Очередное "веселье" или...

Москва. Двадцать седьмое декабря две тысячи семнадцатого года. Я представляла этот день иначе – в семейном кругу - я, мама, папа, кот. Мама готовит еду для новогоднего стола, а мы с папой, по традиции, наряжаем елку и украшаем комнаты. Кот ходит из комнаты в комнату, лениво наблюдая за всеми приготовлениями. В этот раз все было иначе. Мы с мамой поехали в Москву, на творческое мероприятие, которое стало для нас обеих новогодним чудом и одновременно – новогодним подарком. Но это было вчера. Сейчас я стояла напротив Казанского вокзала, у входа в метро, где было полным-полно ступенек. И я знала, что мама вдвоем с Леной смогли бы меня стащить, но это было бы неимоверно трудно и потребовало бы от них максимальных усилий. Лена – моя близкая подруга, которая живет под Москвой, в городе Ступино. Узнав, что мы будем в Москве, она собралась и, оставив работу на один день, приехала, чтобы увидеть нас. Я была очень рада увидеть подругу, ведь последний раз мы виделись три года назад. Еще я хотела бы встретиться с ее мужем, дядей Володей, которого тоже считала другом и еще я надеялась, что встречусь с Яной, но они, к сожалению, по личным причинам приехать не смогли. Но я старалась об этом не думать, ведь и без этого подумать, было, о чем. Я сидела в своей старой коляске Икс-панда, которую мы отдавали другим людям, но им она не подошла. Мою коляску активного типа мы забрать не смогли, потому что на нее не пришла специальная подушка, без которой я не могу сидеть в этой коляске. У нас были планы поехать в Москву на электрической коляске, но в последний момент мы передумали, поскольку не знали, смогу ли я передвигаться по городу и в отеле, во время мероприятия. В городе не чувствовалось приближение праздника. Когда мы в машине ехали из отеля на вокзал, я отметила для себя, что город совсем не украшен, и он выглядел слишком серо и уныло, особенно для Нового года. У нас в Петербурге был украшен каждый уголок, и город буквально дышал ожиданием чуда. Такой контраст меня удивил. И сейчас, когда я стояла напротив входа в метро и думала об этом контрасте, во мне нарастала тревога. Лена ушла в метро, чтобы нам вызвали группу сопровождения, а мы с мамой остались ждать. На улице дул пронизывающий, холодный ветер и я, отчего-то, чувствовала себя здесь лишней. Пока мы ехали от отеля до вокзала, Лена, в шутку, уговаривала меня переехать в Москву и жить там. Но сейчас я понимала, что я могу переехать в этот серый город только в случае крайней необходимости. Лена обещала показать мне Красную площадь, она хотела, чтобы мы все втроем посмотрели на красоту площади, а я давно загорелась этой идеей. Но сейчас серая унылая атмосфера стала давить мне на плечи, и я в какой-то момент даже почувствовала, что у меня наворачиваются слезы на глаза. Я устала ждать, устала мерзнуть, хотела побыстрее войти в метро, желательно – без проблем, но Лена пока не возвращалась. Когда я почти полностью погрузилась в мрачные мысли, я увидела, как возвращается Лена. За ней шли пятеро молодых парней в полицейской форме. Она подошла к нам и с веселой улыбкой заявила, что привела мне на подмогу пятерых красавцев. Я лучезарно улыбнулась, про себя отметив, что ее веселость и воодушевление были немного неестественными. Я решила пока не придавать этому значения, хотя терялась в догадках – что же там произошло? Ребята аккуратно снесли меня вниз по ступенькам, потому что пандуса или аппарелей не было. Мы поблагодарили ребят и до эскалаторов уже шли сами, втроем. Мы прошли мимо кабинки дежурного к эскалаторам. Он даже не взглянул в нашу сторону. Хотя в Питере, если смена на станции проспект Просвещения нормальная и ответственная, то она всегда нас останавливает и говорит о том, что нам вызовут сопровождение. Возможно, смена на этой станции, не очень-то и хотела, выполнять свои обязанности. Мы зашли на эскалатор, но я пока еще была спокойна, но думала, что и в Москве есть такие станции, на которых персонал не хочет выполнять свои обязанности. Оставшуюся дорогу я помню смутно, для меня она превратилась в череду лестниц, вагонов и мыслей о том, что это никогда не закончится. Управляться с коляской нам помогали случайные люди, такие же пассажиры, как и мы. Память захватывает только отдельные кусочки окружавшего меня пространства. Вот мы садимся в вагон, и мама ставит меня спиной к одной из дверей. Лена встает рядом, и я прижимаюсь к ней, она гладит меня по голове. Я тяжело вздыхаю, и Лена просит меня еще немного потерпеть, потому что скоро мы будем на месте. Следующий момент, отпечатавшийся в моей памяти – то, как мы заворачиваем за угол и видим аппарели, опускающиеся вниз. Это просто обрывок воспоминаний, и я не могу сказать точно – было это в начале пути или в конце. А описываю этот момент только потому, что тогда действительно стало страшно. Мама пытается поднять меня по ним и, где-то на середине подъема я чувствую, что она может отпустить ручку коляски, и тогда мы обе упадем. В голове проносится картинка, как мама отпускает коляску, падает на спину, а я падаю на нее. От страха я вскрикиваю. Но вместо того, чтобы отпустить, мама еще сильнее вцепляется в ручку, а еще подошедший мужчина помогает нам окончательно съехать с этих ужасных аппарелей. Когда мы оказываемся на земле, мы благодарим мужчину за помощь, а потом я спрашиваю маму – все ли с ней в порядке. Она говорит, что все в порядке, но по ее ощущениям, она чуть не сломала себе грудину. Я нервно хмыкаю, чувствуя, как бешенство закипает в груди. Неужели, те, кто проектировал и изготавливал эти пандусы, не могли сделать их правильно, чтобы они были безопасными? Следующее воспоминание – уже о том, как мы стоим перед лестницей на выходе из метро. Здесь нет пандуса и даже аппарелей. Мама развернула коляску спиной и стала поднимать меня по старинке, ступенька за ступенькой. Каждая ступенька отдавалась болью в моем позвоночнике. С одной стороны, маме помогала Лена и, неожиданно для нас, с другой стороны нам стал помогать незнакомый мужчина. Пока мы поднимались по ступенькам, мы даже успели немного поговорить с нашим неожиданным помощником, и он оказался земляком, приехавшим из Петербурга. Когда мы выбрались из метро, он пожелал нам удачи и ушел. Лена попросила нас ненадолго остановиться, чтобы передохнуть. Она отошла от меня подальше, чтобы выкурить сигарету. При обычной прогулке, я бы наверняка сказала бы ей все, что думаю о ее курении. Но в этой ситуации я промолчала. Мама подошла к полицейской машине, чтобы выяснить – как перейти дорогу, ведь машины неслись сплошным потоком, и никакого светофора не было. Я тупо смотрела вперед, понимая, что Красная площадь перед моими глазами, но как туда попасть – совершенно не понимала. Потом я перевела взгляд на машину, около которой стояла мама. Мужчина, который в ней сидел, был массивным и каким-то неповоротливым. Мне показалось, что он немного старше мамы. По моим ощущениям, они уже слишком долго говорили и мама, похоже, уже начала раздражаться, хотя лица ее я не видела. На улице было все так же серо и холодно, я чувствовала, как у меня немеют руки. Боковым зрением я уловила приближение подруги. Переведя на нее взгляд, я поняла, что она безумно расстроена из-за ситуации в метро. Я протянула к ней руку, и она сжала мою ладошку. Грусть постепенно ушла с ее лица. Вместо грусти на лице у нее проявилась тревога. Она сказала, что у меня ледяные руки, и, что, если я хочу – она даст мне свои перчатки. Я отказалась и у меня было такое ощущение, что попроси я ее снять свою куртку и укутать меня, она сделала бы это, не задумываясь. Ведь она чувствовала себя виноватой передо мной, ведь это она проложила маршрут до Красной площади и считала, что мы легко выйдем из метро. Хотя в том, что в метро ничего не было оборудовано для инвалидов – колясочников, вины Лены не было. В этот момент мама вернулась к нам, она была раздосадована. Она сказала, что, по словам полицейского, мы можем попасть на площадь, только еще раз спустившись в переход и поднявшись опять, то есть еще два раза штурмуя эти ступеньки. Оказывается, мы не там вышли… Я была обескуражена этой новостью. Я почувствовала, как к горлу подкатывает ком, а на глаза наворачиваются слезы. Наверное, если бы прошла еще минута, я бы разревелась, как маленькая. Но именно в этот момент к нам подошел молодой парень в полицейской форме и спросил, не нужна ли нам помощь. Мы сказали, что нам нужно попасть на площадь, а через переход мы идти не в состоянии. Парень улыбнулся и сказал, что переведет нас через дорогу. Я в первую секунду не поняла, что он имел в виду. Он поманил нас за собой и стал останавливать машину за машиной. Я была так поражена, что даже плакать расхотелось. Когда мы, наконец-то, оказались на Красной площади, я с облегчением выдохнула. Гуляя по площади, я осознавала, что это одно из самых красивых мест, какие я видела. В какой-то момент я оглянулась на Лену и увидела, что она копается в своем телефоне. Я спросила ее, что произошло и зачем ей сейчас телефон. Она ответила, что ищет в списке контактов, телефон службы сопровождения колясочников, чтобы вызвать ее на вечер. Она дозвонилась с пятой или шестой попытки и спросила, можно ли нам заказать сопровождение для поездки на вокзал. Ей ответили, что такая поддержка возможна, только при подаче заявки за четверо суток до предполагаемого дня сопровождения. Ее лицо закаменело, и я занервничала – неужели ей сказали то, что перед этим ей сказали и в метро? Лена буквально зашипела в трубку, что это не лезет, ни в какие ворота, что столица не должна так встречать своих гостей и по всем канонам – это совершенно неприемлемо. От нее, видимо, пытались отнекиваться, и она пригрозила, что озвучит эту историю в газетах и на телевидении. Видимо, после этих слов, перед ней стали лебезить и пообещали прислать сопровождение. Лена закончила разговор и посмотрела на меня. Мы ждали, что она нам скажет, и подруга кратко пояснила, что служба сопровождения будет. Еще Лена добавила, что если бы она не пригрозила прессой, то ничего бы не получилось, да и вообще на нее надо подавать заявку за четыре дня. Мне захотелось истерично рассмеяться, потому что ситуация становилась полностью абсурдной. Однако, увидев печальное лицо Лены, я встряхнулась и попыталась успокоить подругу. Чтобы ее успокоить и поднять ее настроение, потребовалась почти вся прогулка. Вечером мы вернулись к входу в метро и стали ждать службу сопровождения. Лене сказали, что это будут молодые ребята в оранжевых жилетах. Мы несколько минут крутили головами, выискивая подобную группу парней в одинаковой одежде, но так никого и не увидели. Через несколько минут к нам подошли шестеро парней в малиновых жилетах, и отчасти, наша трагедия превратилась в фарс. Мы спросили их про цвет жилетов, а они ответили, что операторы колл-центра ничего не знают. Поездка обратно на вокзал, на мой взгляд, прошла намного быстрее. Я была очень благодарна нашим помощникам, ведь они очень аккуратно и бережно со мной обращались. Оказавшись на вокзале, я выдохнула с облегчением. Определенно этот день, двадцать седьмое декабря две тысячи семнадцатого года, вошел в список самых «веселых» и запоминающихся дней в моей жизни.