To the Moon and Back

Ночь пришла, за ней гроза, грустный дождь, да ветер шутник. Руки в карманы, вниз глаза да за зубы язык. Ох, заедает меня тоска, верная подруга моя. Пей да гуляй, пой да танцуй, я с тобой пока. В небе над нами горит звезда, Некому кроме нее нам помочь, В темную, темную, темную ночь… Виктор Цой — Звезда

Андрей присылает адрес смской. И следом — короткое «Приезжай». Тимуру вдруг вспоминаются его слова про исключительную субъективность любого текста, про то, что невозможно по нему воспринять истинное настроение писавшего и его посыл, но он прочитывает оба сообщения так, что подкатывает необъяснимая волна тревоги. Место где-то далеко за городом, он прыгает в свой автолет и мчит, обгоняя сгущающиеся над столицей сумерки. Чудом не натыкается ни на один воздушно-дорожный патруль. — Не знал, что у тебя есть дача. Андрей осунулся и словно постарел за день на несколько лет. — Я сюда приезжаю, когда хочется тишины. Так, чтоб в ушах звенело от нее. За городом будто бы другая реальность, еще не потерянная, но ускользающая. Тимур опускается рядом с Андреем на ступеньки старого деревянного домишки, не сильно потрепанного временем и прогрессом. Из-под козырька крыльца выглядывает молодой месяц. — Слышал, про забастовки на Кроносе? — Передали по новостям, что наше посольство эвакуировали. Есть жертвы. — Три года назад у нас в Академии был выпуск… Один из самых звездных выпусков, как по мне. Военная кафедра так вообще такого урожая давно не видела. Помню, как сейчас, конец июля, выпускные экзамены сданы, церемония вручения дипломов. Я тогда еще не был деканом и волос у меня было побольше… И вот, помню, стоим мы на внутреннем дворе: выпускники, деканат, преподаватели, даже кто-то из министерства приезжал… И день такой хороший был, жаркий, солнечный… Эти вояки, мы их на кафедре космоолухами называли в шутку, в форме, важные такие, крутые, как будто это не они выклянчивали зачеты по теоретической механике. А как по ним девчонки с медицинского сохли! Какие там страсти кипели между курсами… Вокруг стрекочут кузнечики, пахнет парным молоком и темно так, что едва видны очертания деревьев. Но Тимур замечает, как подрагивают сжатые в замок пальцы Андрея. — Четверо ребят было в этом спецотряде для эвакуации дипмиссии. Четверо наших выпускников… Мы все бежим от чего-то. Мы покоряем космос, убегая от других проблем. Мы сбегаем в космос от нас самих. Походу, сегодня я догнал сам себя. Тимуру это знакомо. Когда физически больно от собственных мыслей, когда в голове все спутано, но в то же время так невыносимо правильно, когда до помутнения, до дрожи хочется бежать куда-то в звенящую звездную тишину и молчать, молчать, потому что слов больше, чем успеешь сказать, чувства сильнее, чем способен вытерпеть. От себя не убежишь, от мира не убежишь, а глупые ноги несут по инерции вперед. В никуда. Момент истины с самим собой уже наступил. Правда не противна и не страшна. Правда — единственная абсолютная величина во всей Вселенной. И ты часто оказываешься недостаточно сильным, чтобы жить с ней в одном измерении, не сломавшись. — Мы взяли последний рубеж — космос. Мы строим космические станции, летаем на звезды, налаживаем межгалактические связи, но… Нахрена все это, если мы так и не научились мирно жить? Андрей чувствует вокруг себя кольцо чужих рук, рефлекторно хватается за рукав куртки Тимура. — Я в детстве думал, что есть отдельный рай для космонавтов — на сиреневой луне. — И Юра Гагарин там полномочный представитель бога. Если он есть. — Думаю, кто-то точно есть. Кто-то должен быть. Чтобы когда все уйдут, выключить солнце. — Уходя, выключайте солнце… — глухо повторяет Андрей. — А звезды? — А звезды упадут и останутся здесь. Как светлячки. — Даже если бога нет, Юрка же позаботится о них? — Конечно. Это же Юрка.