Sanitarium

Слишком внезапно, слишком резко все пошло под откос. Мердок даже сообразить не успел, как их отношения зашли в тупик, и теперь чувствовал себя абсолютным кретином, толстокожим непроходимым балбесом. Создавалось ощущение, что все на свете знали, в чем дело, а он один упускал из виду какую-то совершенно очевидную, но важную вещь. Он держал в руках тлеющую сигарету, любовался закатом и думал о нем. Пиздец, как романтично. Около суток назад Стюарт бесцеремонно отымел его, и с этих пор они не сказали друг другу ни слова. Они не поссорились, нет — у Мердока просто был выходной, хотя по правде говоря, ТуДи мог бы и попрощаться, прежде чем выгнать его из палаты. Обидно и непонятно — за что с ним так… Телефонный звонок прервал ход его мыслей, заставив Никкалса театрально вздохнуть и закатить глаза. Бросив сигарету из окна, он взял смартфон с трещинками на стекле, упал на кровать и нажал на раздражающе-яркую зеленую кнопку. Почему бы не сделать эту кнопку траурно-черной? Хотя бы для входящих от его коллег. — Да? — Спишь? — Сплю. — Продолжишь спать в кабинете. Джимми увезли в больницу с прокусанной веной, а подменить некому. Такая история любопытная, я тебе на месте расскажу… Мердок чуть не прыснул с будничного тона врача, который звучал так устало и безучастно, будто каждый день созерцал, как пациенты жрут живьем медицинский персонал. Может, его работа и была херово оплачиваемой клоунадой, являться на которую приходилось, порой, прямо посреди ночи, зато к концу карьеры он наберет запас интересных историй, достойных бестселлера. Или хотя бы душевной беседы с незнакомцем в пабе. Не до смеха стало, когда врач поведал полную историю. Наверное, стоило этого ожидать, стоило догадаться на подсознательном уровне, кто был виновником сегодняшнего переполоха. Конечно же им должен быть никто иной, как он. Этот черноглазый монстр. Этот очаровательный дьявол. Этот милый любитель обнажить свои острые клычки, выделяющиеся среди в общем-то скромного комплекта зубов. Все заметили, что Стюарт стал вести себя странно после операции, но до этого вечера никто не знал, как далеко это может зайти. Никто, кроме Мердока, конечно, который уже испытал это на своей шкуре… Теперь парень был привязан к кровати и накачан препаратами для максимально сладкого сна. Мердок вошел в палату аккуратно, стараясь не светить ему в лицо ярким фонариком — он был расслаблен от макушки до пяток, как тряпичная кукла, веки были сомкнуты, грудь медленно поднималась и опускалась, а на приоткрытых губах высыхали капельки крови. Оказавшись чуть ближе, мужчина заметил пару синяков на связанных запястьях и тонкой шее: следы сопротивления до смерти напуганного немолодого врача, с которым Мердок пересекался редко, но знал его хорошо. Он мужик крепкий — переживет, а вот Ди теперь может остаться в изоляции надолго. Присев на корточки около кровати, доктор одной рукой аккуратно оттянул резинку штанов, а пальцами второй скользнул вдоль худого живота, стараясь не разбудить крепко спящего парня. Он знал, где хранятся его тщательно скрытые мысли и чувства, запечатленные на бумаге в виде смешных каракулей и странных стихов. У него не было места надежнее собственных трусов. Стю лишь засопел громче, когда подцепленная пальцем металлическая пружинка скользнула по коже, а за ней потащился весь блокнот. Нехорошо подглядывать, конечно, но что поделать — они оба скоро сойдут с ума, если не разберутся, в чем дело. Они разгромят всю больницу. Они уничтожат себя и все, что их окружает. Мужчина уселся на пол поудобнее и, затаив дыхание, стал шелестеть исписанными страницами в поисках ответа на свои вопросы. Вот она, та самая песня, а прямо за ней страница, на которую ему не положено смотреть… «Я не ошибся. Я так и знал, что это его голос. Это он.» Мердок прочитал короткую запись дважды. Первый раз — чтобы разобрать кривой почерк. Второй — чтобы вникнуть. Вопреки распространенному мнению, Никкалс не был тупым: несмотря на скверный характер и вредные привычки он окончил медицинский колледж, научился вести хозяйство, общаться с людьми и даже понимать ход мыслей душевнобольных. Вы ошибетесь, если скажете, что он никогда не думал о том, что его маленький секрет может быть раскрыт, и что однажды Стюарт, узнав правду, навсегда потеряет доверие к нему. О, он в красках представлял себе эту сцену. Представлял, и тут же топил неприятный образ обиженного обманутого парня в алкоголе. Он не хочет верить, что это случится. Если он перестанет думать об этом, этого никогда не произойдет… «Я ненавижу его» Доктор чувствовал, что его сердце упало куда-то в желудок. Больно. Больнее, чем зубы, впивающиеся в руку до крови. Больнее, чем крепко зафиксированные за спиной запястья. В груди что-то скрутило при взгляде на большие буквы, расплывшиеся кое-где в каплях смявших страницу слез. «Я пытаюсь ненавидеть его.» Трудно представить, каково сейчас Стюарту. Мердок был его единственной опорой здесь, в мире, где его считают слабым звеном общества. Он неполноценный. Он чужой. Он лишний. Он по-хорошему должен повеситься, чтобы не доставлять проблем, но вдруг добрый доктор убеждает его в обратном: возвращает веру и вселяет надежду, добирается до самой души, раскрывает его чувства, расправляет его крылья… и одним неосторожным движением наносит удар в самое сердце. «Я должен возненавидеть его, но не могу. Я все еще верю ему.» Утратить доверие к себе можно одним щелчком пальцев. Другое дело — уничтожить чувства. Тасспот может обидеться, может разозлиться, может закатить истерику и причинить боль, но он не может разлюбить — этого нет в его программе. Должно быть, он больше всего на свете жалел о том, что полюбил, и это страшно. Любовь не должна рождать сожалений. «Я надругался над ним. Я ненавижу себя.» Мердок знал, что такое ненависть к себе. Он никому не расскажет о том, сколько непростительных ошибок он совершил за свою жизнь. Самая большая, самая ужасная из них произошла год назад на трассе, и каждый раз, проезжая по ней вновь, он хочет, чтобы эта трасса забрала его. «Я ненавижу себя. Я чувствую себя таким слабым.» talk to me «Мне невыносимо одиноко здесь.» talk to me, talk to me «Господи, помоги мне.» talk to me, talk to me, talk to me, talk to me Мердок упустил момент, когда Стюарт открыл свои черные стеклянные глаза и тоскливо уставился на него. Лишь сдавленный всхлип привлек его внимание, заставив испуганно поднять взгляд. Ди молча смотрел на него и плакал, а доктор виновато кусал сжатые в тонкую полоску губы. Они не сказали друг другу ни слова за эту ночь. Мердок так и не смог выдавить из себя даже жалкое извинение, а Стюарт не решил, что сказать: «я люблю тебя» или «я тебя ненавижу». Вместо этого парень дал доктору безмолвное разрешение лечь рядом и обнимать его, пока он не уснет вновь.