Sanitarium

По вечерам, за час-два до общего отбоя, больница напоминала муравейник. Санитары носились от палаты к палате, заталкивая в пациентов еду и лекарства, которые необходимо принимать строго перед сном, кому-то было жизненно необходимо снотворное, кто-то нуждался в чистой одежде, кого-то надо было просто проверить на наличие признаков жизни. Мердок же, справившись со своими обязанностями, смотрел на все это движение, не особо порываясь помочь — он просто ждал напарника, который отсиживает ночную смену — не имеет он права уходить, пока этот хрен не явится. Единственное, что напрягало доктора уже минут как десять, это мигающая желтая лампочка над дверью тринадцатой палаты, до которой никому не было дело. У каждого пациента над кроватью была кнопка для вызова медсестры, правда толку от неё было мало, особенно в час пик. Возможно, за это надо поблагодарить умников, которые жали её от скуки, а не от реальной нужды, но можно ли их винить: они и так ничего не соображали, так еще и сидели взаперти сутками. Минуты три Никкалс любовался, а затем просто не выдержал — сам поднял задницу и пошел туда, где тускло, но так отчаянно мигал сигнал о помощи. План действий простой: будет реальная проблема — поможет, а если обнаружит, что кто-то так развлекается — по башке настучит. Прежде, чем войти в крошечную палату — по площади немногим больше туалета в его квартире — Мердок остановился и приоткрыл окошко с железными прутьями, похожее на те, что ставят в тюрьмах. Ну конечно здесь сидит он. Это чучело с голубыми волосами сидело на полу и хныкало, держась руками за промежность. Он даже боялся пошевелиться — похоже, в туалет надо было серьезно, а учитывая опыт предыдущего раза, Мердок сомневался, что парень сможет дотерпеть. Наконец, дверь открылась, и Стюарт с надеждой и страхом поднял жалобный взгляд на врача, как на единственный лучик солнца. Он даже не был сильно удивлён, что зашел именно он, а не какой-то там санитар. — О-о-они сказали, что принесут горшок, — только и успел невнятно всхлипнуть пациент, прежде чем уткнуться мокрым лицом в твердый, тоненький матрас. Он жался в угол и продолжал до стонов надавливать ладонями куда-то под самые яйца, боясь обмочиться, и не даром. Мердок лично знал работников, которые за такие конфузы могли приложить больного о дверной косяк, а после оставить спать на грязном ровно до того дня, как к ним не явится какая-нибудь проверка. Видно, сами, проработав столько лет с душевнобольными, утратили всю человечность. А на психах можно хорошо отыграться и выпустить весь пар, ведь их никто не защитит, пока они томятся в этих стенах. Никкалс, конечно, не мог считать себя свободным от этого греха, но и в животное он ещё не превращается. По крайней мере, пока он трезв. — Да всё, не реви. Пошли. У тебя туалет тут в двух шагах, — Мердок, хоть и говорил уверенно, но все равно внимательно следил за реакцией, наученный горьким опытом. Однако Стюарт вёл себя хорошо: встал, тихо заскулил и смешными, неровными шагами направился к выходу, не забыв пропустить вперед врача: это главное правило. Туалет с душевыми и правда был совсем близко. Никто даже не заметил, как парочка перебралась из палаты в уборную. Вот же компания: уставший от смены, чуть смущенный врач и заплаканный пациент. Ввалившись в кабинку, Стю все же оставил на белых штанах пару маленьких, но контрастных капелек. Мердок, заметив это, подорвался и сам стянул с него штаны — не хватало ещё конфузов. Звук струйки, ударившей по керамике, был заглушен блаженным, неприлично-громким стоном. — Ну, отвел душу? — исподлобья глянув на тощую задницу, доктор прочистил горло и ради приличия посмотрел куда-то в потолок. К гадалке не ходи, он запачкал весь унитаз, но это, опять же, проблема уборщиц, а он и так сделал больше, чем входит в его обязанности. Стюарт выглядел так, словно скинул с плеч груз в целую тонну — уперевшись лбом в стену, он прикрыл глаза и разлепил дрожащие губы в экстазе. Вот, как мало надо человеку для счастья. — Ну ты бы хоть хер в штаны заправил, друг. И все же что-то в этом парне зацепило Мердока. Глупо было отрицать, что за то удивительно короткое время, что они провели вместе, встречаясь разве что на процедурах, у них сложились какие-то особые отношения, которых ранее он ещё не заводил. Наверное, это чувство вины и долга перед молодым человеком, которого он лишил будущего, заставляло его раз за разом терпеть болезненные укусы, а то и вовсе выполнять грязную работу, за которую он бы в жизни не взялся, будь на месте Стю кто-то ещё. А может, он был каким-то особенным. Каким-то наивно-дружелюбным, открытым, и одновременно диковатым. Он не шёл ни в какое сравнение с маньяками, населявшими корпус номер два. Сказать по секрету, не все из них с расстройствами — находились и те, кто считал, что липовый диагноз убережет их от проблем. Ну и отбросы. — Я… хочу помыться, — по-обыкновению хриплым, грустным голосом сказал Тасспот, да так, что Мердок всерьёз задумался о том, знает ли он, хотя бы на подсознательном уровне, как ловко он манипулирует им. Может, парень вовсе не так туп, как кажется. Было бы неплохо взять и воспротивиться, пока не поздно, чтобы через месяц не бегать за сигаретами по его команде, как какая-то дрессированная собачка, только вот несчастные глаза глядели в самую душу, шевелили бесполезный в организме отросток, называемый совестью, и не оставляли выбора. А ещё он вонял. — Ну раздевайся тогда. И пошевеливайся. С «раздевайся» он, конечно, погорячился. «Униформа» обитателей второго корпуса не предусматривала самостоятельных переодеваний, да и слабые ручки ничего не жравшего Стюарта дрожали так, что без помощи он бы никак не обошелся. Встретившись злобным взглядом с медсестрой, которая забежала помыть руки, Никкалс фыркнул и, смыв остатки гордости в унитаз вместе с чужой мочой, принялся расстегивать тугие кнопки, что шли ровным рядочком вдоль позвоночника. Раздевая пациента, он заметил опрелости между ног и, кажется, на подмышках, из-за чего любое движение ногами, да и плечами тоже, должно доставлять сильные боли. А ведь Тасспота привезли сюда не больше недели назад. Страшно представить, что будет дальше. Сам Мердок, заходя в душевую кабинку, огороженную от остальных лишь стенкой, толщиной с фанеру, не стал раздеваться: засучил рукава, подвернул штанины и убрал волосы под халат, чтобы не торчали. Стю ступал медленно и осторожно, прикрывая руками причинные места, словно доктор их ни разу не видел. — Ты здесь в душ не ходил? — Нет. — А в туалет? — Нет. «Вот же гады,» — заключил Мердок, настраивая воду в неудобной тишине. Даже слышно было, как та медсестра вышла из туалета. — Доктор, я голый. — Правда что ли? — Холодно. Стюарт понурил тяжёлую голову, а затем резко вздрогнул, когда теплые струйки воды коснулись его шеи, а вниз по спине пробежала волна мурашек. Он весь аж прогнулся, словно молоденькая девчонка в танце. Тем удобнее Мердоку мыть его красную пятнистую задницу. Уже через две минуты усердного намыливания, врач заметил, что намочил себе все рукава. Ещё три минуты, и он услышал сонное, бессмысленное мурчание. «One two D three One two D three…» «И зачем я подписался на это?» «Надо купить детскую присыпку.»