***
Оказавшись на втором этаже, она без труда нашла нужный кабинет и постучала. — Войдите! — ответил мужской голос, судя по тембру, принадлежавший богатырю. Вайолет вошла и поздоровалась. За столом сидел редактор журнала, обладатель грозного баса, вот только сам он выглядел, как пончик или мячик в плохо скроенном костюме. Не вставая, он поздоровался с девушкой и потянулся к кипам бумаг справа от себя. В первую их встречу в коридоре, ему, редактору Марку, приходилось задирать вверх полысевшую голову, чтобы говорить с этой высокой красавицей, что было весьма комично и неудобно. Вайолет спокойно стояла перед столом, ожидая, пока человечек найдет то, что ищет. А вот найти никак не удавалось. — Простите! «Черную корорлеву» не читал — не успел. Остальные ваши работы опубликуют через пару номеров, и пойдут они кусками… — Вы опубликуете их?! — Вайолет сама удивилась такой искренней радости в голосе, будто и не она произнесла это вслух. — Конечно, — буркнул редактор. — Вы уж простите, фройляйн Эвергарден. Взяли мы на себя роль цензоров и кое-что вырезали из ваших работ. Ну, наши солдаты воевали не зря, все-таки… Так и не найдя ее работы в одной стопке, мужчина перешел ко второй. Даже вспотев от напряжения, он повернул голову к писательнице: — Просто хочу показать, что мы убрали, чтобы совесть была чиста. Там совсем немного, но… — Вот она! — Вайолет увидела знакомые строчки и рукой указала на работу. Человек с рыбьими глазками взял ее листы и показал на зачеркнутые строки. Их было совсем немного. — Вот! Вы уж простите, девушка, но я думаю, не стоит отдавать в печать высказывания о глупости наших военных. — Я не имела в виду простого солдата — у них не было выбора! Я имела в виду высший офицерский состав. В целом… — Так вот не стоит! — редактор жуть как не хотел в своем журнале хоть как-то обидеть высший генералитет. Мощи у армии поубавилось, но дразнить льва, хоть и с выпирающими ребрами, не стоило. — Что ж, как пожелаете! — ответила Вайолет, не настаивая на своем. На такой уступок вполне можно пойти. Разобрав еще пару незначительных моментов, они пришли к общему заключению — такую работу можно публиковать без опаски для читателей, редактора и на радость писательнице. — Написано хорошо, правдиво. Сам я был во время войны фронтовым корреспондентом, — не без гордости заметил толстячок. Вайолет кивнула на это заявление с понимающим видом. — И посыл у Вас отличный — мир надо беречь! Мировой славы не обещаю, но посмотрим. Кстати, а Вам кто-то из родственников рассказал о войне? Отец? Брат? Уж война у Вас, моя дорогая, описана слишком достоверно, будто Вы там сами побывали, — мужчина выжидательно посмотрел на девушку. — Так и есть, я воевала! У меня никого нет — я сирота, — тихо и спокойно проговорила Вайолет, заранее зная, какую реакцию это спровоцирует. Редактор поглядел на нее своими маленькими глазками поверх очков. Девчонка на фронте?! Этой девчушке, ну если сильно-сильно притянуть за уши, лет 20, не более! Отнимаем 6 лет и получается 14. Девочка-подросток спала в грязи, поднималась в атаку и шла в штыковую? Да и выглядит она, скорее, как девочка из состоятельной семьи. При первой встрече он посчитал ее дочкой какого-нибудь бизнесмена средней руки. Сироты выглядят иначе. Да и занимаются более насущными делами, чем красиво свои мысли излагать на бумаге и затрагивать струны человеческой души. Зарабатывают на пропитание и берутся за любую работу. В частности, сейчас… Мужчина усмехнулся, хлопнул себя по лбу. Да она шутит! — Ну да! Ну да! Кстати, если что-то юмористическое напишите, приносите! Сейчас это тоже читается! Понимаете, в кризис людям хочется хоть немного веселья. — Мне жаль, но я не пишу юмористические рассказы, — спокойно ответила Вайолет. Редактор поднял указательный палец вверх. — Ах да! Это Вам! — Марк протянул девушке конверт. — Письмо? — удивилась Вайолет. Конверт был слишком «толстым». — Письмо? Ну да! Письмо от центрального банка, — с ухмылкой заметил мужчина. Заглянув в конверт, девушка обнаружила там банкноты и подняла озадаченный взгляд. — Деньги? — Да, деньги. В столице еще не все так плохо, чтобы не платить гонорар писателям или журналистам. — Но я делаю это не за вознаграждение, — Вайолет нахмурилась. Редактор посмотрел на нее, не понимая: она шутит или издевается. Нет, у нее явный талант: с серьезной миной шутить на разные темы. Деньги не нужны? В наше-то время? — Вы их честно заработали. Так у нас заведено в писательском цеху. Написал — получи! Вайолет не стала спорить, но и пересчитывать тоже. Посчитала это плохим тоном, и даже не поинтересовалась, сколько там «автографов» нынешнего правительства. Они побеседовали еще немного, редактор уточнил, под каким псевдонимом девушка хочет публиковаться. — Вайолет Эвергарден, — невозмутимо назвала свое имя писательница слегка пожав плечами. — Точно не хотите взять псевдоним? — Я под этим псевдонимом уже много лет живу. Марк опять отметил чувство юмора девушки, не зная, что она говорит правду.Писательница
12 августа 2020 г. в 16:45
Ее попросили зайти в редакцию «Последней осени» на следующий день. Девушка шла по городу, стараясь обходить лужи. Дождь временами шел, временами лил, как из ведра. Сейчас же свинцовое небо нависало над жителями Берлина, хоть и без дождя, но словно намекая, что чистого неба ждать не стоит. Подаренный зонтик в одну из ее командировок, сейчас был кстати.
Вчера она занесла три свои работы, после того, как выполнила заказ недалеко от редакции — надо было написать письмо для родителей маленькой девочки. Даже послевоенные годы разбрасывают людей в разные уголки. Не только страны, но и мира!
Сегодня ей предстоит услышать вердикт редактора. Низвергнет или вознесет? Первый рассказ был тем, с письмом солдата домой. Другое произведение называлось «Последний штурм». Трагическая история о штурме высоты в последний день войны, за часы до конца боевых действий. И главный герой умирает буквально с сиренами, символизирующими конец войны. Атака уже ничего не решала, а человек отдал жизнь. И ради чего? Ради дома и семьи — не тот случай! В этой работе героем был солдат-оккупант. Но тоже человек!
Больше всего ей было больно от того, что такое случалось и в настоящей войне. Несколько лет назад она читала в газете про описанные случаи смерти за минуты до конца войны. Издание преподнесло это, как нелепую случайность, шутку судьбы, причуду. Ей тогда это показалось весьма обидным и оскорбительным, как той, что сама чудом избежала холодного прикосновения смерти. И она решилась написать «Последний штурм». Таким образом можно было высказать свой протест, хотя бы для себя самой.
Третья работа была вообще не о Первой мировой. Черная королева, которая искала Грааль, билась с крестоносцами. Потом отражала набеги на свои владения. Иногда поколачивала героев или ведьмаков, что приходили по ее душу. В общем, мрачная история, которая в сыром варианте так понравилась подругам и учителям.
Ее работы сквозили осуждением войны. Несли одну простую истину: война не приносит ничего, кроме горя и мертвецов. Исключением была лишь «Черная королева». А в реальном мире никто не стал жить лучше. Наоборот! А эхо войны чувствуется до сих пор — только вместо военной угрозы над всеми нависла угроза экономическая. С немецкими деньгами творилось невообразимое! Впрочем, у других было не лучше. Инфляцией уже никого не удивишь. Рисунки на аверсе и реверсе менялись чаще, чем фантики на конфетах, а от количества нулей разбегались глаза.
Сама же Вайолет до сих пор помнит артиллерийский обстрел их позиций у реки Маас. Напоминанием служат небольшие шрамы и рубцы на руках. На встречу она шла в платье, что подарила тетушка Эвергарден на прошлое Рождество. Голубое, с бантиками и оборками, из хорошего материала, оно делало Вайолет похожей на аристократку. Зеленая брошка, которую она погрызла перед походом в редакцию на удачу, тоже была на месте. Также госпожа Эвергарден помогла Вайолет с прической. Обычно блондинка просто собирала волосы сзади в хвостик. Фрау Эвергарден посетовала, что с ее волосами носить такую прическу — это преступление! В результате, за полчаса она показала Вайолет, как можно заплести косички, убрать волосы, использовать магию заколок и ленточек. Если честно, самой девушке такой стиль очень понравился. Просто до моды ей не было никакого дела! До того дня. Да и нужда научила ее быть мастерицей иголки и нитки. Обновки позволить себе можно было крайне редко.
Также ее мучил один вопрос: как она могла убивать на войне? Сейчас она-то и ударить другого человека не смогла бы. А на войне спокойно устраняла цели из снайперской винтовки, пока не оценила сама вблизи, что творит снайпер на поле боя. Как-то раз она случайно сбила локтем собачку со стола, так испытала такую бурю эмоций. От неожиданности даже для самой себя, извинилась перед игрушкой.
— Ой! Прости, Зубастик!
И как такая Вайолет могла хладнокровно убивать несколько лет назад? Для нее самой это было секретом.
Все ее чувства были словно приглушены, запечатаны на время войны. Она не человек, а оружие! Так часто говорили. Не ей лично, но она все равно слышала и все понимала. Только один человек считал иначе. Когда и его не стало практически на ее глазах, тогда, наверно, эта печать и дала трещину в душе. Но до того момента и той встречи с американским посыльным, она была безэмоциональной и в некоторой степени, безмозглой. Делала все, что приказывали. Слава Богу, военные просто натаскивали ее на устранение врагов. Армейская дисциплина огородила ее от вероятных «приказов» всяких извращенцев.
Ее писательские работы были своего рода соединением чувств, которые отчаянно искали выхода и пониманием уродства войны. Многие ветераны спились: если не от ужасов войны, то от неспособности жить в мирное время. Жаловаться на жизнь и изливать душу за кружкой пива — это явно не в ее духе. Да и нет того, кому можно доверить самое сокровенное! После договоренности об уменьшении армий к таким воякам присоединились те, кто остался на улице после сокращения численности вооруженных сил. Это так государство заботится о своих верных людях? Такой вопрос задала себе сама Вайолет, когда увидела толпы людей в рваных шинелях на улицах Берлина в очереди на биржу труда. Общество относилось к ветеранам с холодком.
— Ладно, хватит плохих мыслей! — сказала себе Вайолет, стоя одиноко на крыльце перед редакцией.
Ее привычка разговаривать самой с собой тоже была проявлением изменения личности. Это произошло как-то само собой. Правда, спустя какое-то время она забеспокоилась. Уж не сошла ли я с ума? Или медленно схожу? Только прочитав в газете, что это просто от недостатка общения, она успокоилась. А собачка в ее комнатке стала постоянным и идеальным слушателем. Хорошо бы иметь того, кому можно выговориться.
Она отряхнула зонтик, поправила платье, глубоко вдохнула и толкнула дверь, заходя в здание.