не попадалось ни единой живой души. Только пара крыс шарахнулось прочь, когда я едва не наступил на них. «Паучий тупик, Паучий тупик», — стучало у меня в груди. Как я найду нужный мне дом, я понятия не имел, ведь на домах не сохранилось ни одной вывески. Но я бежал изо всех сил, не теряя из вида фабричную трубу. Она словно огромный указательный палец грозила мне и одновременно предостерегала. Я и так был полон тревоги за Северуса, поэтому старался не смотреть на эту проклятую трубу, а лишь старался не терять её из вида. Внезапно меня мазнул по лицу холодный и колючий ветерок. Сердце замерло в дурном предчувствии. Предчувствие нарастало с каждой секундой, хотелось развернуться и немедленно бежать от этого места со всех ног. Я догадался, что это была защитная магия, которой Снейп опутал свой дом. Такими нехорошими ощущениями можно легко отпугнуть любопытного маггла. Значит, дом где-то рядом. Я сделал пару осторожных шагов вперёд – кто знает, какие ловушки понаставил Снейп вокруг своего родового гнезда? Завернул за угол и сразу увидел дом, принадлежащий Снейпу. Он единственный на этой мертвой улице выглядел жилым: более светлый фасад, чем у остальных домов, целые стекла, пыльные занавески на окнах. К тому же, на стене я разглядел поблекшую табличку: «Паучий тупик, 1». Дом Снейпов был выше и шире остальных домов, к входной двери вели целых четыре ступени. Должно быть, первоначально он предназначался не простому рабочему с фабрики, а инженеру или механику. Я рванул к дому, невзирая на страх и усилившийся ветер, который толкал меня прочь. Когда я подобрался к парадной двери, ветер неожиданно стих. Я нажал на кнопку звонка, но никакого звука не услышал и стал колотить в дверь. Однако что-то не давало мне покоя. Я перестал стучать в дверь и тихо позвал: «Северус! Северус!» Потом позвал его громче. Помолчал. Абсолютную тишину нарушил какой-то звук. Я подошёл к ветхой калитке, которая, должно быть, вела во внутренний двор дома, и толкнул её – она не поддалась, да ещё и осыпала меня градом искр из какого-то оборванного провода. Я отошёл на три шага и направил на неё палочку: — Бомбардо! — в любом случае, дверь можно восстановить. Уцелевшая половинка двери медленно повернулась на петлях, открывая узкий проход между домами. Я проскочил его в четыре прыжка и оказался в крошечном внутреннем дворике. И сразу увидел Северуса. Он сидел на земле, привалившись спиной к старой засохшей яблоне. Ветер безнаказанно трепал его длинные волосы, а поза была такой неестественной, что на один короткий миг я подумал, что мальчик мертв. Я сжал зубы, чтобы не завыть как раненый волк, подошёл ближе и заглянул в его лицо. Оно было белее снега, а глаза закрыты. Земля возле яблони почернела от крови. И только по сжатым губам я понял, что Северус жив. Его расщепило при аппарации. Правая рука с зажатой в кулаке палочкой висела на лоскуте кожи. Из левой ноги выше колена торчали окровавленные штакетники невысокого заборчика, некогда окружавшего крошечный палисадник под окнами. Я готов был разбить свою дурную голову об угол дома, если бы это только помогло Северусу. Но это не поможет. Внезапно Северус открыл глаза. — Гарри… — прошептал он, и голос ему отказал. Но я понял, что он хотел, вытащил волшебную палочку из его правой руки и переложил в левую. Северус едва заметно кивнул и сжал палочку в руке. Я молился, чтобы он потерял сознание, ведь боль, которую он испытывал, была невыносима. — Диффиндо! — я отрезал застрявшие в ноге мальчика доски от остального забора. Так, по крайней мере, я смогу перенести его в дом. Или сразу аппарировать в Св. Мунго? Однако перемещение с практически оторванной рукой – вещь рискованная! Но и смотреть, как он истекает кровью, теряя последние силы, я не собираюсь. Вырвать волосы у себя на голове от досады я ещё успею. А сейчас стоит рискнуть! Я положил искалеченную руку Северуса ему на грудь, убрал его палочку в карман, приподнял безвольное тело, прижал к себе и аппарировал в госпиталь Святого Мунго. Меня сразу же узнали, и помощь Северусу стали оказывать немедленно. Потом меня всё же догадались выгнать из палаты, куда набежало не менее пяти целителей. И теперь, сидя в зале для посетителей, я спокойно мог предаться самобичеванию. Конечно, я виноват, виноват, виноват! Но только в том, что выпустил ситуацию из-под контроля, позволив Северусу самому решать, что делать! Этого нельзя было допустить! А мне ещё говорили, что я ходячее недоразумение. Да мне по этой части не угнаться за Северусом! Вот кто настоящий сборщик всяческих несчастий! Расщепиться, аппарируя в собственный дом! Колдоведьма тронула меня за плечо: — Нужно заполнить медкарту пострадавшего мальчика. Как его имя? — Северус Снейп. — Возраст? — Около тридцати семи лет. — Простите, мистер Поттер, я не поняла вас. — Он под заклятием «Инфанто вирджум»! Никогда не слышали о таком? Колдоведьма покачала головой: — Нет. Вам надо было сообщить об этом целителям. Лечение человека, находящегося под неизвестным проклятием, чревато необратимыми последствиями! Никто не собирается нести ответственность… — Какими необратимыми последствиями?! Вы что, не сканируете всех раненых на проклятия?! Вы! Безмозглая курица! Ведите меня к главному вашему целителю, иначе я разнесу весь госпиталь вместе с пациентами! Я орал, орал и не мог остановиться. Ко мне уже спешили два дюжих волшебника. Я выхватил палочку: — Я — Гарри Поттер! Охранники приняли это за весьма весомую угрозу и остановились. Никому не хотелось получить Ступефай от самого могучего волшебника современности, как охарактеризовал меня «Ежедневный пророк». Примерно через час переговоров, волокиты и прочих неприятных процедур, типа чаепития с главным целителем Святого Мунго и лекции на тему: «Нервы надо беречь, они ещё пригодятся Магической Британии», меня почистили со всех сторон, обрызгали каким-то зельем и впустили в палату к Северусу. После всех лечебных мероприятий он спал. Правая рука была укутана в прозрачно-голубой мерцающий кокон. Внутри кокона иногда вспыхивали розоватые искры. В его лице по-прежнему отсутствовали краски, хотя губы слегка порозовели. Я сел на краешек стула, который стоял возле его кровати. Мне очень хотелось притронуться к его левой здоровой руке, взять её в ладони и не отпускать. Но я боялся разбудить Северуса, поэтому просто сидел и рассматривал его лицо. Я впервые заметил, что уголки его губ подняты вверх, как у человека, который много смеется. Должно быть, он немало изводил насмешками окружающих в последние два года, и моего отца не в последнюю очередь. Впоследствии эта насмешливость переродилась в язвительность, которой был так знаменит Мастер Зелий. А острым языком можно нажить врагов гораздо быстрее и вернее, чем швыряя направо и налево дурацкие заклинания. Я решил, что как только Северус проснётся, я расскажу ему всё. Признаюсь, что это я запустил в него «Инфанто Вирджум». Ведь лучше сделать это сейчас, пока он не закостенел в своей ненависти ко мне, и у меня есть шанс получить его прощение. И всё остальное я ему тоже расскажу… Мне ведь ещё нужно предупредить его об укусе Нагайны! Я не знаю до сих пор, каким образом он выжил. Я оставил его с разорванным горлом в Визжащей хижине. Но когда после поединка с Волан-де-Мортом и всего прочего, я побежал туда, по пути отбиваясь от самых настырных Пожирателей Смерти, не желающих сдаваться, я увидел, как Северус Снейп, прихрамывая, идёт мне навстречу. Помню, я обрадовался до одури, мне вдруг захотелось подбежать к нему и обнять со всей силы, оставив мозги где-то позади себя, но его гневный взгляд меня остановил. — Успокойтесь уже, Поттер, оставьте другим каплю славы… Я не успел ответить. Ярко-зелёный луч приближался к его голове со спины. А у него в руках даже не было волшебной палочки. Это было странно и бросалось в глаза: Снейп — и без волшебной палочки. Я вытащил его волшебную палочку из кармана и положил рядом с его здоровой рукой. В палату заглянула женщина в белой мантии и поманила к себе. — Вам лучше пойти домой! Мальчик всё равно не проснётся раньше, чем через шесть часов! — сказала она, когда мы вышли в коридор. — А вечером вы сможете забрать его домой. Раны хоть и тяжёлые на первый взгляд, но расщепы случаются довольно часто, мы привыкли лечить их очень быстро. Уходить мне совсем не хотелось. И ещё мне не хотелось, чтобы он проснулся раньше и обнаружил себя непонятно где. — Я вернусь через три часа! Женщина пожала плечами: — Как хотите. Через камин в госпитале я перебрался на площадь Гриммо. Мой дом показался мне как никогда унылым и заброшенным. Может, над ним тяготеет проклятие, и никто и ничто не сможет разрушить его затянувшийся траур по членам семьи Блэк? Впрочем, этот потертый красный диван в гостиной казался мне весьма уютным, когда на нем сидел Северус со своим дневником. Куда он, интересно, его дел? Послезавтра, судя по моим расчётам, Северус станет совершеннолетним, и я уже не смогу навязывать ему своё общество. Если только он сам не захочет со мною общаться. А он вряд ли захочет… Но два дня у меня всё-таки есть. Здесь, в доме, есть гостевая комната, окна которой выходят на сквер. Там обычно ночевали Люпин и Тонкс, когда стали мужем и женой. Я поднялся наверх и осмотрел маленькую гостевую ещё раз. Если я приведу её в порядок, и она придётся по вкусу моему постояльцу… то, может,… он будет иногда возвращаться сюда? Я позвал Кричера, и мы развили бурную деятельность: убрали и проветрили, постелили новый зелёный ковёр, обновили краску на обоях, трансфигурировали мебель и шторы. Очистили заклинанием старинную люстру. Я посмотрел на комнату и ахнул: если бы весь дом был таким, я бы не выходил из него даже на короткие прогулки! Кричер посмотрел мне прямо в глаза, потом отвернулся и пробормотал что-то насчёт того, что хозяин, кажется, влюбился… —Да, Кричер, я начинаю любить этот дом! Немного заботы и он делается невероятно уютным! — Дело не в доме, хозяин, а в том, кто живёт в нём, простите, хозяин… — Спасибо, Кричер! Я буду стараться, чтобы ты мог гордиться домом и …мною! Увлекшись, я не заметил, как пролетело время, пора было возвращаться в Мунго. Северус должен проснуться примерно через час. Я уже подошёл к камину, когда меня позвал Кричер: — Хозяин! Мистеру Снейпу может понадобиться новая одежда! – и протянул мне пакет. Северус ещё спал. Палочка лежала там, где я её оставил. Голубоватый кокон на правой руке отсутствовал, она выглядела абсолютно здоровой. Лицо мальчика раскраснелось ото сна и от воздействия многих зелий. Я хотел убрать непослушную прядь волос, упавшую ему на лицо, но Северус вдруг открыл глаза. Я так и замер, не донеся руку до его лба на пару сантиметров. — Гарри… — выдохнул он и попытался встать. Я уже не мог сдерживать себя, рухнул на колени перед кроватью и сгрёб его в охапку. — Глупый маленький идиот… разбойник…детектив слизеринский… как ты меня напугал! Северус должно быть, хихикал, наблюдая всплеск моих эмоций, и его горячее дыхание щекотало мне шею. Наконец, по его напрягшимся плечам я понял, что в комнату зашёл посторонний. Это был незнакомый мне целитель. Вид у него был невозмутимый, должно быть, подобные сцены были ему не в новинку. Но у нас с Северусом одинаковый цвет волос, и даже Рита сказала, что мы похожи. Мог же я обнимать своего братца? Чисто по-братски? Хотя с каких пор мне нужны оправдания? Целитель протянул мне два флакона: — Это – зелье предотвращения лихорадки, по три капли три раза в день. А это — успокоительное. При болевых синдромах, несколько капель на ночь. И можете выписываться. Палат не хватает. — Не перепутать бы… Спасибо! — Гарри, я знаю эти зелья! Я уже варил несколько раз зелье от лихорадки для Помфри. Целитель с тревогой покосился на Северуса. Видимо, заподозрив у него проявление этой самой лихорадки. — Не обращайте внимания, сэр, с мальчиком всё в порядке. Просто он у нас вундеркинд! Я боялся, что ему будет трудно идти, но Северус довольно резво вскочил с кровати, сверкнув голой ягодицей в разрезе больничного белья, и, набросив халат, висевший на спинке стула, заявил, что готов. — Ты так и пойдёшь в халате? — удивился я. — А что тут такого? Нам ведь до первого камина. А первый камин здесь в приёмном покое, а там все так ходят! — Нет, ты не будешь разгуливать в халате! Кричер передал тебе одежду. Я поставил пакет перед Северусом. — Кричер? — на этот раз удивился Северус и заглядывая в пакет. — Интересно, что он там мне трансфигурировал? Наверное, какую-нибудь жуткую мантию… — Я подожду тебя в коридоре. Палочку не забудь, она на постели. — Гарри! Ты стесняешься? — засмеялся Северус. — Ты уже не ребёнок, — пробормотал я и быстро вышел из палаты. Северус появился через минуты полторы. Простая белая рубашка, черные брюки, черная мантия, и предсказуемо черные ботинки. Волосы он как-то умудрился закрутить в хвост прядью собственных волос. Не удивлюсь, что это слегка подновленная одежда Сириуса. Что Кричер хотел этим сказать? Кричер ждал нас с обедом, красиво сервированным в гостиной. Когда отзвенели вилки, и мы утолили голод, я посмотрел на Северуса. Он, казалось, был погружен в себя и не замечал, что ел. — Северус! Нам надо поговорить. — Хорошо, Гарри. Только давай после обеда. Кричер очень вкусно готовит! — Северус улыбнулся. У меня от его улыбки потеплело на душе, а потом снова стало тревожно. Я ведь должен ему всё рассказать! Должен, но не хочу. Пусть он будет таким, как сейчас! Ещё пару дней! Я разве многого хочу? — А я думал, ты даже вкуса еды не чувствуешь! Мечтаешь! — я позволил себе съязвить, потому что на душе у меня было холодно и грустно. Но Северус этого не заметил. — Что ты, Гарри! Я тайный гурман и готов продать душу Мордреду за поджаренный картофель и пирожки с рыбой. — Ну, тогда твоя душа будет принадлежать Кричеру, я велю ему каждый день печь пирожки с рыбой! — Гарри, мне тогда придётся поселиться у тебя! — Селись! Я как раз приготовил тебе комнату. — Комнату? — казалось, Северус в полном недоумении. — Зачем? Ведь я уже завтра-послезавтра проснусь совершеннолетним! — Но это не значит, что ты можешь делать всё, что хочешь! Ты уже проявил сегодня инициативу! Я чуть не умер, когда увидел тебя в таком состоянии! — Мне жаль, Гарри! На моей памяти не было этого палисадника. Я представил себя стоящим возле двери. Но дверь отчего-то перенесли, и я сросся с этим забором! Я ждал, что мама вот-вот выйдет из дома и освободит меня, а она всё не выходила. Должно быть, ушла куда-то. Ты сказал, она уехала. Но ты ведь обманул меня? Отец не смог бы мне помочь, его бы хватил удар, если бы он увидел такое! Он… у него… слабое сердце… И тут я понял, что не могу его больше обманывать. — Северус! Твои родители умерли! Прости, что сказал! — Умерли… — растерянно повторил Северус. — Оба? — Да. Северус поднялся из-за стола. — Северус! Это случилось много лет назад! Ты уже пережил это горе! Не надо! Не плачь! До этого я утешал только Гермиону, и в целом, у меня получалось. Я подошёл к Северусу и попытался обнять, но он оттолкнул меня. — Умерли… умерли… Я даже не попрощался с ними… —Северус! Ты не мальчик! Ты под заклятием «Инфанто вирджум»! Тебе на самом деле тридцать семь лет! Твои родители умерли! Завтра утром ты знал бы это и от горя сделал бы очередную глупость! Я был готов рассказать ему о моих родителях, о Волан-де-Морте, о Черной Метке на его руке, лишь бы не видеть его слез. Лишь бы он не знал, что я видел его слёзы, и не возненавидел меня за это потом. Но слезы катились по его щекам, и он их даже не скрывал. Мне кажется, он не замечал их вовсе. — Это всё из-за тебя! — Северус смотрел на меня злыми и мокрыми от слёз глазами. — Это ты запустил в меня «Инфанто вирджум»! А теперь стыдишься вида моих слёз. Но я не могу не плакать, узнав о смерти своих родителей! Мне всего пятнадцать лет, и я не животное какое-нибудь! От возмущения я не знал, что сказать. — Я не стыжусь! Северус! Хочешь, я буду плакать с тобою? Хочешь? — Нет! Если ты хоть кому-нибудь расскажешь про слезы, я тебя убью!.. Или ты предпочитаешь Обливиэйт? Да, я попал в странные обстоятельства, но тешил себя иллюзией, что в этих обстоятельствах у меня есть друг, который принимает меня таким, какой я есть! — Северус, это я запустил в тебя этим проклятьем. Я перепутал его с заклятием уменьшения. Тебе в затылок летела Авада Кедавра! Я хотел сделать тебя маленьким, чтобы она прошла мимо! Ты должен понять меня! Тот день был самый страшный в моей жизни, но я выжил. И ты тоже жив! Если бы ты знал, как я рад, что ты выжил! И теперь я хочу быть твоим другом, и я принимаю тебя таким, какой ты есть! Злость на меня придала ему сил, и он перестал плакать. Сложив на груди руки и презрительно выпятив нижнюю губу, он рассматривал меня как какого-нибудь флоббер-червя. — Я больше ничего не хочу знать! — холодно заявил Северус. — Совсем ничего? Я хотел рассказать тебе всё, что знаю… — я даже растерялся. Вот так история, теперь он сам ничего не хочет знать. — Не сегодня. Ты что-то говорил про мою комнату… Я провёл его в гостевую комнату, которую подготовил для него. Он закрыл дверь прямо перед моим носом. Я постоял минуты три и спустился вниз. — Кричер, ты не мог бы осторожно посмотреть, что он там делает? — Сделаю, хозяин… Через три бесконечные минуты Кричер вернулся. —Он что-то пишет в тетради, хозяин. — Понятно. Через три часа я снова попросил Кричера сделать вылазку в комнату Северуса. Кричер вернулся и сказал лишь одно слово: — Пишет. — Роман он там, что ли, сочиняет, Кричер? Еще через три часа на мой вопрос: «Пишет?» Кричер отрицательно помахал ушами. — Он спит.