Молитва ангелу: Начало

Близился Хэллоуин, и в предвкушении этого праздника школяры со всего Хогвартса были чрезвычайно активными. Когда Гарри говорит, что со всего Хогвартса — это значит вообще все. Не то что его демоническая команда — даже он сам отчасти поддался всеобщей лихорадке, передвигаясь по замку с ощущением предвкушения и ожидания чего-то грандиозного. Слизеринцев все чаще можно было застать тихо обсуждающими различные вещи. Например, ритуал благодарения Магии, который многие чистокровные семьи проводили каждый Самайн — для волшебников Хэллоуин был не просто праздником, для них это был день, когда Грань между миром живых и миром мертвых истончалась до такой степени, что даже самый простой полтергейст был способен учинить довольно масштабные разрушения. Тот же Пивз, вредный и противный неупокоенный дух, проживающий в Хогвартсе, и без Самайна был довольно сильным. Он запросто левитировал различные предметы, создавал оптические иллюзии и слуховые галлюцинации. Одним только этим он неплохо так портил жизнь не только детям, но и профессорам, опасаясь лишь Кровавого Барона, который был факультетским привидением Слизерина. Гарри не хотелось знать, какой силы достигал в этот день Пивз и благодаря какому чуду еще никто не умер от его призрачных ручонок. Пивз, впрочем, пока не совался к нему. Может, понимал, что Гарри просто без лишних слов его развоплотит, а может ему просто не представлялось такой возможности — Гарри было без разницы. Если бы нахальный дух решил, что может издеваться над ним — Поттер бы не поленился, нашел бы его останки и медленно, понемногу их сжигал, потому как мгновенное развоплощение при помощи магии было бы для него слишком легким наказанием. Причины такой кровожадности мага были вполне ясны. Он лишь не... а, впрочем, не так уж и важны его мотивы.* Главное, что они есть, в отличие от мотивов других безумцев. Гарри не считал себя сумасшедшим, однако не мог не признавать, что с его психикой далеко не все в порядке. Он отличался от обычных людей там, среди маглов, настолько, насколько это вообще возможно. Здесь же, на Слизерине, он почти сливался с толпой. Здесь собирались не змеи — здесь собирались искалеченные собственными родителями дети, отчаянно ищущие тепла и не знающие, как его искать. Рассадник темных магов? О, конечно. Темная магия все же имела место быть, и Гарри признавал что ошибался, называя магию единой, не делящейся на цвета. Нет, она была единой, да и между темной и светлой магией разница была небольшой, но она была. Темная магия взамен на силу отнимала разум, эмоции. Могла забрать что-то одно или все сразу — это уже зависело от личной силы самого чародея. Именно отчаявшиеся дети и были страшными и бессердечными темными магами — они лишь находили во тьме покой, умиротворение и избавление от боли. Некоторые считали темную магию матерью. Она готова была принять всех и каждого — мягкая, спокойная, готовая принять любого и требующая взамен лишь верности. Да, сурово карающая предателей, однако щедро одаривающая дарами тех, кто отдавал ей всего себя. Гарри считал магию просто энергией, пусть и возможно имеющей подобие интеллекта на уровне кофеварки. Знает, что делать, лишь получив четко оформленное желание и достаточно воли. Светлая магия была схожа с темной, вот только вместо разума отнимала... жизнь. Вернее сказать, прану — энергию жизни. Надо сказать, что эта самая прана генерировалась людьми на протяжении всей их жизни, и излишки ее выплескивались в пространство, служа почти что воздухом для растений, животных и... предметов. Не зря говорят, что в вещь вложили душу — когда человек, будь то маг или магл, мастерит что-то своими руками, испытывая определенные эмоции, прана пропитывает этот предмет. Даже если это создал магл — его поделка будет дарить носителю силу, удачу, здоровье... или же их отнимать. Все зависело от того, с каким настроем создавалась вещь. Прана была чем-то вроде энергии Души. Если вспомнить закон о сохранении энергии из области простейшей физики, становится понятно, что где-то эту самую энергию Душа должна брать. И она берет. Берет из Мира. Вернее, это Мир наделяет обитающие в нем Души праной, Души со временем отдают эту энергию обратно и даже в бóльших количествах — маги невольно добавляют к пране ману, а Мир уже переделывает ману в энергию жизни. Так зачем все же нужна прана, если толком она нужна только артефакторам? Все просто. У каждого человека есть свой предел, что-то вроде резерва или чашки. Чашка у каждого разная и может вместить разное количество жидкости, праны. Когда светлый маг использует светлые заклинания, из его чашки отнимается немного жидкости, буквально по капельке. И чашка автоматически уменьшается ровно настолько, чтобы в нее не вместилось больше жидкости, чем есть сейчас — и Мир попросту не способен дать Душе больше энергии, потому что ее некуда деть. В один прекрасный момент эта чашка становится настолько крошечной, что жидкости в ней едва хватает на глоток. Тогда человек умирает. Просто Душа так себя защищает, не желая умирать без праны. И человек перерождается заново, однако его чашка теперь вернулась к прежним размерам — при перерождении Душу частично "обновляют" до заводских настроек, следовательно, обновляют и чашку. Вот только мир, в котором жил Гарри, являлся тупиком. После него не было никакого перерождения. Был лишь Ад, Рай или... или все. В конце пути все равно все попадали в Чистилище. Просто. Чертова. Ловушка. Ловушка, которую Гарри собирался уничтожить еще когда даже не осознавал, насколько все серьезно. Сейчас он более-менее осознавал масштабы катастрофы — его мир был все равно что отстойник, болото, из которого не было выхода. Неудивительно, что Высшие давно от них отвернулись — по словам Мортема, на них уже давно махнули рукой и лишь ждали, когда же Мир уже задохнется в собственных нечистотах. Отвернулась даже Хель, которая проявляла интерес лишь к Певереллам, забирая их отсюда после смерти. И все. Почему же Боги не хотели разбираться с проблемой? Все еще проще. Зачем тратить время и силы на то, что и так будет разрушено совсем скоро? Мир умрет, и все Души, заключенные в нем, дружно ломанутся к кругу перерождения. Вот и конец истории. Миру просто безумно повезло, что в него угодила Душа Гарри. Просто еще ни Мир, ни Гарри не осознавали, насколько сильно. — Гарри? — вырвал его из раздумий голос Юана Аберкромби, и он перевел взгляд на мальчика. Оглядевшись, он понял, что они забрели куда-то не туда. Темный коридор освещала лишь пара факелов в самом конце стены. Другие демоны судя по всему уже ушли, торопясь на обед в Большой зал, Малфой о чем-то разговорился с Энтони Риккетом и голоса этих двоих, явно удаляющихся от тандема Поттер-Аберкромби, все еще отдавались эхом от каменных стен. Гарри тихо хмыкнул, ухмыляясь такой удаче, и оценивающе глянул на старательно отводящего взгляд Юана. — Ну что ж... вот мы и остались одни, — Аберкромби молча кивнул, явно понимая, к чему клонит маг, и тот не сдержал довольной усмешки. Умный мальчик. — Не расскажешь, почему избегаешь моего взгляда? Блондин немного замялся, не зная как сформулировать мысль, однако Гарри резковато взмахнул рукой, так и не дав ему ничего сказать. Демон растерянно захлопал ресницами, не понимая причин такой резкой смены настроения ребенка. Гарри же с интересом вглядывался куда-то во тьму, туда, где едва можно было различить очертания массивной дубовой двери, и прислушивался. Юан, насторожившись, повторил действия мага, и лишь спустя полминуты услышал едва различимый... скулеж? Мальчишка резко побледнел. Конечно, с псами он ладить умел, как и все демоны, но в этом как раз и состояла проблема. Он видел много различных собак, настолько много, что сейчас примерно представлял размеры "песика", столь заинтересовавшего его нынешнего... босса? Хотя нет, скорее уж лидера. — Я не ду... — хотел было высказать свое сомнение демон, но Поттер даже слушать его не стал, осторожно двинувшись в сторону двери. Гриффиндорец тихо чертыхнулся, однако последовал за тем, кого в Аду боялись едва ли не сильнее, чем Палачей. Гарри оглядел дверь, с весельем понимая, что она не заперта ничем, кроме одного простенького заклинания. Он даже применять магию не стал — лишь мягко провел пальцем над замком, разрывая одну из линий плетения чар, словно паутинку, и услышал щелчок. Дверь отворилась без единого скрипа, и маг тут же впился взглядом в помещение, затопленное тусклым светом горящего под потолком заклинания-фонарика. Там, развалившись точненько посередине огромной комнаты, лежал с закрытыми глазами огромный трехголовый пес. Скулеж затих, сменившись рычанием, едва лишь стоило животному заметить Гарри и его бледного спутника. Огромные когистые лапы были скрещены на огромном деревянном люке. Все стены были расцарапаны, даже несмотря на то, что были сделаны из камня. Юан поморщился от дикой вони — Поттер, до сих пор носящий очищающее воздух заклинание, так ничего и не ощутил. Гарри еще с полсекунды молча смотрел на поднимающегося монстра, а затем невозмутимо, будто ничего и не было, закрыл дверь, сращивая обратно нити заклятья. Посылал он к черту такие приключения, он лучше пойдет на обед. Идущий следом Юан Аберкромби был согласен с ним как никогда.

***

Гарри не понимал, почему это снилось ему. Он бежал. Вокруг была лишь тьма. Беспросветная, густая. Холодная. Было страшно. Он не боялся себе в этом признаться — на его месте любой пришел бы в ужас. Это в его природе. Человек подсознательно боится темноты, и его разум стремится предугадать любую возможную опасность — вот и все "чудовища". Это знает каждый, кто хоть немного изучал психологию. Вот только Гарри знал, что иногда эти монстры — вовсе не выдумка больного воображения. Порой Бездна может посмотреть в ответ, и это вовсе не простые слова. — Me... to...ori... Гарри резко замер. Шепот доносился буквально отовсюду. Если раньше он еще мог удерживаться, осознавая, что это лишь сон, то теперь даже это осознание не помогало. Отвратительный, липкий ужас парализовал его тело, когда он понял, что магия его не слушается. Чертова энергия ластилась ко тьме, словно соскучившася по хозяину кошка, и от этого становилось еще жутче. — M..e..to mori... Тьма шептала. Шептала отовсюду, со всех сторон, шептала далеко и буквально в паре метров от него, посылая волны мурашек по неестественно-прямой спине. Шептала неразборчиво, сотнями разных голосов. Поттеру захотелось обернуться. Он буквально спиной ощущал чужое пристутствие — и теперь это был не просто черный туман. Он явственно услышал смешок — не то женский, не то мужской, а то и вовсе детский, — и понял: ни за что. Он никогда не сможет заставить себя обернуться. Гарри не то чтобы не любил жизнь, скорее относился к ней нейтрально, но вот смерть он ненавидел всеми фибрами своей искалеченной души. Ненавидел и боялся. Боялся до дрожи в коленках, до сухости во рту и мгновенно выступившей на лбу испарины. Сейчас он осознавал как никогда четко: позади него стоит смерть. Не Она лично, это было решительно невозможно, но ее аватар — скорее всего. И даже лишь Ее аватар был в сотни, тысячи, миллионы раз сильнее его самого. Колени все же подогнулись, но он устоял. Перед глазами проносились картины его детства. Точно тот же самый липкий ужас перед тучной фигурой Вернона, ощущение беспомощности перед людьми, тот же ком в горле и нечто, давящее на грудь. Он думал, что переступил через это. Нет. Как бы не так. Воспоминания всегда будут рядом с ним — он может лишь на некоторое время отрешиться, поверить, будто все позади. Смешок стал еще четче. Пальцы предательски дрожали, выдавая его чувства с головой. Хрустальный смех — тихий, словно перезвон колокольчиков, и голос, звучащий в сантиметре от его лица... Гарри резко подскочил на кровати, шальным взглядом обводя помещение. Полумрак его спальни в Хогвартсе, озеро за окном... ничего нового. Никого чужого. Нор-ма. Он провел холодными пальцами по лицу, сгоняя остатки кошмара. До сих пор он не видел ничего подобного. Он бы точно запомнил. Это ведь был лишь сон. Мало ли что придумано человеческим разумом, да? Он просто перенервничал, это пройдет. — Memento mori, puer.*² Голос... он звучал прямо в его голове. Он звучал в комнате. Он звучал прямо за его спиной. Повсюду. Подул ветер, выводя замершего было в ужасе мага из ступора, и он не без труда, но медленно выдохнул, успокаиваясь. — Что тебе нужно? — тихо, но твердо спросил он вслух, и над его ухом раздался смешок. По щеке Гарри кто-то ласково провел ледяными пальцами, посылая по телу волны мурашек. Вопрос остался без ответа, однако он прекрасно все понял. Это было предупреждением. Наставлением. Советом. На будущее. Ему прямым текстом говорили о том, что смерть рядом. Он не был уверен в том, насколько она близко, но знал одно: он не умрет. Не в ближайшую вечность.