Передний край

Олимпийская сборная России по фигурному катанию обещает быть успешной, несмотря на ее изрядную долю особенностей — а именно, первая в истории однополая пара — Земфира Рамазанова и Рената Литвинова — выступит на этом международном мероприятии — то, что, несомненно, будет записано в учебниках истории по всему миру. Интересно также отметить, что две пары, выбранные для представления России на Олимпиаде этого года, состоят из лиц, которые когда-то были партнерами — вышеупомянутая Рамазанова и 25-летний Павел Князев, а также два относительных новичка — Рената Литвинова, бывшая-хоккеистка, добившаяся больших успехов в хоккее на Олимпийских играх 2010 года в Ванкувере, и Анна Валерьевна, которая в свои 18 лет имеет впечатляющие успехи в этом виде спорта. По прибытии в Сочи пары были окружены журналистами — большинство, конечно, были озабочены новизной двух женщин, но Рамазанова и Литвинова отказались от комментариев. Один журналист на месте происшествия сказал нашему корреспонденту что «…Земфира была очень агрессивна — она грубо отталкивала камеры и делала непристойные жесты, чтобы не показываться в эфире.» Однако, проводилась краткая беседа с Князевым и Валерьевной. Как вы относитесь к тому, чтобы разделить командное место с такой странной парой, как Рамазанова и Литвинова? К.: Ну, это конечно удивительно. Я не думал, что снова увижу Земфиру на льду после Ванкувера. Но они хорошо катались на национальных, так что я не очень беспокоюсь. В.: Я думаю, это очень интересно! Мы—часть истории, раз катаемся вместе с ними… они действительно очаровывают меня, и я думаю, что мы вчетвером можем всем сердцем поддерживать национальный дух нашей страны! Сочи — красивый город, и не только по российским меркам. Ночью, шикарные и удивительно архитектурные здания сияют в потоке радужных огней, а днем, возвышающиеся горы вызывают уютные и уединенные ощущение. С одной стороны — горный хребет, с другой — вечно вздымающееся море, а между ними — беспокойные умы двух бродящих по улицам женщин которые должны были бы быть заискивающими знаменитостями, развлекаясь в Олимпийских общежитиях. Ни для одного дикого репортера, который спрашивал каждую из них, каково это—быть первой однополой парой фигурного катания, достигшей Олимпийских игр, не было ни одного ожидаемого интригующего ответа или спортивного энтузиазма. Рената и Земфира едва ли вели себя как пара. Как только они не были перед толпой, фигуристка исчезала куда-то в город, а Рената догоняла своих старых товарищей по хоккею. — Каково это — обменять свою клюшку на пару зубцов? — спросила Ксения, одна из знакомых Ренаты. Они все стояли вокруг небольшого костра который развели в мусорном баке во дворе. Охрана пыталась протестовать, но какой может быть протест против полдюжины мускулистых женщин? — А, нормально. Денег своих стоит, — сказала Рената, пожимая плечами. Ее старые товарищи наклонились, ожидая услышать больше, но блондинка не сделала никаких признаков того, что ей есть чем продолжить. — Да ладно, наверняка у тебя есть целая сага. Я слышала, что эта Рамазанова настоящая стерва. — Нет, — быстро перебила его Рената. — Да, она дерзкая, конечно, и… она не стремится угодить всем, она очень упрямая, но всё же она очень целенаправленная — перфекционистка, даже и… — женщина поймала себя на том, что впадает в удивительно множественное количество подробностей. — Значит, ты делаешь это только ради денег? — спросила Ксения, немного разочарованная тем, что сегодня не будет оживленных сплетен. — Я смотрела повтор вашей сегодняшней короткой программы, и ты действительно знаешь свое дело. — Тренируюсь, как и все остальные, — с полуулыбкой ответила Рената. — Хотя наши результаты были не очень хороши. «Слишком роботизированный», — говорили все комментаторы. — Я ничего не понимаю в фигурном катании, — вмешалась другая женщина. — Вы все тащите и поднимаете друг друга, прыгаете и кружитесь… но у вас есть столько художественных элементов — с трудом это можно назвать спортом. — Ну, тогда тебе лучше посмотреть завтрашнюю произвольную, — в голосе Ренаты прозвучала нотка гордости. — У нас есть один элемент, который… — Но она быстро замолчала. Она не хотела, чтобы они делали этот бросок. Она подумала о душераздирающей хромоте, которая слышалась в том, что когда-то был уверенный, ровный шаг ее партнера. Почему ты думаешь об этом сейчас? Какая разница? Какого черта— — Какой элемент? — О, ничего, я просто хотела сказать, что… фигурное катание требует большого доверия. Одно дело передать шайбу по кругу и отбрасывать америкосов к стене, но совсем другое, когда ты держишь кого-то на одной руке, вытягиваешь другую руку в этом идеальном изгибе, и тебе просто нужно держать и её и себя, как статую, не разрывая друг друга на части — ты как бы сливаешься воедино. Не то чтобы команда не была единым целым, я все еще люблю хоккей и все такое, я просто— — Если бы я тебя не знала, то сказала бы, что ты в нее влюблена, — засмеялась Ксения. Любовь. Это слово преследовало ее всю ночь. Настолько, что вместо того, чтобы вернуться в свою спальню и лечь спать, насколько это не было бы необходимо, она прокралась через ворота и отправилась на поиски своего блуждающего партнера. Она проверила каждый паб и клуб, которой могла заметить, обеспокоенно осмотрела самые тёмные переулки; она даже не была уверена, с какой целью — зачем беспокоиться — взрослый человек, может сама о себе позаботится … что она вообще собирается делать, когда найдет ее? Она всё же нашла ее, совершенно случайно, на обратном пути, в небольшом парке. Брюнетка стояла на полу-растаявшей куче снега, лениво пиная его и покуривая. Куря. — А я думала, ты бросила эту привычку, — сказала Рената, заставив Земфиру подпрыгнуть. — После завтра, будет всё равно, — ответила Земфира. Ее речь звучала тяжелой, насквозь пропитанная никотином. Она прищурилась в темноте. Снова. Снова их было только двое. Снова было темно. — Ты говоришь это так, будто собираешься повеситься, — Рената попыталась улыбнуться собственной мрачной шутке, попыталась поддразнить её как прежде, но это теперь казалось странно, неестественно. — Возможно. — Господи, не говори так. Умоляю. — А тебе какое дело, а? — Земфира перешла на свой более подростковый тон, стряхивая пепел с сигареты для пущего эффекта. — Ты мой партнер… — сказала Рената с непроизвольной мягкостью. — Да, но послезавтра уже не буду. Как я уже говорила, с меня хватит. Если ты без ума от спорта или чего-то там еще, можешь найти себе другого партнера. Папа отдаст тебе твою последнюю зарплату, и ты сможешь пойти и спасти своего ребенка или что-там тебе надо, и рассказать ему, с какой сукой тебе пришлось иметь дело, чтобы добится своего. — Неужели всё вот… просто так? — вопрос вырвался из нее, несмотря на все ее попытки сопротивляться. Это обычно была только мысль — приглашение для внутреннего размышления. — Чё? — Земфира медленно выпустила длинную струю дыма. — Послушай, я не знаю зачем ты сюда пришла. — Я тоже не знаю. — Тогда иди домой—ни домой, а … обратно. Иди. — Я не хочу идти одна, — вдруг сказала Рената. — Я хочу с тобой. Земфира бросила сигарету на снег, наблюдая, как от внезапного соприкосновения с такой холодной поверхностью тепло от нее быстро спадает. Она сплюнула на землю с впечатляющем усилием, очищая рот от химикатов, а потом с гримасой облизала зубы. Затем, она посмотрела на небо и немного покачалась взад-вперед. Она хотела украдкой взглянуть на нее, но не могла—не могла позволить ей увидеть, насколько близка она к слезам. Да что с тобой такое, черт возьми? она покачала головой, давая челкам упасть через глаза, чтобы скрыть любые эмоции. Боже, как это было тяжело. Это было тяжелее, чем этот ёбанный прыжок, тяжелее, чем пытаться что-то сказать тогда… она шмыгнула носом, вытерла его рукавом и только тогда, наконец, подняла взгляд. — Извини. Ренату охватило что-то вроде странного приступа горя. Что-то тошнотворно напоминающее ей о послеродовой депрессии, о том, как внезапно появляется что-то новое, необъяснимое и непредсказуемое, такое далёкое от твоего контроля и в то же время такое невероятно зависимое. — Давай просто вернемся, — она проглотила комок в горле. Она не могла смотреть, как блестят эти летние глаза, не могла — это было больно, чертовски больно—но почему? Когда все уже было написано и сказано? Но неужели всё просто так? снова спросила себя Рената. Неужели это был всего лишь тихий щелчок соседней двери после прощального взгляда добрых глаз? Неужели это был всего лишь разочарованный вздох, с которым она, опустив глаза, попросила ее пойти с ней? Как они обе заснули, остается загадкой.