Цветные стекла бьются легко

      Сумасшествие. Это было похоже на полное безумие. Он и сам ощущал себя полным безумцем. Взгляд метался из стороны в сторону, от листка к листку, с написанным на них текстом. То были стихи , даже где-то виднелись рассказы. Листы были разбросаны по столу, несколько валялось на полу и постели. Они все были исписаны неровным, волнистым почерком. В некоторых местах он был размазан.       Ему захотелось скинуть это все на пол. Снести все это к чертовой матери. Сжечь и смотреть,как рукопись горит алым огнем, как он ласкает бумагу, сжирая ее. Или же вовсе выкинуть все это в окно. И смотреть на то, как они медленно и плавно будут опускаться на землю, словно гигантские хлопья снега.       Его руки дрожали. Он и сам дрожал, как осиновый лист. В душе играла война с самим собой. Он не мог понять хочется ему плакать, топя все вокруг солёными слезами, или смеяться заливисто и громко, пугая черных ворон-теней, сидящих за окном. Так громко, чтобы звенели стекла, создавая этим звоном траурно-плаксивую мелодию, которую обычно играют на похоронах. ...так что бы звенело в ушах.       А быть может и вовсе высунуться через окно и неосторожно так...случайно вывалиться вниз. Только вот он жил на первом этаже. Полет будет быстрым, не таким как надо. А надо так, чтобы дух захватывало, душа в пятки уходила. Так чтобы на следующее утро его нашли, распластавшимся звездой на асфальте, с образовавшимся кровавым нимбом у головы. Выглядело бы красиво... Наверное. По крайней мере это было бы лучше, чем мысли, что роются тараканами в голове, перебирая маленькими лапками и двигая своими длинными-длинными усами.       Все же он сошел с ума. Родители бы не обрадовались узнав о том, что их сын думает о таком. Но их не было, а в ангелов и души умерших было глупо верить. И поэтому он не верил, потому что никак не был глупцом.       Узнай родители об этом они были бы поражены. Они бы его точно назвали сумасшедшим или чокнутым.       Только дело в том, что похоже он и был чокнутым.       Строки зачеркивались, переписывались, чернила все расплывались, словно акварель, которую наносили на смоченную бумагу. Они разрастались, как плесень на стене.       Парень метнул взгляд на стену рядом со столом. На ней тоже разрасталась плесень. Она была толи зелёная, толи черная. Непонятно. Особенно на этих бледно-желтых обоях. Выглядело мерзко. Эти обои сами по себе были ужасны,словно кого-то стошнило на его стены. Хотя даже это выглядело бы куда более красочно. «Ничего не получается. Все бесполезно»—шипело в мыслях, словно это говорила змея. Непонятно и противно. Но он разбирал слова.       Руки стиснули ручку сильнее...бесполезно...может быть это действительно так. Может быть...       Нужно немедленно перестать думать о таком! Что говорят делать психологи в таких случаях? Дышать? Воздух со свистом проходил через плотно сжатые зубы, как через клетку. Сейчас ему меньше всего хотелось дышать.       Миг и листья с тетрадями летят на пол. Он как зачарованный смотрел на это мгновение, почти забыв о том, что ощущал секунду назад. Только вот ключевым было почти. Смятение и ненависть все так же вились в душе, поднимая шквал пыли и дыма.       Молодой человек стараясь, как можно медленнее подняться, так же медленно плетется в сторону кухни, через мрачный и узкий коридор. Сейчас не стоит делать резких движений. Сейчас главное успокоиться. Прийти в норму.       Он наливает чай, борясь с желанием вылить кипяток на руки. Ножи опасно блестят, словно искушая на отчаянный шаг. Словно говоря, что боль может помочь. Отрезвить. Но парень не был настолько глупым. Идея с окном ему казалось более симпатичной и красивой. Там можно было ощутить свободу, холодный воздух, что обволакивает тело. И видеть чертово серое небо, умирая. Он качает головой, делает глоток безвкусного чая, как-будто сделал глоток обычной кипячёной воды. Сегодня наверное не стоит больше работать. Не стоит больше прикасаться к ручки. Иначе он действительно сойдёт с ума.