hyung

— Вышел отсюда нахуй, — цедит Юнги, тяжело глядя исподлобья. Шуршит постельное белье, когда он укладывается на спину и накрывается одеялом почти полностью, оставляя только злобно сверкающие щелки глаз. Чонгук неприязненно ведет плечом и кидает короткий усталый взгляд на вынужденного собеседника. Тарелка с горячей вязкой кашей приятно греет-обжигает мякоть ладони. — Вам необходимо поесть, Мин-щи. Юнги кривляет его, бубня из-под одеяла, и добавляет ледяное: — Пошел вон. Чонгук отставляет тарелку на тумбочку, и устало трет глаза, расходясь по швам. Бессилие, долго облизывающее настойчивыми волнами все трещинки в его терпении, медленно просачивалось внутрь. Он знает, что Юнги ухмыляется, видя его поражение. Они ведут эту борьбу на выживание вот уже несколько месяцев. И их взаимоотношения, начавшиеся с зимы, были непостоянны, как времена года и ежедневный прогноз погоды, с этими нежданными потеплениями и заморозками, дождями и сильными ветрами. Но в последнее время вслед за Юнги тянулась только зима, покрывавшая крепкими корками льда все вокруг. Чонгук, обманувшийся потеплением, открыл душу нараспашку и быстро обледенел под напором вернувшихся в колею местных температур. Он знает, что Юнги внутренне ликует, видя его пограничное состояние. И борьба эта Чонгука порядком достала, особенно осознание, что сам он изначально боролся совсем не с Мином, а с банальным желанием не сдохнуть от голода. У Юнги, кажется, тоже было что-то вроде голода, только до чужих эмоций. Чонгук устал быть жертвой, он не упертый баран, которого силы не покинут даже в гробу. — Мне не нужна чертова сиделка, — шипит Юнги в ярости, когда Чонгук продолжает сидеть и не «уебывает» или «идет нахуй». Приподнимается на локтях и рукой сметает тарелку с тумбы, разворачивая кашу по всему полу и носкам мягких тапочек парня. Он смертельно устало и печально улыбается, глядя на собственные старания, каждодневный подъем раньше петухов и проглатывание колкостей, уродливой массой растекшейся по поверхности мягкого ковра. — Так ли это на самом деле? — и продолжает улыбаться, видя, как Юнги вновь заводится с пол-оборота. Правильно, думает Чонгук. Пускай от этой остоебенившей борьбы или голода сдохнут они оба.