— А-а-ах… Мердок…
Должно быть, соседи, слышущие каждый звук сквозь стены, едва ли не уступающие фанере по шумоизоляции, подумали, что их ненавистный странный сосед, знаменитый своим ночным бренчанием на бас-гитаре, окончательно сдурел и решил ранним утром отыметь мальчика со сладким голосочком. Но Стю не думал о том, что там воображают себе соседи. Он вообще ни о чем думать не мог, кроме раскалывающей черепную коробку боли, к которой пора бы уже привыкнуть. Только на этот раз полноту ощущений обеспечил еще и острый зуд в глазах, словно под веками завелись тараканы. Фу, ну и мерзость. Рука сама потянулась к лицу, но ее остановили вцепившиеся в запястье когтистые пальцы.
— Не трогай, солнце, не трогай. Нельзя тереть, понял? — прошептал низкий голос, расслабленный и хриплый после сна. Этот голос всегда успокаивал, когда доктор ни на кого не повышал голос, не ругался на него за плохой аппетит и не кричал на санитаров за грязные простыни. Мердок вообще был куда лучше, чем думали о нем люди. Он просто не показывал другим, каким заботливым и милым он может быть.
Стал бы плохой и равнодушный человек сейчас на четвереньках ползать под кроватью, собирая коленями пыль, чтобы найти воду для того, кто разбудил его в пять утра своим нытьем? Ни за что. Но Никкалс уже лез обратно, победоносно держа в руках полупустую литровую бутылку, которая всегда неудачно закатывалась (запинывалась своим хозяином) в труднодоступные уголки комнаты. С аспирином было проще: он всегда лежал на тумбочке у кровати, даже несмотря на то, что с возрастом мужчина стал меньше напиваться — от неожиданного похмелья никто не застрахован.
Стюарт послушно проглотил таблетку и, почувствовав на груди теплую ладонь, лег обратно на спину, ожидая, пока лекарство подействует. В ушах звенело, как будто он и правда вчера весь вечер заливал в себя высокоградусные коктейли, только вот на самом деле он не выпил ни капли алкоголя с того момента, как его посадили в психушку, да и сигареты таскал только на первых порах — Мердок быстро научился замечать и пресекать эти шалости. Еще месяц-другой этого строгого режима, и Стю начнет вести здоровый образ жизни. В своих снах, разумеется.
— Сейчас будет слегка неприятно, — предупредил доктор, уперевшись коленом в кровать, чтобы оказаться прямо над чужим лицом. Продемонстрировав маленький белый пузырек с длинным названием на этикетке и некрасивым изображением большого голубого глаза, он открутил крышечку, положил ладонь на нежную щеку пациента и, прикусив губу, как можно точнее капнул в широко открытый глаз, вокруг которого рефлекторно дергались от страха веки.
— М-мне сегодня снилось, что я смотрел телевизор, а там показывали странного мужчину… — сглотнув слюну, стал рассказывать парень, чтобы немного снять напряжение и разрядить обстановку: Мердок сам не любил все, что касается глаз, поэтому выжидал долгую паузу, перед тем, как начать, а Стю все это время нервно ожидал момента, когда на его роговицу упадет капля воды с непонятными примесями. — И вот он засовывал себе в попу какие-то предметы, а я сидел и думал, зачем такое вообще показывают.
Мердок был рад, что успел заняться вторым глазом до того, как Стюарт закончил мысль, иначе он бы точно промахнулся и размазал лекарство по всему лицу Тасспота, что, конечно, совсем не страшно, но не очень приятно. Он хрюкнул от смеха и, закрыв баночку, завалился на кровать, лениво щипая за бедро парня, который любил нести чушь по утрам. Обычно ему снилось что-то страшное вроде атакующих его зомби-горилл или монстров, обитающих в заброшенном доме, но чем дольше шла терапия, тем спокойнее и нормальнее становились его яркие, как у ребенка, сновидения.
— Нет, серьёзно, что за дурацкая идея для телешоу? Кто вообще будет смотреть такое? Чего ты смеёшься?
Тасспот надул губы и сонно потянулся в сторону зелёного уха, чтобы бессовестно укусить любимого доктора, который продал бы душу дьяволу за возможность просыпаться рядом с ним каждое утро.
К сожалению, все хорошее кончается, и порой это происходит слишком быстро. Так быстро, что ты и глазом моргнуть не успеваешь, а потом долго и разочарованно думаешь: неужели это все, чего ты с таким сладостным предвкушением ждал? Вот и Стюарт, выпив кружку сильно разбавленного молоком кофе, выскреб ложкой сахар со дна и с тоской посмотрел на Мердока, который уже был одет и готов выходить. Перед тем, как вернуться в больницу, они должны заехать в клинику на осмотр глаз, которые, по словам самого Стюатра, уже не чешутся так сильно, как вчера.
— Очки не забыл?
— Забыл.
Парень не глядя вставил в дисковод машины один из дисков, подписанный маркером как «лучшее», понуро прислонился лбом к стеклу и стал смотреть, как исчезает из поля зрения невзрачный квартал, в котором обитал любимый доктор. Вчера, когда он заходил к нему, напичканный по уши препаратами, он еще не соображал толком, куда его ведут, но сегодня он найденной в машине ручкой записал себе на внутренней стороне ладони адрес, по которому он надеялся однажды еще заглянуть. Он надеялся, что Мердок настроен серьезно. Надеялся, что он еще пригласит пациента к себе на чай, когда курс лечения подойдет к концу. В идеале он хотел бы каждый вечер баловать себя чем-нибудь вкусненьким, заниматься сексом на скрипучем диване и сладко засыпать, чувствуя, как под боком размеренно вздымается покрытая редкими волосками грудь, а в локоть упирается мягкий пивной животик. От одной мысли о скором возвращении в тесную палату, ему становилось тошно.
Но настоящая тошнота подступила к горлу, когда первый трек на диске кончился, и сразу за ним последовал второй — энергичный и немного тяжелый. Тот самый, который Стюарт сильнее всего не мог терпеть. Он прижал обе ладони к губам и закрыл глаза, чувствуя, что не выдержит. Он пытался проглотить слюну с примесью желчи, но становилось только хуже.
Well, I'm sitting on a stone
Sitting all alone
Daisies are rolling down the mountain
Мердок резко съехал на обочину, где машина остановилась. Парень с силой толкнул дверь и моментально согнулся пополам, сплевывая свой завтрак на траву. Он чувствовал, что все его тело выворачивается наизнанку.
Well see the lonesome tramp
Who's living in the damp
Nobody's in the valley
Желудок был уже пуст, но Стюарта еще несколько секунд трясло в болезненных рвотных позывах. Он немного испачкал свой рукав и обивку сиденья, за что Никкалс наверняка будет ругаться, но пока что он лишь заботливо протягивал влажную салфетку и с беспокойством глядел в мокрые от слез глаза.
Shine on, Shine on sun
Oh it's so cold right here…
Сплюнув остатки горькой слюны на землю, он глубоко вдохнул и ткнул костлявым пальцем в одну из кнопок. В машине стало тихо без ненавистного голоса Клауса Майне из динамиков.
— Что с тобой такое?
— Тебе ли не знать?
Мердок так и не понял, за что он заслужил презрительный, обиженный взгляд, которым одарил его пациент в эту минуту. Всю оставшуюся часть дороги парень молчал, а доктор кусал собственные губы. Музыку они больше не включали.
