Передний край

Одно дело привыкнуть к идее держаться за женщину, катаясь на их личном катке — Земфира приспособилась к почти не заметной разнице в росте между ними, и к гораздо более нежным, но все же точным прикосновениям, но за то делать круги в одинаковых спортивных костюмах в мельнице других пар заставило её понять, насколько действительно неуместно они выглядели. Конечно, Рената не была невысокой женщиной, но всё же не настолько высокой, как большинство мужчин-партнеров. Другие пары были похожи на горы и долины с макушками их голов, квадратные руки с широкими пальцами заглатывали целые участки девичьих бедер. А эти девушки — с их хорошенькими личиками, выглядевшие не старше шестнадцати, казались легкими, как перышки, по сравнению с неистовой силой их партнёров. Рената и Земфира, напротив, выглядели одинаковыми в большем количестве критериев — каждое движение казалось равным по скорости и усилию. Земфире также было неприятно видеть своего бывшего партнера из Ванкувера — Павла. Его почти трафаретно-квадратное личность насмешливо смотрело на нее со стороны. — Парни тебя перепугали? — спросил он, когда все они покинули арену, чтобы ненадолго вернуться в свои отели до начала мероприятия. — Они меня недостаточно пугают, — Земфира сделала очень выразительный жест рукой, пока Рената пыталась оттащить ее. Партнёрша Павла тоже, похоже, не была в восторге от такого обмена — она крепко прижалась к нему, невинные карие глаза испуганно смотрели в сторону брюнетки. — Эй, а она милашка! — Усмехнулась Земфира, заметив её. — Ты и с ней пытаешься переспать потому что она тебя держит за ручку по четвергам? — Прекрати! — Рената схватила свою партнёршу за скальп, что несказанно удивило Земфиру. — Это просто дружеское поддразнивание, — рассуждала она, вырываясь, хотя была впечатлена крепкой хваткой хоккеистки. — Relax. За нами никто не следит. Во всяком случае, пока. Рената больше ничего не сказала на обратном пути в отель, и Земфира совершенно не могла понять, почему блондинка так рассердилась. Она потерла макушку, которая теперь слегка побаливала. Может, это просто нервы? Может она боялась запятнать свой образ святой замужней женщины или что-то в этом роде? Думая об этом, Земфира сама начала нервничать и апатично побрела по гостиничному этажу, вполуха прислушиваясь к указаниям и напоминаниям, которыми Сергеевич начал их осыпать в машине. — Ты есть не собираешся? — спросил Максим, глядя, как фигуристка продолжает идти без них. Она даже не заметила, что подошла к лифту на автопилоте, вместо того чтобы следовать за группой. — Увидимся вечером, — сказала она, посмотрев на Ренату, которая стояла очень прямо, скрестив руки на груди, и с этими… этими чертовски идеальными, но нахмурившийся бровями. Она не собиралась торчать за ужином в атмосфере, которая витала между ними — единственное, что можно было-бы проглотить, это напряжение. — Поднимаетесь наверх? — спросил тихий голос, когда двери закрылись. — А есть другой вариант? — Земфира чуть приподняла голову, чтобы посмотреть, у кого хватило наглости завязать беседу, когда она смотрелась уж так скупо, и её рот непроизвольно открылся от удивления, когда она встретилась взглядом с новой партнершей Павла. — Полагаю, что нет, — ответила она ослепительной дрожащей улыбкой. — Меня зовут Анна Валерьевна— — Павлена сучка, я уже поняла, — проворчала Земфира. — У него есть для меня послание? — Н-нет, мы с ним не вместе, вообще-то… мои родители, наверное, не одобрили бы. — Твои родители? — Земфира лениво потерла пальцем бровь. — Сколько тебе лет? — Ну, мне 18, так что, на самом деле, я могу делать все, что захочу, но они все ещё вроде как контролируют меня… ну, знаешь, они привезли меня сюда и… — девушка заламывала руки с интенсивностью человека, пытающегося смыть кровь. — Когда мне было 18 лет, я не позволяла своим родителям делать чего-либо для меня, — Земфира с любопытством посмотрела на эти руки. Такая это девочка была миниатюрная и нежная, усыпанная почти незаметными веснушками; эти её оленьи глаза были, возможно, даже слишком большими, но всё же, наивное раскрытие её губ после каждого слова… — Да и до этого, я бегала по клубам с правами моего брата и как удивлялись все те безнадежные девчонки которые думали что я просто очередной мальчишка на каникулах … Анна буквально взвизгнула от удивления. Она посмотрела в непоколебимые, полуприкрытые глаза Земфиры. — Ты спала с женщинами? — А кто говорит о сне? — Земфира прислонилась к стене лифта, изобразив сардоническую улыбку.

***

— Боже, может ты видел мой воротник? В этом дурацком костюме так много ненужных мелочей, будто мы идём играть Шекспира, — Рената рылась в своих вещах, не оставляя ни одну вещь перевернутой, пока Леонид лежал на диване, безучастно перебирая потрепанную Библию, которая была спрятана в одном из шкафов. — Я написала Земфире, может он как-то оказался в её сумке, но… разве они не были упакованы отдельно? Здесь всё в порядке, с чего бы—ты знаешь, может быть, она отдыхает, я не думаю что напишу ей снова… если он с её вещами, я уверена, что она принесёт с собой потом… — Твой воротник на барной стойке, — Леонид на секунду отложил книжку, показывая, что он положил свой телефон между страницами, и на самом деле, читал новости. — Ты не можешь вставить и двух фраз, не упомянув эту пацанку. — Прекрати её так называть, или, клянусь… — Рената резко стиснула зубы и пригрозила ему указательным пальцем. Она закрыла глаза, сосчитала до десяти и начала снова. — Послушай, я собираюсь тут выступать, в спорте в котором никогда ещё не участвовала — ты можешь хотя бы притвориться, что гордишься мной хотя бы наполовину того как за обедом прошлом четвергом казался? Кстати, что мы забыли в Крыму? — Просто отдых — ты тратишь слишком много времени на свои маленькие спортивные интрижки. Я думал, что будет правильно воссоединиться всей семьей. — Нам не пришлось бы воссоединятся, если бы ты не торчал бог знает где до девяти, десяти вечера — ты так любишь напоминать мне, что Уля тоже твоя дочь, но ты только одно делаешь что болтаешь. — Просто болтаю? А ты — мать года, верно? Взяв первое же предложенное ледовое шоу и оставив меня и твою мать только с речами о твоей маленькой хулиганке — да ты даже больше не живешь дома— — Я начинаю обеспечивать себя, и да, мне приходится чем-то жертвовать, чтобы быть уверенной, что когда я и буду дома, я смогу извлечь из этого максимум пользы. И что ты там опять болтаешь про Земфиру — что ты в неё вцепился? Если бы ты открыл свои уши хотя бы на полсекунды, когда я пытаюсь излить тебе свое сердце, как твоя супруга, ты бы знал, что я от неё просто на стену лезу— — О, да это всего лишь прелюдия, — он пренебрежительно махнул рукой. Рената замерла. — Прошу прощения? — Ты слышала меня — я старался держать это в секрете обо всех твоих сапфических экскурсиях— — Моих чего? — Рената разразилась громким, невеселым смехом. — Как будто я должен верить, что такая женщина, как ты, не развлекается оргиями в раздевалках на твоих хоккейных играх — я женился на тебе, надеясь, что мы сможем оставить эту жизнь позади, что ты сможешь использовать свой титул, чтобы изменить мир к лучшему, а не просто сверкать лодыжками на льду— — Мы? Мы?! Блять, мы? Это было твоё шоу от начала до конца, и с тех пор, как я вышла из этого гребаного реабилитационного центра с дешевым кольцом на пальце, чувствуя себя оказавшей услугу своим родителям—я была твоей сукой, и теперь ты злишься, что я возвращаю свою жизнь себе и делаю то, для чего Бог меня создал, и уверяю тебя — Он меня сделал для большего чем просто таскаться повсюду за твоей ленивой задницей. Убирайся, — она указала на дверь. — Ты снова впадаешь в истерику—понизь голос, пока кто-нибудь не вызвал охрану; ты бредишь. — Я более сознательна в своих мыслях и чувствах, чем когда-либо за последние четыре года — убирайся из этой комнаты сейчас же, — она бросилась к нему, мягкие светлые кудри частично закрывали её красное лицо, но хорошо натренированные мышцы были готовы вытащить его за воротник, если понадобится. — Это твоя сукина сыновая «партнёрша» довела тебя до такого состояния, — Леонид отпрянул от нее с—никогда не признался бы в этом, но—страхе, и встал, неуклюже схватив ключи со стола. — Она отравляет тебе жизнь и разум своей наглостью, черт побери… если Земфира— — он покачал головой, словно пытаясь привести мысли в порядок и привести их в более связное состояние. — Может, она и не святая, но она напомнила мне, что я не должна терпеть дерьмо от кого бы то ни было, — Рената придвинулась ближе к нему, подталкивая его к двери. — Особенно от тебя. Звук удара ладонью по лицу оглушительно разнесся по роскошному номеру. — Ты больше не хочешь терпеть мое дерьмо? Ты никогда больше не увидишь ни моей дочери, ни моего дома и можешь играть в снегу со своими дорогими Рамазановыми сколько угодно. — Ты очень пожалеешь об этих словах, — крикнула Рената, когда дверь захлопнулась. Ну и концерт! Он давно уже должен был состоятся конечно, задолго до того как она подумала что будет заниматься фигурным катанием, и до того, как они заговорили даже о первой поездке в Крым. — Спасибо, что поговорила с ним, мама, — прошептала Рената, проходя кругами по комнате, чтобы успокоиться. Оставалось ещё несколько часов до того, как они должны спуститься вниз и отправиться на первое выступление на выборы олимпийской сборной. О, она заставит Леонида пожалеть о своих словах. Она заставит его давиться ими, пока он не станет фиолетовым и синим. Её мысли переместились к каштановым волосам и твердому, андрогинному подбородку, и тем нотам вызова, которые она услышала в этом мелодичном голосе… из-за чего она вообще разозлилась на нее? Почему эта фигуристка так двигала—нет, так трясла её? Она прижала ладони ко лбу и упрямо выталкивала эти чужие, нестройные, но так сладостно всплывающие мысли и сосредоточилась на одной цели. Только на одной. И она была: они должны были выглядеть как две половинки целого, несмотря на все поверхностные и внутренние разногласии. А пока, возможно, будет достаточно собрать детали костюма и сложить их все в одном месте, чтобы они были готовы к использованию. Быть такой решительной для Ренаты было естественной частью её жизни как спортсменки — на самом деле, она чувствовала, что делает недостаточно — она скучала по этим командным сборищам поддержки и стратегии — каждая голова должна была участвовать в игре, иначе какой смысл? Земфира же, напротив, была из тех, кто отталкивает всё это в сторону, пока прожектор не отсвечивает лед под ней и пульсация музыки не вырвется из динамиков. Поэтому было, конечно, необычно, когда она равнодушно скатилась с кровати и начала немного растягивать плечи. Анечка, с ее длинными черными волосами и призраками веснушек лежала на сверкающе-белых простынях, ошеломленная и тяжело дыша. Земфира с юмором подумала, не считается ли это саботажем. Но ее улыбка быстро погасла. Возбуждение от того, что она просто кому-то башню снесла, чисто чтобы убить время, которое иначе было бы потрачено на курение как раз тогда, когда лучше не надо, странно потеряло свою новизну. Она задумалась о том, если заметила Рената что лифт не был пуст когда она вошла, и нахмурилась, подумав, что, возможно, заметила. Но почему её это волнует? Вот это ведь то, что делала Земфира Рамазанова, не так ли? Она посмотрела на Анну, а потом на себя. Девочка выглядела так, будто прошла голой сквозь ураган, но Земфира сняла свою майку только из вежливости. Она перешла к растяжке нижней части спины. Рубашки… костюмы… почему она думает об дурацкой рутине? Она подошла и проверила свой телефон: Р: ты видела мой воротник? Р: эти комнаты такие большие, что я уже все теряю. Р: ? Р: нашла, извини Нет. Она думала о ней. Она посмеялась над собой за то, как нагло вернулась к старой привычки, глупо думая, что она когда-нибудь достигнет для нее такого же кайфа… как поэтично было то, что эта девочка была даже полярной противоположностью того, чем была Рената — с дрожащим дыханием, опухшими губами, экспонатом точной противоположности того, чего Земфира жаждала. Но как это вообще могло быть возможно? Самостоятельная женщина с ребенком, мужем и жизнью, частью которой Земфира была, но только внешне. Она пристыженно покачала головой. Ей было стыдно. Впервые в жизни, глядя на маленькую фигурку слеплена из отчетливо русских истощенных мышц на этих узких плечиках, которые перекатывались, чтобы дотянуться и схватить одежду с пола, она почувствовала горький стыд. О какой возможности она вообще могла думать, когда собиралась делать вещи как вот тут это? — Спасибо, — смущенно сказала Анна, направляясь к двери. — Всегда пожалуйста, — ответила Земфира, но её голос звучал как-то отстраненно, мешая ей думать. «Не бери себе в голову, Земфира, не бери…» резко выдохнула она, поправляя покрывало на кровати, как только за уходящей тихо щелкнула дверь. Но, боже, это все тревожило ее, тревожило настолько что она чувствовала себя на грани сумасшествия. Она поняла, что если это невыносимое чувство решит последовать за ней на лед, будет катастрофа. Но внутренний бред и беспокойство продолжался до тех пор, пока она не вышла из своей комнаты, съёжившись от классического женского костюма, который ей пришлось терпеть, и не присоединилась к Ренате, идущей по коридору к лифту. — А где Добровский? — спросила Земфира, немного растерянно — муж в последнее время следил за хоккеисткой как ястреб, но вот они уже почти спустились на первый этаж, и не было никаких признаков того, что кто-то даже собирается его ждать. — Он поехал домой, — ответила Рената, расправив плечи со странной гордостью. Земфира не могла отделаться от ощущения, что их стремительный марш к машине был наполнен какой-то новой легкостью, и пространство между ними на заднем сиденье казалось не только удобным, но и зудящим от желания быть заполненным. Земфира прикрыла рот рукой, как будто глубоко задумалась, хотя на самом деле она просто улыбалась — и так ярко, что вот новый вид беспокойства поселился в ней, задавая вопрос — не слишком ли все вдруг стало хорошо, чтобы быть правдой?