Под шкурой дракона

      Ее силы были на исходе. Глотая воздух, как выброшенная из воды рыба, она никак не могла унять боль в груди. Боль была во всех уголках ее драконьего тела. В основном болело крыло. Не так давно она получила удар от хвоста Беллатрисы, казалось бы, незначительный по сравнению с другими, но она чувствовала, как мышцы, прижатые к позвоночнику, скручиваются и рвутся.       Драко тоже пошатывался. Из раны возле ребер обильно текла кровь. Их двоих было недостаточно, чтобы сдержать Черного Дракона. Панси покинула их некоторое время назад, чтобы сразиться с Луной, и до сих пор не вернулась. Гермиона отчаянно хотела навестить ее, чтобы убедиться, что та еще жива, но не могла отвлечься от борьбы. Даже небольшая оплошность сейчас могла означать ее смерть или смерть Драко.       Беллатриса тоже страдала, хотя и не так сильно. Ей понадобилось меньше двух минут, чтобы прорваться сквозь тщательно созданную стальную сеть. Она была создана и скреплена магией, по команде защелкивалась и оставалась закрытой до тех пор, пока ее не снимет заклинатель. Ужас, который испытала Гермиона, наблюдая за тем, как дракон прорывается сквозь ловушку, превзошел почти все другие чудовищные события в ее жизни.       Гермиона была уверена, что раны, которую она вырезала на животе Беллатрисы, было достаточно, чтобы убить ее. Но огонь Беллатрисы разрушил непроницаемую клетку прежде, чем они смогли нанести ей хоть какой-то урон, и она, сбросив магическую сеть, снова атаковала их.       Теперь им предстояло снова атаковать и уклоняться, обороняться и парировать. У Беллатрисы имелось несколько ран: медленно сочащийся порез на животе, погнутое левое крыло и пропитанная ядом рана на шее от Панси. Несмотря на это, с каждой минутой становилось все очевиднее, что им не удастся ее убить.       Не сказав ни слова, они оба знали, что нужно делать. Учитывая все остальные меры предосторожности, даже если Беллатриса выживет, Орден все равно сможет заявить о своей победе. Им просто нужно было задержать ее до этого момента. Или пока они не умрут. По мере того, как время утекало сквозь пальцы, последнее становилось все более вероятным.       Драко истекал кровью, темно-красная жидкость окрашивала его прекрасную жемчужную чешую. Гермиона ненавидела смотреть на это. Ей было противно слышать каждый вскрик боли, каждый хрип от усилий. Она видела пропитанные кровью трупы своих друзей, закрытые холодные веки над уже пустыми глазами. Думать о Драко в таком состоянии было невозможно. Это заставляло ее сердце болезненно биться, толкало двигаться быстрее и кусаться сильнее.       Небо потемнело, пока они сражались, вдалеке наконец-то появились зловещие тучи. Они раскалывались и громыхали над головой, выпуская потоки холодного дождя. Он скользил по ее чешуе, затекал в глаза и мешал нормально видеть. Воздух был густым от влаги, делая каждое движение тяжелым и неповоротливым.       Когда она нырнула под злобными зубами Беллатрисы, ее тело закричало в знак протеста. Ей хотелось рыдать. Все должно было закончиться как можно скорее. Так или иначе.       Драко рванулся вперед, впиваясь зубами в ее подреберье. С воем Беллатриса взвилась, заставив Гермиону отлететь в сторону. Жгучая боль пронзила ее спину, словно молния. Ее крыло сложилось, и она упала, воздух со свистом пронесся мимо ее ушей, когда она опускалась с облаков. Пытаясь сохранить сознание, она взяла себя в руки как раз вовремя, врезавшись в вершину Астрономической башни. Магически укрепленная конструкция содрогнулась.       Гермиона поднялась на ноги за мгновение до того, как увидела Черного Дракона, надвигающегося на нее. В поле зрения мелькнула белая полоса, и Драко врезался в гораздо более крупное чудовище. Беллатриса закричала и изрыгнула пламя, повернувшись как раз вовремя, чтобы проткнуть шею Драко одним когтем. Гермиона услышала сильный треск и увидела кость, торчащую из крыла, раздавленного его собственным телом.       Он издал низкий скулеж, но не шелохнулся. Сквозь пелену ледяного дождя Гермиона видела, как он короткими вздохами дышит под когтями Беллатрисы. Ей нужно было подойти к нему, но ноги не двигались.       — Вставай! — тихо крикнула она ему, пытаясь восстановить равновесие.       Ноги заработали, крылья встали на место, и она начала двигаться, хотя и понимала, что уже слишком поздно. Беллатриса повернулась к ней лицом, чтобы посмотреть в лицо, и небрежно толкнула белого дракона, не обращая внимания на то, как он соскользнул с крепостной стены, оставив за собой кровавый след.       Из горла Гермионы вырвался испуганный рев. Забыв о боли, та за несколько секунд добралась до края башни, отчаянно ища хоть какие-то признаки его присутствия. Молния пронзила небо, осветив белую гору чешуи у основания замка, совершенно неподвижную. Земля ушла у нее из-под ног, и она попятилась назад.       «Нет. Нет!»       Ее сердце перестало биться, мир прекратил вращаться, дыхание покинуло легкие. На одно мгновение она в неверии замерла. Затем все произошедшее обрушилось на ее разум. Словно электричество пронзило ее кровь, воспламенив источник дикой магии, погребенный в костях. Паническая энергия заструилась по ее лапам и вырвалась наружу через тонкую кожу ее крыльев. Она поползла по холодным камням прочь от безжизненного тела мужчины, которого любила.       Вдалеке она услышала страшный триумфальный рев Беллатрисы.       Все вокруг было затуманено, суматошный стук сердца заставлял ее зрение искривляться и дребезжать. Магия уходила от нее. В сознание проникал статический шум. Безумная сила, которую она так тщательно сдерживала каждое мгновение своей жизни, вырвалась из-под контроля.       Когти превратились в цепкие пальцы, когда Гермиона потеряла контроль над заклинанием Формус.       Внезапно Беллатриса стала намного больше, а мир — намного меньше. Ее обоняние и слух ослабли, а дракон отошел на задворки сознания. Перемена была подобна холодной воде, вылитой ей на голову и вырвавшей ее из паралича. Взглянув на рептилоидную морду, которая вдруг исказилась в подобии триумфа, Гермиона поняла, в каком положении оказалась.       Сможет ли она повторить заклинание, когда у нее осталось так мало сил? Успеет ли она превратиться до того, как другой дракон убьет ее?       Приняв решение, Гермиона бросилась прочь, даже когда Беллатриса двинулась вперед, преследуя ее с уверенностью хищника, гарантировавшего убийство. Все закончится в считанные мгновения, и тогда Черный дракон сможет свободно обрушить ужас на солдат Ордена с неба.       Надо держать ее подальше от поля боя.       Она не хотела покидать его. Но у нее не было выбора.       — Люмос Максимус! — крикнула она, вытянув вперед свою палочку.       Внезапная вспышка света заставила Беллатрису отшатнуться и глупо моргнуть. Этого было достаточно, чтобы Гермиона проскользнула между ее ног и помчалась к двери замка. Как она и надеялась, дверь за ней скрипнула, и голос, преследующий ее в кошмарах, эхом разнесся по лестнице.       — Сюда, маленькая грязнокровка, — пропела она. — Сюда, мерзкая тварь.       Камни рядом с головой Гермионы разлетелись в щепки. Она отшатнулась и побежала дальше.       Драко был мертв, Беллатриса жива, а у Гермионы ничего не осталось.       Лишь бы она не попала на поле боя.       Сердце колотилось, дыхание сбивалось, а Беллатриса преследовала ее на каждом шагу, гоняясь за ней по коридорам Хогвартса, как дементор за поцелуем.       Не задумываясь, Гермиона направилась вниз, и ноги сами понесли ее туда, где она чувствовала себя в наибольшей безопасности, где ее больше всего любили. Она оказалась в подземельях и уставилась на потускневшую зеленую дверь, которую называла своей. Через весь коридор стояла другая дверь, такая же, как и ее, но скрывающая тайное, могущественное место. Это было сердце Хогвартса, и оно уже сослужило ей хорошую службу.       Гермиона трижды прошлась перед ней, прежде чем войти внутрь. Когда она захлопнула за собой дверь, заклинание подпалило волосы на ее голове. Беллатриса никогда не сможет попасть внутрь, если Гермиона не позволит. Она могла прятаться здесь вечно, а могла встретить свой конец.       По мнению некоторых, судьба человека написана на звездах. Если это так, то Гермиона знала, что она низвергнет небеса и создаст свои собственные чертовы созвездия, если это будет означать победу над ее врагом.       — Я знаю, что ты меня слышишь, — сказала она вслух. Ветерок прошелестел по ее загрубевшей коже. — Я не хочу просить тебя о большем. Но мне нужно, чтобы ты изменил правила и впустил эту суку внутрь.       

* * *

      Луна приземлилась где-то на окраине лагеря Легиона. Панси хотела обыскать палатки и закончить начатое, но тут ее внимание привлекла небольшая стычка в центре. Спасательная команда Невилла оказалась в ловушке. Они спрятались за небольшим выступом, храбро противостоя пяти членам Легиона.       Панси узнала среди врагов своего бывшего суженого и его сестру-близнеца. При виде этого зрелища в ее горле зародилось рычание. Она знала, что они пытали Невилла, так же как знала, что Невилл был маленьким комочком тряпья, скорчившимся у ног Тео.       Потребовалось лишь мгновение, чтобы сменить направление. Панси приземлилась на задние лапы, расправила крылья и зашипела, оскалившись и брызгая ядом. Она не забыла, что не была неуязвима для заклинаний, как Беллатриса, просто ей было уже все равно. Встреча с Невиллом сломала что-то внутри нее. Если они собирались убить ее, она должна была пролить немного крови прежде, чем они это сделают.       Несколько вражеских волшебников отшатнулись от ее агрессивной демонстрации, отступая назад. Амикус и Алекто — нет. Они ударили ее оглушающим проклятием, отчего ее ноги застыли на месте. Никогда еще она так сильно не жаждала огня, как в этот момент. Вместо этого она выплеснула в их сторону длинную струю яда. Алекто метнулась в сторону, но Амикус получил удар в лицо.       Он закричал и вцепился пальцами в яд, разъедающий его кожу. Панси воспользовалась случаем и отступила за выступы, ее ноги вновь обрели подвижность.       Невилл сидел прямо в грязи, темный плащ прикрывал его наготу. Когда Панси удалось поймать его взгляд, он закричал и начал отступать. В нем было столько страха — в человеке, который всего несколько дней назад подошел к ее драконьей форме и приласкал ее морду. Это было слишком.       Атака возобновилась, и Алекто возглавила вражеское наступление. У них было мало времени.       — Попытались аппарировать, — крикнул Вуд. — Мы не хотели рисковать.       Он многозначительно посмотрел на Невилла. Панси поняла. Им нужно было выбираться оттуда, но истеричный Невилл значительно увеличивал их шансы на расщепление.       Панси огрызнулась на Тео. Тот отвернулся от битвы с раздраженной гримасой, и его глаза расширились, когда обратили внимание на бьющегося в истерике Невилла. Панси взмахнула крыльями, пытаясь изобразить свои намерения. Она указала когтем на Невилла и рыкнула. Между драконом и волшебником возникло понимание.       — Оглушить его? — спросил Тео, сомневаясь.       Панси кивнула.       Невилл не сделал ни одной попытки увернуться от заклинания, просто бездумной кучей упал. Он даже не дернулся, когда Панси подошла и взяла его в свои когти.       «Прости, — хотела сказать она ему. — Мне так жаль, моя любовь».       — Ты ухватила его? — крикнул Тео, уворачиваясь от проклятия.       Панси нетерпеливо фыркнула. С облегчением кивнув, Тео отдал приказ отступать, и все трое исчезли.       Держа в когтях тело Невилла, Панси приготовилась взлететь.       С неба упал большой красный зверь и приземлился прямо на пути Панси. Удар большого колючего хвоста пришелся ей по морде, и ее отбросило в сторону. Невилл покатился по земле, все еще находясь без сознания.       Боль пронзила ее тело, скручивая мышцы и трескаясь о чешую. Круциатус.       Алекто Кэрроу вошла в поле ее зрения, пригвоздив проклятием ее тело.       — Отлично сработано, любовь моя.       Собрав последние силы, Панси вырвала палочку из хватки ведьмы и удовлетворенно заурчала, когда та упала на землю. Алекто закричала в ярости, возвращая доступ к палочке и выпуская проклятие. Панси отступила, обхватила тело Невилла и приготовилась к бою.       Эти ублюдки больше не достанут его. Сколько бы непростительных проклятий ни было наложено, Панси будет терпеть каждую каплю боли до самой смерти. И когда это будет казаться неизбежным, она заберет Невилла с собой.       

* * *

      Гарри потерял Джинни из виду. В панике он искал ее, отражая проклятия и убивая всех на своем пути. Куда она делась?       «О Мерлин, может, она ранена? Может быть, она лежит в грязи, истекая кровью, одна? Может быть, она мертва?»       Внезапно испугавшись, что споткнется о нее, он перестал бежать и начал ощупывать землю. Его зрение слишком быстро ухудшалось. Он ничего не мог разглядеть.       — Гарри Поттер. Все еще дышишь?       Гарри вовремя поднял голову, чтобы отразить ярко-красное проклятие. Голос был почти знакомым, но он не мог разглядеть лицо мужчины. У него не было на это времени. Один взмах его палочки — и мужчина разлетелся на куски.       Где, черт возьми, была его жена?       Левая сторона его тела неприятно гудела. Он чувствовал, как накатывает слабость, даже когда его сердце заикалось и билось в приступах. Будь проклято его тело. Будь проклят этот чертов яд. Ему нужно было найти Джинни и сохранить ей жизнь. Он не хотел уходить из этой жизни, не зная, что она выживет. Он не хотел оставлять Лили сиротой.       

* * *

      Борьба была недолгой. Гермиона была истощена, находясь на пределе сил. Вскоре она была связана магическими узами, лежала на полу и теряла способность бороться. Комната была точной копией ее собственной, со всеми знакомыми книгами и фотографиями, висевшими на стене. По крайней мере, она умрет в окружении вещей, которые делали ее счастливой в жизни, даже если они были лишь имитацией.       Беллатриса истекала кровью, она была явно ранена, но, похоже, не замечала, что ее кровь забрызгивает пол.       «Отвлеки ее. Держи ее здесь. Вставай!»       Но тело не слушалось.       Беллатриса кружила вокруг Гермионы, как обычно. Ее голос был спокойным, даже приятным, но Гермиона знала, что под ним скрывается угроза. Она, конечно, умрет, но Беллатриса заставит ее умолять об этом до конца.       — Он мертв, ты же знаешь.       — Нет, — выдавила из себя Гермиона.       — Я знаю о связи между вами. Драконы могут видеть такие вещи. Хотя ты и не настоящий дракон, — сказала она. — Очевидно, какая-то часть драконьей природы перешла к тебе.       — Прекрати.       — Не веришь мне? Посмотри сама. Я дам тебе минутку.       Она засунула все осознание их связи глубоко внутрь себя. Взгляд мог лишь подтвердить то, чего она боялась, то, чему была свидетелем всего несколько минут назад. Тем не менее, слова Беллатрисы заставили ее осознать это. Без разрешения драконьи чувства вырвались на поверхность, и она вскрикнула от боли. Яркий свет, соединявший их, исчез. Остался только глубокий колодец пустоты.       Дракон завыл.       Потянувшись к самой сердцевине своего духа, Гермиона ухватилась за кипящую массу дикой магии, ждущей выхода. Она быстро истощалась под гнетом предыдущей битвы и отпечатками последних нескольких недель. Но ее оставалось достаточно. Достаточно, чтобы посеять хаос. Гермиона решила, что разрушит весь этот чертов замок.       Ее тело было вместилищем силы, страдания, горя и ярости. Крик вырвался из глубины ее груди, а вместе с ним и вся бушующая сила, которую она держала в плену столько лет. Он пронзил ее насквозь, уничтожив последние остатки страха и стыда. Он вырвался из ее тела, пылающий поток боли и чистой энергии.       Гермиона почувствовала, как ее поднимают, как магические узы покидают тело. Сила прогибала ее позвоночник, сдавливая его по мере того, как нарастала интенсивность. Внезапно она сорвалась с места, отбросив ее в сторону на пол. Искры вспыхнули за темнотой век, Гермиона лежала неподвижно, пока вокруг нее полыхало Инферно.       Потом она исчезла.       Сознание уплывало. Медленно остывающие камни прижимались к ее щеке. Гермиона медленно разомкнула веки, хотя ее тело содрогалось от боли. В комнате царил беспорядок, книги превратились в угли и пепел, кровать превратилась в груду бревен.       Беллатриса все еще стояла, ее тело окружал сверкающий щит. Гермиона закрыла глаза в знак поражения.       Магический щит лишь частично защитил Беллатрису. Женщина все еще стояла на ногах, но ее кожа была красной и блестящей от ожогов, а волосы тлели угольками. Казалось, она не чувствовала боли, потому что, когда она хромала вперед, жестокий режущий удар рассек кожу на плечах Гермионы.       Гермиона закричала.       

* * *

      — Конечно, он ничего не знает, — усмехнулся Люциус. — Ты слишком охотно возлагаешь вину на его отца, но ограждаешь Драко от знания о соучастии его матери.       — Я не сделала ничего, чтобы помочь Беллатрисе вернуться из мертвых, — кричала Нарцисса, задыхаясь от явной лжи.       — Мы оба знаем, что это неправда. Тебе нравится называть этот ритуал некромантией, и я полагаю, что в некотором роде так оно и было, но правда гораздо мрачнее.       — Прекрати, — Нарцисса знала, но не могла позволить ему сказать это вслух.       — Я не смог бы вернуть милую Беллу без недостающего кусочка ее души, — пел он. — Той части, которую ты помогла ей тайно вывезти столько лет назад.       — Я не знала, — стонала Нарцисса.       Она чувствовала, как он медленно кружит вокруг, мучая ее величайшим стыдом.       — Ты знала, — насмехался он. — Темный Лорд мог подарить Белле знания, но она никогда не смогла бы приказать своему рассеянному разуму овладеть магией без твоей помощи.       Он был прав. Беллатриса подошла к делу с умом: сначала она рассказала Нарциссе лишь кусочки ритуала, прикрыв все это мягкими словами и сладостными манипуляциями. Когда подозрения начали терзать Нарциссу, она отбросила их в сторону. Беллатриса была Блэк, в какую бы жалкую семью она ни вступила, выйдя замуж, а такие грязные приемы были ниже самого благородного и древнего рода. Только ведьмы и волшебники со слабым умом и еще более слабой кровью могли прибегнуть к подобной хитрости.       — Ты пришла за мечом Гриффиндора, — промурлыкал он. — Боюсь, я спрятал его. Я не могу позволить тебе уничтожить единственное, что удерживает мою власть.       Нарцисса рыдала.       — Я также не могу позволить тебе уйти, не забрав то, что принадлежит мне по праву.       Он вырвал у нее кулон, цепочка глубоко врезалась в плоть ее шеи. Она вскрикнула и потянулась за ним, но он бросил его в сторону. Он засмеялся и взял драгоценность в руку, затем нахмурился.       — Что это? — зашипел он.       Нарцисса рассмеялась сквозь слезы, чувствуя глубокое удовлетворение.       — Ты ведь не думал, что я принесу его, не так ли?       — Где он, сука? — кричал он, надвигаясь на нее. — Где крестраж?       Нарцисса только рассмеялась. Люциус взмахнул своей палочкой, послав в бывшую жену злобное проклятие. Оно врезалось в ее тело, заставляя ее кричать и истекать кровью.       — Ты скажешь мне, где он! — рявкнул он, его бледная кожа потемнела от ярости.       Следующее проклятие отправило ее палочку в полет. Она барахталась на земле, не чувствуя ничего, кроме боли. Круциатус был ей знаком, но почему-то от Люциуса получать его всегда было больнее. Сначала Нарцисса думала, что это потому, что боль сопровождается агонией предательства, но теперь ей казалось, что это потому, что Люциус всегда был способен причинить ей больше боли, чем любой другой человек.       — И что я должен с этим делать? — прорычал он, поднося красную драгоценность к глазам. — Это… это…       Его голос прервался, и Нарцисса снова почувствовала страх. Она отпрянула от него, кашляя от боли.       — Эта карта, — шепот был полон удивления. Нарцисса вздрогнула.       Его смех был холодным и угрожающим.       — Спасибо, моя дорогая, — усмехнулся он, не сводя глаз с кулона, который держал в руках. — Похоже, ты не так бесполезна, как я думал.       — Люциус, — кашлянула она.       Он повернулся с поднятой бровью, несомненно, удивленный тем, что она еще жива.       — Авада Кедавра.       Проклятие ударило его прямо в грудь. Он остановился, его глаза округлились от шока, а рот не произнес ни звука.       — Цисси, — ее имя прозвучало слишком тихо.       Он сделал один шаг в ее сторону, прежде чем упасть на пол. Последний вздох вырвался из его легких, и он упал неподвижно, его прекрасные голубые глаза продолжали смотреть на ее лицо.       Нарцисса выхватила кулон из его рук и завернула в свою мантию. Зашептав над окровавленной тканью, она наблюдала, как та принимает форму совы.       — Лети, — приказала она.       Атласная птица улетела, а в клюве замигала красная жемчужина, и Нарцисса почувствовала, что ее мышцы ослабли. Она подползла к Люциусу, изучая его красивое лицо и пустые глаза.       В животе у нее что-то бурлило, толкалось под ребрами и над сердцем, прорывалось сквозь горло и гремело по камням вокруг, вырываясь из тела. Это был крик, такой долгий и душераздирающий, что она подумала, что он может разорвать ее на части.       Люциус давно отвернул от нее свое сердце, похоронив его во тьме и грязи, но Нарцисса сохранила часть себя для своего мужа, для молодого человека, расхаживающего по коридорам Хогвартса, который так эффектно украл ее сердце и душу.       Она рыдала над остывающим телом своей любви, даже когда кровь застыла в горле, а зрение потускнело.       

* * *

      — Нарцисса Малфой пропала.       «Черт возьми».       — Мы можем подтвердить, что все важные игроки находятся в особняке?       — Да, сэр. Люциус Малфой и братья Лестрейндж на месте.       — Мы не можем больше ждать, — сказал Рон. — Они следят за нами.       — Возможно, она вернулась в Хогвартс, — добавил Симус.       — Маловероятно, — сказал Фред.       Это не имело значения. Времени не было.       Джордж бросил еще один взгляд на потерявшего сознание Блейза, надеясь, что тот очнется и даст свое благословение. Или, возможно, прощение. Из всех, кто стоял вокруг и смотрел на Джорджа в поисках решения, Блейз был самым близким родственником Нарциссы. Но под грудой окровавленных тряпок на лице и шее он молчал.       — Бомбы сработали, как и планировалось, — раздался негромкий возглас. — И мы уходим.       Спустя несколько мгновений первый взрыв потряс землю, подняв в воздух огонь, грязь и камни. Вскоре последовали остальные взрывы. Несколько человек в черных плащах покидали замок, направляясь к близлежащим холмам.       — Пора уходить! — крикнул Рон, перекрикивая грохот падающих камней.       Один за другим они исчезали обратно в Хогвартс.       Когда мир перестал вращаться, Джордж обнаружил себя на вершине обычного холма, откуда открывался вид на замок. Шел проливной дождь, тучи заслоняли солнце, и полдень казался сумерками. Внизу бушевала битва, но в небе не было драконов. Когда Рон и остальные члены команды спрыгнули вниз, чтобы присоединиться к битве, в его животе поселилось мрачное предчувствие.       «Погодите-ка».       Мгновенно он застыл на месте. Где-то в глубине его сознания зашевелились мурашки. Он почувствовал раздирающее ощущение, как будто с него содрали слой кожи. Он закричал и упал на землю, задыхаясь. Все закончилось меньше чем за секунду.       — Прости, Джорджи.       — Какого черта, Фред? — кашлянул он, стараясь не захлебнуться.       Фред стоял в нескольких футах от него, одетый в один из своих старых рождественских джемперов с монограммами, засунув руки в карманы. Он выглядел таким молодым. И счастливым.       — Мне нужно уходить, пока не стало слишком поздно, — он усмехнулся. — В твоей голове стало слишком уютно.       — Надо предупреждать, — ему все еще хотелось блевать.       — Давно пора уйти.       — Ты не останешься со мной? — Джордж почувствовал холод.       — Здесь? — он огляделся, засунув руки в карманы. — Нет. Это место для живых. Кроме того, мне нужно успеть на поезд.       Джордж ждал раздирающей агонии, удушающего, тонущего чувства потери. Но оно не пришло. Фред рассмеялся.       — С тобой все в порядке, Джорджи. Я клянусь.       Он был прав. Джордж взволнованно вздохнул. Все было по-другому. Ему все еще было больно, но горе не давило на грудь, как мешок с кирпичами, затрудняя дыхание.       — Я все еще скучаю по тебе, — прошептал Джордж. — Так же больно, как в первый день.       — Это и должно быть больно, тупица. Ты же живой.       Слеза вырвалась наружу, смешавшись с каплями дождя, стекающими по его щекам. Джордж грубо вытер ее рукавом. Ему вдруг стало страшно, и это не имело никакого отношения к бою, происходящему внизу. Что, если у него нет другой цели? Что, если ему незачем жить?       — Не волнуйся. У тебя еще много дел.       Он надеялся, что его близнец был прав. Иначе будущее тянулось пустым и бесконечным.       — Не влипай в неприятности без меня, — предупредил Джордж.       — Извини, приятель, — усмехнулся Фред. — Но у меня большие планы на загробную жизнь.       Он озорно ухмыльнулся, затем огляделся вокруг, словно у него был какой-то секрет. Он вывернул карманы, которые внезапно наполнились жвачками, тянучками и шутилками их производства.       — Макгонагалл, наверное, от скуки с ума сошла. Окажу ей услугу.       Джордж рассмеялся, что-то странное скрипнуло по ребрам и царапнуло за горло.       — Ну и ладно, — усмехнулся он.       Фред усмехнулся и повернулся на пятках.       — Люблю тебя, Дред.       — Люблю тебя, Фордж.       Смех Фреда оставался в воздухе, даже когда его призрак исчез.       

* * *

      Паркинсон свернулась вокруг Невилла, ее хвост дребезжал, а с клыков капал яд.       — Просто убей зверя и покончим с этим, — приказала Алекто, отбрасывая бесполезную палочку. Она раздраженно смахнула с лица мокрые волосы. — Нам нужно отвести Лонгботтома в безопасное место.       Луна колебалась.       — Прекрати это! — шипела Алекто.       Невилл открыл опухшие глаза и посмотрел на нее. В его глазах не было ни узнавания, ни даже страха. Они были пусты, как и у Луны. И это была ее вина. Задыхаясь, Луна попятилась назад, остро осознавая, где она стоит: в лагере врага. Не на той стороне этой кровавой, звериной, жестокой войны.       Луна вспомнила выражение лица Гермионы из-за предательства, когда та наконец увидела тьму внутри себя. Она никогда не будет прощена. Она моргнула, удивляясь, что это должно причинять ей такую боль.       Яд Паркинсон разъедал ее внутренности, как пламя. Она чувствовала, как он лижет края ее сердца, как орган замирает от напряжения. Жужжание в ушах становилось все громче, отчетливее, реальнее. Это был крик. Давно похороненная, вечно игнорируемая мольба о помощи. Девушка, запертая в сознании Луны, рыдала, моля о пощаде.       — Покончи с этим. Пожалуйста.       Алекто кричала на нее — женщина, которая сломала ее и превратила в чудовище.       Отпустив дракона, Луна покрутила палочкой в воздухе, наблюдая, как Алекто застыла на месте, словно замороженная. Заклинание связывания продлится всего несколько мгновений, прежде чем другая женщина вырвется на свободу.       Паркинсон задрала голову, обнажив клыки.       — Беги, — сказала ей Луна.       Пурпурный дракон ни секунды не колебался. Панси подхватила Невилла на когти и понесла их обоих в небо.       — Луна, — задохнулась Алекто. — Что ты делаешь, любовь моя?       Разве это не было очевидно? Возможно, нет. Но Луна точно не этого хотела. Больше всего ей хотелось оторвать конечности Алекто одну за другой. Луна представляла, как отрывает кожу от плоти и слушает ее крики. Ее руки тряслись, живот скручивало от стыда и больного, извращенного удовольствия.       — Что ты делаешь? — в отчаянии повторила Алекто.       Луна вздохнула.       — Кончаю с этим.       Прижимаясь к Алекто и пробуя ее губы в последний раз, Луна сжимала спрятанную в кармане яичную бомбу. Заглянув в глубину глаз Алекто, таких лишенных света и доброты, так не похожих на глаза Гермионы, она прошептала:       — Децимари.       За бесконечно малую искру времени до того, как взрывная волна разорвала ее на части, она увидела себя прежней, бродящей по коридорам Хогвартса, в гостиной Когтеврана, в доме своего отца. Она чувствовала на языке тепло сливочного пива, ощущала в глубине души возбуждение от новой идеи, крепкие объятия друга, запах отцовской рубашки, шелковистые страницы новой книги, радость волшебства, жизни и любви.       Она вспомнила своего друга, свою единственную настоящую любовь, и то доверие, понимание и силу, которые существовали между ними.       Счастье.       Гармония.       Гермиона.       

* * *

      «Помоги мне».       Она не знала, кому молиться. Она даже не знала, произносит ли она слова вслух. Возможно, она кричала. Возможно, все это было в ее голове. Она впилась пальцами в гальку под собой и молила. Где-то в ее будущем была смерть. Она отчаянно хотела ее.       «Помоги мне».       Ликующий гогот. Взмах палочки. Гермиона перевернулась, как дохлая рыба, и уставилась в потолок. Повернуть голову было непросто, но будь она проклята, если струсит перед лицом надвигающейся смерти. Кости в ее шее хрустнули, когда она встретилась взглядом со своим убийцей.       «Дай мне умереть».       В маленькой комнате поднялся ветер. Пепел и щепки поднялись в воздух. Он пронесся по ноющей коже Гермионы и сдул волосы с лица Беллатрисы. Пахло солнечным светом и холмом где-то в горах Албании. Гермиона улыбнулась.       Белла нахмурилась, оглядываясь по сторонам.       — Что это такое? — прошипела она. — Что ты наделала?       Она пошла вперед, подняв свою палочку. Пройдя всего два шага, она внезапно остановилась, на ее лице мелькнуло странное выражение. Гермиона моргнула. Неужели пол вибрировал? Или она потеряла рассудок от усталости и отчаяния? Должно быть, у нее галлюцинации, потому что казалось, будто ноги Беллатрисы погрузились в камни. Сильная дрожь прокатилась под спиной Гермионы, даже когда Беллатриса закричала.       Ветер набросился на нее, переворачивая и толкая по полу. Она знала, что должна сделать.       — Трабеадраки Формус.       Агония превращения почти не ощущалась. Гермиона впитывала выражение ужаса на лице Беллатрисы за мгновение до удара, впитывая его, как сладкое сливочное пиво.       На вкус Беллатриса Лестрейндж была как смола, пепел и склизкие темные твари, прячущиеся под кроватями. Гермиона выплюнула голову на пол, как только оторвала ее от тела своего врага. Огромный прилив триумфа пронесся по ее драконьему телу. Она не смогла сдержать яростный рев, разнесшийся по комнате.       Последняя грязь под телом темной ведьмы отвалилась, как вода, и то, что от нее осталось, было втянуто в море камней и грязи. Когда последние остатки ее темного кровавого плаща соскользнули, пол восстановился, как будто его никогда и не ломали. Гермиона тупо смотрела на то место, где стояла самая темная ведьма в истории перед тем, как замок поглотил ее целиком.       Действительно ли это был Хогвартс, или она окончательно сошла с ума? Почувствовал ли замок ее потребности или откликнулся, как всегда. Это не имело значения. Гермиона умирала. Теперь она могла отдохнуть. Все, чего ей хотелось, — это свернуться калачиком и уснуть.       Даже когда она закрыла глаза, она почувствовала, как шепот чего-то проникает сквозь стены вокруг нее, лаская ее кожу, как благословение.       «Спасибо».       Она открыла глаза. Появилась новая боль. Порванные крылья, горящая чешуя, сломанные связки и раздробленные кости. Боль была не ее собственной. Она пришла к ней, как эхо через каньон, принесенное ветром мерцающего жемчуга и золота. Она пришла с запахом огня и черных чернил. Оно пришло с приказом, который она не могла — не хотела — игнорировать.       Стены все еще дребезжали, камни и раствор покрылись трещинами. Камень упал на пол, затем еще один и еще, оставив зияющую дыру до самого неба. Через несколько минут от всего замка останутся одни обломки. Со скрипом вздохнув, с огнями боли, вспыхнувшими в глазах, Гермиона поднялась и полетела прочь, держа в когтях голову своего врага.       

* * *

      Гарри заметил жену. Она сражалась с небольшой группой ведьм и волшебников, оттесняя врага назад. Численность Легиона, похоже, была меньше, чем раньше: остальные были либо мертвы, либо бежали. Ему потребовалось больше времени, чем хотелось бы, чтобы добраться до нее, так как левая нога волочилась за ним. Он использовал свою метлу как костыль, пробираясь через тела друзей и врагов.       Он увидел, как легионер прицелился. Собрав последние силы, он бросился на человека, который с ухмылкой на лице целился в его жену. Проклятие ударило его в спину. Это был простое режущее заклинание, и, честно говоря, Гарри его почти не почувствовал. Большую часть его тела пронзили лишь иголки и случайные всплески боли. Он упал на колени, и ноги окончательно отказали.       Мгновение спустя Гарри упал; грудная клетка была разорвана. Он услышал свое имя. Джинни была рядом. Она накрыла его исцеляющими чарами, останавливая кровотечение. Он хотел сказать ей, чтобы она не беспокоилась. Его убивало не проклятие. Он видел момент, когда она это поняла.       — Я люблю тебя, — сказала она.       Он хотел сказать это в ответ, но его горло сжалось. Он хотел погладить ее волосы, но руки замлели. Боль на ее лице была хуже любого проклятия. Так будет лучше, уверял он себя. Он мог умереть в постели, бесполезный и слабый. Вместо этого он сражался.       Вдалеке послышался рев дракона. «Гермиона». Он слышал крики и возгласы победы, словно сквозь стеклянную стену.       — Она мертва, — донесся до него туманный голос Джинни.       Он отчаянно хотел, чтобы его глаза были открыты и смотрели на жену. Он изо всех сил старался сделать вдох, его ребра болезненно трещали от напряжения. Она склонилась над ним, закрывая собой дождевые тучи и грязное поле боя. Он мог сосчитать каждую веснушку на ее лице, так хорошо он их знал.       — Все хорошо, — прошептала она, прижавшись носом к его носу. — Теперь мы в безопасности. «Мы будем в безопасности».       Он почувствовал, как слезы облегчения скатились по его виску.       Хотя ее глаза блестели от горя, ее взгляд был ясным и смелым, как и всегда, прекрасные волосы щекотали ему лицо. Она все еще пахла цветами.       — Отпусти, любовь моя.       И он тоже отпустил.       Гарри не боялся, в конце концов, он уже делал это раньше. Умирать было все равно что заснуть, так говорил ему Сириус. В первый раз он был почти прав. Второй раз был меньше похож на сон и больше на пытку. Когда его мышцы скручивались и трещали, а зубы сжимались, Гарри хотелось мрачно усмехнуться. Яд наконец-то сделал свое дело и вернул ему дар, который он ему подарил, один тяжкий вздох за другим. Его сердце заколотилось в груди, а зрение потемнело.       Последнее, что он успел осознать, прежде чем окончательно почувствовал покой, — это мягкость губ Джинни, прижатых к его губам, соль ее слез у него во рту и воспоминание о сладко пахнущих волосах Лили.