Властвуй!

Уже четвертый день он просыпался с боязнью того, что очнется в своей комнате или в больничной палате, но каждый раз утро встречало его пением птиц, которое раздражало до безумной степени. Почти сразу же после него было слышно то, что сглаживало ненависть к поющим пташкам. - Новый день пришел в Вековечные леса, о Эстари Эльмариэль, наследник Великого Короля нашего. Утреннее приветствие периодически варьировалось, но в целом пока соответствовало некоторым желаниям нынешнего Эстари. Подозрительная натура и многолетний опыт фильмов, а так же игр, подсказывали ему, что лучше прикинуться потерявшим память. И Мариль с готовностью принимал на веру каждое слово. Этот добродушный идиот в принципе слушал любое его слово. Впрочем, был один огромный и всепоглощающий минус происходившего. Когда Эдик впервые увидел себя в отражении в зеркале, у него проснулось ранее неизведанное желание покраситься. Не то чтобы он делал подобное когда-то, но вся его светлость и пушистость сильно раздражали нутро юноши до дрожи в горле. Чем-то эта дрожь напоминала желание согнуться в порыве рвотного рефлекса, но Эдик стоически терпел это. Ему хотелось располосовать себя ножом, срезать волосы под корень и вымазаться в грязи, лишь бы не ощущать всю злорадность судьбоносной шутки. Тем не менее, теперь не было ни университета, ни беспомощности, ни унижений. Его носили на руках. Его слушали. Поэтому временно он терпел. Он обещал себе и всему, что обязательно временно. - Какой распорядок дня на сегодня, Мариль? - Эстари сказал это, еще не открыв глаз, вальяжно расположившись на своей постели. В подобной постели ему не хватало только тройки наложниц с виноградом. Впрочем, эти мысли посещали его не первое утро, поэтому Мариль старался не смотреть на своего правителя, относя сие недоразумение к проискам черного мага. Он искренне считал, что эта утренняя особенность была побочным действием лечения. И молился, чтобы зерно темноты, оброненное в тело Светлейшего Эстари Эльмариэля, как можно скорее исчезло. У светлых эльдаров в принципе не было такого понятия, как стояк. Эдик этого не знал, но никакого смущения не ощущал. Он был практически королем и мог позволить себе валяться со стояком каждое желаемое ему утро. Этим он компенсировал грусть от того, что узнавал все больше и больше. И получаемая информация нравилась ему все меньше. Поэтому наложницы с виноградом были мечтами. Как ни странно, но принцем быть ему все же не слишком нравилось, ведь нельзя было делать именно того, чего ему хотелось. А именно - всего. - О, Властитель небесных нимф, сегодня занятия по стрельбе из лука, владение мечом, конная прогулка по полудню с вашим братом, прекраснейшим Сильванианом Эльмариэлем. К закату светила планируются занятия по истории и музыке. - Мариль стоял, покорно склонившись, глядя в пол. Он горевал по тому времени, когда Эстари поднимался с первыми лучами солнца, полный сил, подпевая утренним птицам. - И я все это умею? - Эстари так и не открывал глаз, не поднимаясь с ложа. Это выглядело как ужаснейшая депрессия, что только усиливало беспокойство Мариля. - Умеете, Светлейший из высших. Вы искусно владеете стрельбой из лука и владеете фехтованием, а так же играете на вальроне и стимбальере. - От стрелы же не увернулся. Значит, не слишком хорошо владею. - Откровенный сарказм каждый раз был болезненным ударом для Мариля. Он уже почти был готов бросаться на поиски черного мага, дабы заставить его изгнать свою мерзкую магию из благородного Эстари, но все же наследник трона был прав. Он не увернулся. И никто не смог перехватить стрелу. Это было позором. Мариль видел в этом свою вину, ведь именно он, приближенный слуга, должен был принять стрелу, направленную на принца. Каждый раз вынуждая подобными фразами Мариля замолчать, Эдик самореализовывался. Он почти осознанно мстил уже не за слабость, а за необходимость поддержания образа. Его бесила вся эта "светлота", но ему уже удалось узнать самое главное, что не просто вынуждало терпеть, но давало надежду. Легкий экскурс в правила и этикет дал ему понять, что то, что не позволено наследнику - позволено королю. Избираясь властителем, наследник мог поступать так, как ему заблагорассудится. По этой причине никогда не давали трон иным семьям великих домов. В их ветвях были полукровки, а даже крупица иной расы давала шанс того, что новый правитель будет жесток. Впрочем, Эстари теперь мало понимал, что же эти светлые души воспринимали не как жестокость. Во всяком случае, у него была определенная цель. И определенный риск. Мариль не зря так сильно испугался того факта, что восстановленный глаз стал черного цвета. Если быть более откровенным, то цвет был практически обычный карий. У этих светлых эльфов было на редкость много страхов, связанных со всем черным и темным. Если кто-то попадал под подозрение в некой причастности к черному в любых смыслах - его изгоняли или убивали. Второе чаще. Любой "оскверненный тьмой" автоматически прекращал быть эльфом. Поэтому задача была весьма и весьма сложной. Быть белым и пушистым у Эдика не получалось. А на обучение было крайне мало времени. Во всяком случае, он понял, что Мариля смущаться особо не нужно было. Он был первым заинтересованным в том, чтобы Эстари стал новым королем. И новый Эстари хотел этого не меньше Мариля. - Подай мне повязку и вели принести завтрак сюда. - Будущий король нехотя начал подниматься уже полностью. Повязка на глаз была его идеей, хотя глазом он видел хорошо и даже прекрасно. Тем не менее этому способствовало несколько вещей: темный цвет глаза, общий имидж, успокоение самого Эстари. Повязка на глазу несколько сглаживала общее недовольство внешностью и заодно закрывала признак черноты. А вот традицию спускаться в обеденную залу он невзлюбил сразу. И активно ссылался на то, что находится в депрессии. Если учитывать вид из окон, то в этом плане он даже не врал. Наглые птицы не гнушались тем, чтобы залетать внутрь комнаты и петь, сидя на ветках деревьев, которые буквально сжимали колонны, оплетая арки. Только при более детальном рассмотрении до него дошло, что и сами колонны, сам небольшой дворец был кроной огромного дерева, которое стало каменным от прожитых лет. Когда Мариль удалился из комнаты, Эстари смог вздохнуть спокойно и начать одеваться. Когда в первый раз его решил одеть сам Мариль, он встретил непонимающий взгляд и явно массу невысказанных ругательств. Поэтому новоиспеченный эльдар одевался сам, когда оставался один. Светить голым задом ему откровенно не хотелось, хотя ростовое зеркало и говорило, что скрывать нечего. Мало того - есть что показать. Но все равно Эдик считал, что это не совсем достойное поведение. Ему куда больше хотелось затолкать себя в черные доспехи, а стыдливо прикрывать - голубой глаз. Если прикинуть, то Эдик много чего мог бы назвать голубым, но печаль от того, что половину можно отнести и к нему, заставляла отмалчиваться даже мысленно. Чтобы совсем не вводить себя в депрессию.