hyung

— пока, тэхен, — с трудом выдавливает мин. — увидимся, — ослепительно улыбается племянник, — рад был с тобой повидаться, — говорит, — до вокзала доберусь сам, — сообщает. маска на лице почти трескается от натуги. юнги не находит в себе сил ни на что — поджимает губы до пульсации в попытке сделать с лицом что-то типа радости и с застывшей пеленой на глазах дожидается момента, когда высокий статный парень скроется за тонированным стеклом тачки своего бойфренда. сам до вокзала доберется, как же. он не в себе. он где угодно — на земле возле общаги, на кафельном полу, в лифтовой кабине, входном коврике, но точно не в себе. смотрит на цифры этажей в лифте и не понимает, а куда ему ехать. где он и куда приедет в итоге. электронная циферка светится, соединенная из колышков, составленных в двойку с квадратными углами. затем тройку. и далее по списку. движение грудной клетки само собой ускоряется. хочется орать белугой от односторонних и нездоровых чувств, разрывающих раз за разом, но мин судорожно выдыхает и до цветных пятен жмурит глаза, давя в себе вибрирующее отчание. и обещает себе в следующий раз пережать глотку своей лю…стре. в этот — не хватило сил. (и в следующий — не хватит тоже.) он опирается спиной о стенку кабинки и съезжает вниз, думая о чистоте пола в последнюю очередь. подступающая душащая чернильная тоска оседает влажным и более частым дыханием на сухих губах, пачкая сажей все вокруг. он не знает, сколько секунд-минут-часов торчит в прострации. раздается пиликанье — створки кабины разъезжаются в разные стороны, являя окружающей почти запустелости мутный и оторванный от жизни взгляд. юнги смотрит снизу вверх на застывшего парня, который оторопевше на него уставился. — че пялишься? — грубо рычит мин, неаккуратно стирая выступившие на глазах слезы. многозначительное «э» покидает его рот, а юнги, не дожидаясь более внятной реплики, проходит мимо него, возможно, не случайно задевая плечом. все как сквозь воду. и чужая несмелая хватка на предплечье — тем более. когда юнги понимает, что идти труднее, он порывисто оборачивается. голос подведет, как это обычно бывает, поэтому он просто пытается прожечь дыру в парне. почему из всех людей он встретил именно его? — прости, — руки убирает. — ты в порядке? юнги очень бы вмазать. очень бы себе. за то, что действительно честно отвечает, горестно и изломанно шепча: — нет. и почти плачет. человек по имени чонгук копошится в рюкзаке, а затем в ему незамедлительно суют в руки что-то тепловатое и круглое — не успел рассмотреть, плененный участливо-трогательным взглядом огромных добрых глаз. — ты прости, я сейчас занят, но если захочешь выговориться, то заходи в 903 блок вечерком на кофе с зефирками. меня зовут чон чонгук. юнги хлопают по плечу и юркают в открывшийся лифт. махают татуированной рукой на прощание и нежно улыбаются. мин не выдерживает чужой зрительный контакт и разворачивается, как робот, направляясь в собственную комнату. знает юнги, как зовут этого парня. знает юнги и то, что тот по уши влюблен в него уже второй год — с момента вступительных в прошлом году, где мин волонтерил в качестве подай-принеси-проследи-выдай. — до встречи! — кричат из-за закрывшихся дверей. мин теребит в руке что-то, что ему дали. теребит, пока идет, пока пытается попасть ключом в непослушных конечностях в замочную скважину. теребит, пока в уличных шмотках заваливается под одеяло, кое-как стаскивая джинсы с себя ногами и кидая куда-то около кровати. рассматривает что-то кругловатое и нагревшееся в руках — мандаринка. гребаная маленькая и милая мандаринка. наверняка такая по-идеальному кисло-сладкая. такая, которая занимает пьедестал во вкусовых предпочтениях юнги. мин фыркает, зареванно шмыгая. если тэхену (не самому киму, а чувствам) хотелось сказать окончательное и бескомпромиссное «пока», то чонгуку, тогда, у лифта, он еле прошипел почти пропитанное ядом, ироничное «увидимся». помимо всего прочего, юнги знал и о том, что этот самый татуированный парень сталкерил его в открытую уже несколько месяцев, но всегда делал самый непричастный на свете вид. представлялся чон чонгук ему уже раз третий за декаду, а за время, которое сталкерил, — и не сосчитать. как же мин хотел, чтобы все его накопленные слова управляли им, он ведь такой рассудительный, когда дело касается взгляда со стороны. и сам бы выбирал что, куда и зачем. и кофе с зефирками он тоже хотел, несмотря на компанию, которая шла в придачу. и не опускающих на самое дно зрительных контактов, где бы его не сожрало презрение, собственничество и безысходность — совесть уже даже не пытается. но из комнаты юнги в этот вечер так и не выходит — радикально сдвигать свой уклад жизни он не привык (а может, и не хотел: вариться в отрицательных чувствах ведь так по-мазохистски классно). «увидимся» и весь его мир все достаются только тэхену, знать не знающего об этом — и не надо. а у чонгука в остатке — защелкнувшаяся часть любовного многоугольника. может быть, если бы эти извращенные чувства душил не он один, что-то бы и поменялось. например — его грань сместилась бы навстречу кому-нибудь более сговорчивому и влюбленному в ответ. а пока — чонгук безуспешно пробует задавить свою маленькую больную привычку, юнги — свою. и у неправильной любви вновь очко в сухом счете побед.