Несколькими днями ранее
Хогвартс
У Гарри болела голова. Ну, вообще-то это не было чем-то удивительным, — хэй, у него была дыра в черепе, было бы странно, если бы она не болела, — но все же определенно не было приятным. Гарри же не мазохист, так ведь? Пожалуй, именно из-за головной боли он избегал шумных компаний и мест. Раньше у него очень редко случалось подобное, — после попадания к Винчестерам Поттер, если честно, вообще не болел, — и ему совершенно и категорически не нравилось ощущать себя настолько уязвимым перед собственным телом. Магия от боли избавиться не помогала. Гарри все чаще стал замечать, что бесконечно надежная ранее сила теперь начинала его подводить. Ранее она с трудом справлялась с проблемой дара ощущения магии как запаха, теперь он с трудом выживал в условиях арктического холода, и волшебство ничего с этим поделать не могло. Теперь его мучала боль, и пусть на фоне всего остального она не была чем-то столь заметным, на и без того до предела расшатанные нервы она капала знатно. В общем, понять состояние мага было несложно. Весь вечер Гарри был один. Он послал разом погрустневшую Алису в ее гостиную, довел Драко до комнаты и вышел в холл Слизерина. Чем ему нравился этот факультет, так это тем, что здесь было тихо. Непривычные к шуму и громкому смеху дети аристократов даже общались вполголоса, не говоря уж о том, что многие попросту пользовались заглушающими чарами. Раньше Гарри мог ощутить что-то вроде укола смутной печали, когда видел это. Взрослые, уже совершеннолетние семикурсники, в детстве заставшие разгар второй магической войны — и те, будто трусливые первогодки, прятались по углам в подсознательном ужасе от одной лишь мысли о том, что кто-то может сообщить об их недопустимом поведении "папеньке с маменькой". Сейчас на этот счет он, будем честны, не испытывал ничего. И ему это чертовски нравилось. Это напоминало ему пелену, но в то же время разительно отличалось. Было сложно объяснить, но... это были совершенно разные вещи. И все тут. В любом случае, даже без эмоций Гарри находил это жалким зрелищем. Какие, к черту, "злые темные маги, не ведающие страха и сочувствия"? Как раз-таки о сочувствии они и мечтали бессонными ночами, пряча незаплаканные лица в подушках, будто за щитами. Незаплаканные — потому что слезы из них выбили еще в далеком детстве. Гарри молча прошел к креслу у камина, которое занимал всегда, однако в этот раз, видимо, была не судьба. — У меня что-то на лице, Поттер? — приподнял брови четверокурсник Эдриан Розье, нынешний лидер старших курсов, сидящий в его, Гарри, кресле. Это место после семи вечера не занимал никто. Все знали, что здесь полночи сидит один вполне определенный первокурсник, а такие мелочи здесь могли и уступить. Однако Розье, похоже, решил наплевать на негласные правила слизеринцев. — Это мое место, Эдриан, — прохладно отозвался Гарри, и не думая разворачиваться и уходить, как сделал бы любой другой на его месте. Поссориться с лидером из-за какого-то кресла? Пожалуй, он был не против. — Не мог бы ты покинуть его? Розье изумленно охнул, незаметно оглядываясь. Внимание всех присутствующих было приковано к ним. Незаметно, но многие косились, желая узнать, что же произойдет. В конфликт с Поттером до сих пор никто не вступал, не зная, как отреагирует на подобное дражайший директор. Быть может, зря. — Прошу прощения, не знал, — покачал головой парень, отчего его светлые волосы встряхнулись волнами. — Не заметил таблички. Эдриан показательно оглядел злосчастное кресло, даже заглянул за спинку, и поднял недоуменный взгляд на мага. — Странно. Не вижу её, — нахмурился он, — Может, покажешь? — Конечно, без проблем. Правда, это не табличка, — ласково улыбнулся Гарри, огибая замершего старшекурсника и вновь разворачивая кресло. На обтянутой мягкой тканью спинке красивым почерком с завитушками было выведено серебряной нитью: "Собственность Г. Дж. Поттера". Заметив взгляд семикурсника, волшебник вновь растянул губы в нежной улыбке. — Похоже ты очень устал, раз не заметил этого. Тебе стоит пойти и как следует выспаться, мой невнимательный друг. В другом конце гостиной тело капитана сборной по квиддичу, Маркуса Флинта, пробила мелкая дрожь. Впрочем, не его одного. Эдриан почесал затылок, неловко улыбнувшись. Глаза его сияли. — Пожалуй, ты прав, Поттер. Я действительно немного устал и мне стоит поспать, — он по-дружески похлопал мальчика по плечу и, взяв валяющуюся около кресла сумку, отправился в сторону спален. Гарри был, пожалуй, разочарован, как и все присутствующие. Он по своему обычаю просидел перед камином неподвижно до глубокой ночи. Постепенно люди разошлись, зная о том, что им нужно будет вставать ранним утром, а опоздание нещадно карается лишением баллов и отработками. Мерное тиканье часов вперемешку с потрескиванием некончающихся дров в камине успокаивало. Гарри, оглядевшись, понял, что он остался совсем один, и сполз с кресла на пол, сев максимально близко к огню. Золотистые язычки облизывали протянутую к ним руку, бессильно стекая по белой коже, которая лишь сейчас начала возвращать себе нормальный цвет. По телу начало расползаться тепло; совсем слабое, почти незаметное, но и оно сейчас было для него манной небесной. Гарри тихо улыбнулся, зачарованный. Огонь, будто видя это, вспыхнул ярче тысячами ярких искр, ласково оплетая и вторую ладонь. Раньше Гарри любил просто посидеть у огня. Теперь же... — Ты еще весь туда залезь, стихийник, — последнее слово Эдриан, опёршийся о стену и смотрящий на мага, почти выплюнул. Ах, точно... Гарри вспомнил. Об Эдриане ходили слухи, будто на поместье его семьи напал один огненный стихийник и сжег Марию Розье на глазах собственного сына. За спиной парня стояло еще несколько человек — его, насколько было известно Гарри, подпевалы. Гарри тяжело вздохнул, отнимая руки от огня. Треск дров на мгновение усилился, но никто этого не заметил. — Ты никому не скажешь об этом, Эдриан, — произнес Гарри, как-то отчасти даже меланхолично вглядывающийся в такое теплое пламя. Соблазн действительно залезть туда стал достаточно высок. — И твои шавки тоже. Розье взмахом руки остановил вскинувшихся было людей и ухмыльнулся; по правде говоря, эта ухмылка ему шла. Сам по себе он был довольно красивым человеком: высоким, пока еще по-подростковому нескладным, с правильными чертами лица и теплыми карими глазами. Мало что не шло ему. Гарри посетила странная мысль о том, что этому человеку были бы к лицу слезы. — С чего вдруг я должен молчать, Поттер? — он сделал несколько шагов к все также сидящему на полу магу, окидывая его презрительным взглядом. Гарри наконец перевел взгляд с огня на него, и в зеленых глазах — где-то глубоко-глубоко, на самом дне, — заинтересованно приподяли головы кровавые всполохи. — Хотя... если ты как следует попросишь... — Эдриан в задумчивости постучал носком ботинка по полу, и его жесткий взгляд обратился к магу. Стоящие за его спиной разулыбались. — Умоляй меня, грязнокровка. Гарри медленно поднялся с пола под равнодушными глазами нескольких человек, покорно сделал два шага к Розье и почему-то замер. Голова его вскинулась, лишь чтобы тут же склониться набок в знакомо-незнакомом жесте. Черные пряди мазнули по щеке, как никогда контрастируя с кожей. Теперь все в его облике напоминало забытого всеми Кастиэля, и лишь глаза горели чем-то странным. Чем-то, названия чему никто не смог бы найти. — Грязнокровка? — медленно, тихо протянул Поттер едва ли не по слогам, будто смакуя непривычное слово. Он задумчиво опустил глаза к полу и чуть нахмурился. — Значит, моя кровь — грязная? Почему? — Это крайне глупый вопрос, Поттер, — фыркнув, ответил Розье, выждав, пока стихнет фырканье его сторонников, — В твоих жилах бежит кровь твоей матери-маглокровки. Я думал, ты умнее и знаешь значение этого слова. Гарри молчал. Лицо его выражало пустоту и покой. Это начинало напрягать Эдриана. Не то чтобы он боялся первокурсника, нет. Но необученного стихийника — опасался. — Значит, ты считаешь, что ты лучше меня, ведь твоя мать всего лишь обгоревший, в то время как моя — магловоспитанный труп? У Эдриана дернулся глаз. А Гарри продолжил: — Не стоит судить меня по моим родителям, Эдриан. Я не знаю их, и знать не желаю. И я не буду унижаться перед кем-то вроде... как это по твоей логике?.. Ах, да... трупокровки. Медленно красивое лицо четверокурсника начало багроветь. Палочка из какого-то светлого дерева оказалась в его руке, однако он все также показал парням позади не вмешиваться. Разве же мог он не справиться с каким-то ребенком? Это бы убило его и без того побитый прошедшими годами авторитет. — Советую тебе извиниться сейчас же, Поттер, — произнес Розье, помолчав, — Иначе хуже будет. Гарри посмотрел в пол, будто испугавшись, и покосился на хмурых парней за спиной аристократа. — Только если ты прогонишь их, — Розье коротко кивнул, и с тихим топаньем все ушли. Они остались одни. — Я жду твоих извинений, Поттер, — тяжелый взгляд придавливал к полу, и мальчишка ожидаемо задрожал, ощутив его на себе. Голова его все также была опущена. — Я, коне... — Вот ты, конечно, идиот, Розье, — парень нахмурился, недовольный тем, что его перебили, однако Гарри поднял голову, и все возмущения как-то пропали. Гарри улыбался. Тепло, ласково. Все его лицо преобразолось, как-то неуловимо подобрев, и это придавало ему какого-то незримого шарма, очарования. Вот только очарование то было мрачным, холодным. Глаза цвета грозового неба, готового вот-вот разразиться молниями, смотрели на Эдриана с отстраненным весельем вперемешку с циничным льдом. — Поттер, ты совсем страх потерял? — взял себя в руки маг, лишь чтобы тут же захлебнуться потяжелевшим воздухом, выбитым из его легких стремительным ударом. Мальчишка посмел его ударить. Просто, по-магловски, с какой-то неестественной силой, которой не обладали люди. И все также улыбался. Розье потянулся к выпавшей и откатившейся поблизости палочке, и Гарри со все той же любящей улыбкой чуть наступил на тонкие пальцы, не замаранные черной работой. — Не стоит делать глупостей, мой дорогой друг, — произнес маг, разом растеряв тот глупо-теплый образ. Лицо его скривилось в отвращении неясно к чему. Алое зарево разгорающегося в камине пламени танцевало с тенями отражений на его лице какой-то дьявольский канкан, и все четче в стремительно меняющих цвет глазах чудились прижатому к полу Эдриану кровавые искры. — Ты действительно решил, будто я никчемен настолько, чтобы испугаться твоих глазок, трупокровка? — ребенок посмотрел в потолок, будто спрашивая о чем-то сокрытые камнем небеса. Понявший, что ногу с его руки мальчишка убрал, Эдриан незаметно подвинул руку к палочке. И еще немного. И еще... Оставался лишь какой-то жалкий сантиметр до заветной цели, когда мальчишка, не глядя, вновь занес ботинок. Хруст ломаемых костей заполнил помещение, заглянув в каждую щелочку, за каждую книжку на стеллаже, однако крика уже не последовало. Эдриан корчился, открывая рот в беззвучном вопле, и смотрел на Поттера, который с рассеянной полуулыбкой напевал себе под нос какую-то незнакомую песенку. Издевательским хором ему подпевало вырывающееся из камина ядовитое пламя, словно хлесткие плети взмывшее в воздух. Безмолвный крик вновь утонул в поющем пламени. А Гарри улыбался...