Sanitarium

— У меня есть для тебя кое-что. Стюарт заинтересованно поднял голову, как щенок, услышавший свою кличку, и привстал на локтях, выныривая из своих мыслей. Сперва он подумал, что это что-нибудь вкусное: если долго просить Мердока, он может размякнуть и позволить пациенту слегка нарушить диету для дистрофиков, состоящую из противных пюрешек, протащив в палату шоколадный батончик или пачку детского сока. Но на этот раз он принес нечто особенное. В узловатых пальцах с длинными ногтями доктор сжимал толстый блокнот размером с целую ладонь, которая у Стюарта была немаленькая. На твёрдой обложке красовался рисунок с забавными черепками, а в пружинку была всунута тонкая шариковая ручка. Они оба знали, что посторонние предметы в палату этого корпуса проносить нельзя, тем более такие, которыми можно подавиться или выколоть глаз, но Никкалс нарушил правило, и оно того стоило. На простенький с виду подарок, которому не обрадуется даже пятилетка, Стю смотрел с самой искренней и чистой радостью в глазах. Он порой жаловался доктору на невозможность записывать интересные мысли и тексты песен — последнее просто убивало его, когда глубокими ночами он старался вспомнить, что пришло ему в голову утром. Но о такой щедрости со стороны врача Тасспот и помышлять не мог. Соскочив с кушетки, он подошел ближе и взял в руки смешной блокнотик с неаккуратно ободранным ценником. Странички были такими белоснежно-чистыми, что страшно было пачкать, но в то же время ему хотелось как можно скорее взять ручку и дать волю фантазии. Парень приоткрыл рот и, сморгнув с глаз влагу, посмотрел на своего доктора, желая поблагодарить его, но внезапно растерял все слова. Глаза неловко бегали, а губы ловили чужое дыхание: Стю отчего-то всегда пригинался, когда стоял рядом с невысоким врачом. Они смотрели друг на друга, прекрасно понимая, что их уже ничто не спасет. Они окончательно потеряли связь с миром, и рядом нет никого, кто мог бы привести их в чувства. — Да не кусаюсь я, дурень, — тихим бархатным голосом заверил Мердок и сократил ничтожное расстояние между их сухими губами до нуля. Он целовался умело и дерзко, точно пытаясь впечатлить, но Стюарту не нужно было ничего доказывать: он уже давно попался в его сети. Закрыв глаза, парень несмело отвечал, вдыхая аромат горького кофе и сигарет и впервые замечая, насколько его губы чувствительны. Ему стало вдруг так жарко, ресницы задрожали, как у девочки, а ведь доктор, нежно разминающий его сладкие губы своими, еще даже не задействовал язык. Стю почувствовал, как он улыбается, замечая это. Смущенно отстранившись от Мердока, он уткнулся носом в его плечо, все еще крепко сжимая в руках блокнот — от короткого, но страстного поцелуя по телу бежали мурашки, приятно покалывая на затылке и, как назло, в паху. Он выдохнул с облегчением, когда худые руки в белом халате обвили его плечи, словно так и правда должно быть. Словно они оба только и ждали, когда подвернется удобный момент, чтобы выразить свои чувства, скрывать которые — занятие бесполезное. Уж если все вокруг просекли, что эта парочка — не просто друзья, так почему бы им этого наконец не понять? — Ты хоть помнишь, что сегодня за день? — М? — С днем рождения, бестолочь. Стюарт расплылся в глупой улыбке, чувствуя необыкновенную теплоту в груди, как будто он выпил бокал сладкого вина. ------------------------------------------------------- Вечером, к концу своей смены, Мердок зашел вновь. Стю уже ждал его: умытый, приглаженный, как на свидание. Жаль только, что вместо стильного костюма на нем была бесформенная белая «пижама», да и сам доктор выглядел как обычно… необычно: поверх черной узкой водолазки висел перевернутый крест, о значении которого Тасспот всегда стеснялся спросить, а ширинка подпоясанных дорогим ремнем джинс была и вовсе расстегнута. Ну и неряха же этот доктор! Хотя ему было к лицу, на самом деле. — Пойдем, — махнул головой Никкалс, плохо скрывая свою заговорческую ухмылку. Он держал в руках пакет из супермаркета и старую кожанку. Стю, сложивший ладони на колени, как настоящий пай-мальчик, смотрел на него с удивлением. Он знал, что Мердок придет, но понятия не имел, что они куда-то собираются. Ответ на немой вопрос последовал незамедлительно. — Мы идём гулять. — А… А разве так можно? — парень широко распахнул глаза, которые были похожи на две зияющие дыры в голове, и этот мистический, слегка жуткий образ очаровывал сатаниста, как ничто другое. — Вообще нет, но мы никому не скажем. ------------------------------------------------------- — Надевай. Перед тем, как открыть дверь, он протянул парню свою куртку, и тот не ослушался — тут же нацепил ее на себя и даже застегнул идущую наискось молнию, ненароком вдыхая чуть глубже, чтобы почувствовать и запомнить его запах. Ночной воздух был совсем не похож на тот, каким он дышал на обычных послеобеденных прогулках. Свежий, чистый, он был наполнен приятной влагой, которая наполняла подпорченные курением легкие Стюарта и очищала голову от плохих мыслей. Этот воздух был сильнее любого наркотика. Тасспот думал, что нет ничего лучше этого прохладного ветра, щекочущего его тонкие веки, до тех пор, пока не поднял глаза к небу и не охнул от восторга. Звезды мерцали, словно алмазы, рассыпанные по бескрайнему небесному полотну. Одни ярче, другие чуть слабее, и чем дольше он смотрел, тем больше замечал. Господи, как же красиво было лондонское небо без этих дурацких облаков. Кажется, сама природа поздравила его с двадцать шестым днем рождения. Он не мог отвести взгляд от знакомых созвездий, которые от так любил изучать в детстве, а Мердок не мог отвести взгляд от него, такого очаровательно-наивного и счастливого. — Хорошая погода, правда? Редкость для наших-то мест, — нарушил тишину врач, сопровождая парня вниз по ступенькам. — Пойдем сядем, пока у меня рука не оторвалась. Мердок выкладывал на скамейку содержимое пакета: мягкие пирожные, сухарики с разными начинками, пиво и газировку с вишней, а сам тайком наблюдал за пациентом, который восторженно слушал звуки сверчков. Угораздило же его в такого втрескаться… — Алкоголь не тебе, ясно? Не вздумай! Он с твоими лекарствами вообще никак не сочетается, — строго наказал доктор, а Стю ни капли не расстроился: уж что-что, а пиво он терпеть не мог — больно оно горькое и противное. Зато к пирожным бледная, чуть обросшая мышцами рука потянулась сама. Он пристроился под боком Мердока, как птенец под крылом мамы-птицы, а тот приобнял его за плечо, впервые в жизни чувствуя себя так спокойно и свободно в отношениях. Даже с девушками самых радикальных взглядов, готовых терпеть его любовниц и приводить в постель своих, он не ощущал такой легкости, как с этим слабоумным дурачком, доверяющим ему каждой клеточкой своего тела. — Как думаешь, это Венера? Вон та, яркая? — Я тебе что, астролог? — Астроном вообще-то! Мердок, смеясь, наклонил голову и дерзко чмокнул Стюарта в надутые от наигранной обиды губы. Как же хорошо, что он любит нарушать правила.