Медицинский кодекс

      Когда Федор услышал имя девушки, которую не так давно любил, при таких обстоятельствах, ему показалось, что мир сейчас остановится, а вся жизнь, существующая на планете, умрет. Не слушая, что дальше говорил интерн, он сорвался с места, быстро вымыл руки и через одно мгновение уже был у поста медсестер. Сейчас было важно включить всё свое очарование — к счастью, его у Достоевского всегда хватало. — Милая, скажите мне, пожалуйста, в какой палате находится Агата Кристи? После выкидыша, кажется, — фиолетововолосый облокотился на стойку, уперевшись рукой в щеку, сверкнул красивыми глазами и улыбнулся. — А Вам зачем? Вы не похожи на гинеколога или акушера, — девушка, стоящая за стойкой — обладательница черных волос, в которых виднелась красивая заколка-бабочка — не отрывая глаз от планшета повернулась к нему. — Но Вы даже не взглянули на меня, — Федор выпрямился, — Впрочем, это не столь важно. Так получилось, что мы с ней знакомы… — Неужели? Лечите кого-то из её родственников? Или речь идет о личных намерениях? — она все так же что-то набирала на экране, как-будто упрямилась, не поднимая взгляд. Из-за чего мужчина немного нахмурился. Он не считал себя уродом, да и такое обделение внимания со стороны девушки оскорбляло его. Времени оставалось не так много, так что нужно было действовать быстрее. Он понимал, что Скотт понесется к дорогой подруге со скоростью света, а уж пересекаться с ним не очень то и хотелось. Из-за подобных мыслей он ещё больше скорчился. — У её тетушки, гостившей в России, был рак груди. Но я её спас. А тут вот такое горе в семье… — он отвернулся от девушки. Его начало раздражать её поведение. Могла бы ради приличия и оторваться на минутку. — Не держите меня за дуру, — она, будто прочитав его мысли, отложила планшет в сторону и недовольно посмотрела ему прямо в глаза. — Часы приема закончились, заходите завтра, потому что, видимо, Вы…       Договорить ей не дали: за стойку, запыхавшись, влетел какой-то парень. — Извините, что задержался, доктор Йосано. Спасибо! — он кинулся в её сторону, хватая её белую ручку. Он был гораздо ниже врача и казался влюбленным. По крайней мере, он точно был привязан к ней. Девушка мягко улыбнулась и дружески потрепала его по плечу. — Акико, бегом, бегом. Во вторую операционную, — мимо быстро прошел… Нет, пробежал врач, завязывая по пути хирургическую шапочку. — Рампо, а пейджер тебе для чего? — Йосано недовольно цокнула и, уже собравшись бежать за ним, метнула взгляд на онколога, чуть скривилась и, глубоко вздохнув, обратилась к Федору, — Вы только без глупостей… 367 палата, — Он уж было сорвался с места, как вдруг она резко схватила его за халат, — Надеюсь, это не была ошибка. — Не переживайте, — взяв Акико за руку, он дернул халат, вытащив его из её хватки, и направился в 367 палату. В то время как Йосано, ускорив шаг, тоже завязывая по пути шапочку, направилась в операционную, оставив бедного влюбленного медбрата совершенно одного.        У входа в палату онколог остановился. Ему резко стало нехорошо. Почему-то сердце забилось быстро-быстро, закружилась голова, и в пальцах появился тремор. Но, сделав пару глубоких вдохов, Федор смог успокоиться. Он шагнул в палату. Солнечный свет приятно заливал комнату. И лежала она… Похожая на ангела… Её словно политые золотом шёлковые волосы лежали растрепанные на белоснежной подушке, белоснежной была и её кожа, на её фарфоровом лице не было ни намека на румянец, лишь краснели пухлые губы. Ангел… Залюбовавшись, он не сразу услышал слабый голос. — Что ты тут делаешь? — Агата приоткрыла глаза. — Тебя навещаю, — Дост заправил прядь фиолетовых волос за ухо. Он подошел ближе, аккуратно, словно боялся навредить ей, положил ладонь на её руку, чуть выше запястья. Она показалась такой холодной… — У тебя все такие же горячие руки, — она тяжело выдохнула. Все тело болело, а она чувствовала себя такой уставшей. Из её глаз тихо потекли слезы. Тогда она почувствовала теплую ладонь на своей щеке, аккуратно смахивающую слезинки. — Почему ты ушла? — голос Федора немного подрагивал, — Милая, почему? Это же мой ребенок? Конечно, мой, по-другому быть не может. Так почему ты решила уйти? — Фе… — Сукин ты сын! — именно в этот момент в палату влетел Френсис, — Ты… — прошипел Скотт и бросился на Федора, что вовремя успел подскочить с места, — Да как ты вообще посмел к ней приблизиться?! — Френсис! — Фицджеральд! Одновременно крикнули Агата и Накаджима. Последний только вошёл, и каково было его удивление, когда он увидел нового онколога, которого почти зажимал владелец бара. Фиолетовые волосы Федора падали на лицо, между глазами. Он ухмылялся, наклонив голову набок. — Фицджеральд, пожалуйста, отойди от него, — Кристи пыталась сесть, но резкая боль пронзила её. И она смогла лишь сжаться от боли. — Не вставай, — Ацуши кинулся к ней, опуская её за плечи, — Вы что тут устроили? — Этот недоносок… — блондин зло тыкнул пальцем в широкую грудь Достоевского. — Френсис! — недовольно буркнула девушка. — Она потеряла ребенка! А ты заявился, как ни в чем не бывало! — Скотт кричал, размахивая руками. — Успокойся, пожалуйста, — Ацуши повысил голос, и все от неожиданности замерли. — Я пришёл, потому что это был мой ребенок, — тихо и спокойно проговорил онколог. — Что? — глаза Френсиса стали похожи на блюдца. — Я — отец ребенка, — белки глаз Френсиса покраснели, он с молниеносной скоростью вытянул руку, и пальцы сжали тонкую шею Федора. — Это правда? — разъяренный блондин повернулся к Агате. — Одно твоё слово — и я его прикончу. Только скажи. — Френи... Не надо, это того не стоит. — Он ведь опять довел тебя до слез. Ты все ещё любишь его? — его пальцы сжались сильнее, так, что Досту пришлось приподнять голову, дабы хоть как-то получать воздух. — Пожалуйста, отпусти его, — блондинка попыталась встать, но Ацуши не позволил ей это сделать. — А я вас прошу не устраивать тут разборки, а вообще, давайте выйдем, - он замолк и почувствовал, как Агата благодарно сжала его руку. Ацу остался стоять, наблюдая, как Френсис недовольно разжал пальцы, а Федор поправил халат. Потом все трое вышли из палаты, и Накаджима продолжил. — Мне нужно лечить пациентов и готовиться к выпускному экзамену интернатуры, а я пытаюсь сделать так, что бы два альфа-самца не переубивали друг друга и не навредили пациентке, которая, между прочим, пережила сильнейшее горе и тяжелую операцию. Хватит. Доктор Достоевский, кажется, у Вас должны быть дела. Все же Вы заведуете онкологией, а ты, — он обратился к Френсису, что стыдливо опустил глаза, - Ты должен показать ей, что ты рядом. Ей нужна забота, а не семейные разборки. И пойми, что он, как отец ребенка, имеет право быть рядом с ней, — Скотт кивнул. — Извините меня за грубость. Но вы могли навредить ей, а она и моя подруга тоже.       Достоевский, что до сих пор стоял молча, ответил что-то вроде "Я понимаю", поблагодарил и, похлопав интерна по плечу, отправился "по делам". Сам Ацуши, откланявшись, решил взять карточки по подготовке к экзамену и, набравшись смелости, пойти к Акутагаве. А там уж, если он позволит, Ацу планировал позаниматься. В коридорах было аномально тихо. Тихо и пусто. Монотонно пикали приборы, капали капельницы, был слышен звук сжимающихся мешков в аппаратах ИВЛ. В гинекологии было больше людей и звуков. В послеоперационной кардиологии будто остановилось время. Интерн искал палату. А когда оказался у цели — удивился, ибо в палате не было посетителей. Вокруг пациента лежала куча подарков, цветов, еды. Сам Рю находился среди всей этой флоры. Лежал, держа в руках цветок, — видимо, он ранее вытащил розочку из букета. Но неожиданный гость заставил отвлечься от замысловатых лепестков. — О, — Аку поднял брови, — А я тебя ждал. — Сколько же кубиков тебе дали? — Ацуши издал тихий смешок. — Раз ты такой милый — думаю, много, — лицо ординатора немного перекосило — он улыбался. — Ну, раз я милый, то тогда я могу остаться? — Конечно! — голос Рюноскэ был как никогда радостным. Он отложил цветочек на тумбу рядом с койкой и повернулся на бок, лицом к креслу, куда садился интерн. — Экзамен? — парень вытянул руку, кладя её на ближнее колено Ацуши. — Да... — интерн покраснел и попытался убрать руку, но попытки оказались безуспешны. Аку решил настоять на своем, вцепившись в коленку. — Не убирай. — Хорошо, только сжимай не так сильно, — он положил карточки в сторону и, слегка погладив руку Рю, глубже опустился в кресло. — Ты такой красивый... Я стал часто об этом думать. У-у-у-у... — он резко дернулся, немного привстав, — А может, ты мне нравишься? О... — Да? Думаешь? — он слегка рассмеялся, но быстро замолчал, увидев, насколько было серьезно его лицо. — Погоди, ты серьезно? — Ты... ты можешь меня поцеловать? — Что? — Ацуши сел, склонившись вперед, ближе к койке. — Пожалуйста, поцелуй меня, — Акутагава убрал руку с коленки, коснувшись теплой щеки интерна, и потянулся ближе к нему. — Погоди, мне кажется, это непра... — он не успел договорить, Рюноскэ был слишком близко — настолько, что Накаджима мог тщательно рассмотреть даже малейшие детали его лица... Ох, а как красивы оказались его глаза. — Ты что-то хотел сказать? — взгляд Аку опустился на приоткрытые розовые губы. — Нет... — он подался вперед, легко касаясь теплых губ. Нежный, невинный поцелуй. Такой девственный и аккуратный. Оба боялись спугнуть друг друга, а Акутагава так ласково обхватил Ацу, будто он фарфоровый сосуд и вот-вот разобьется. Но постепенно они оба посмелели, Рю перехватил инициативу, углубляя поцелуй. — Подожди... — интерн отстранился, отодвинув от себя парня. — Ты все равно этого не вспомнишь, вряд ли. А ты сделаешь мне больно, ведь ты мне тоже нравишься.       Он отвернулся, склонив голову. Кажется, у него заслезились глаза. Акутагава молча лег обратно. Лишь через некоторое время, когда уставший интерн внезапно уснул, он взял его за руку. Рюноскэ лежал, понемногу приходя в себя, думал о том, как не смог проконтролировать себя, и что желательно снять помпу, чтобы ни у кого не было возможности снова накачать его лекарствами.

***

      Тем временем Чуя вспомнил про ещё одного пациента, про которого, кажется, как бы это ни было удивительно, все забыли. — Как Вы себя чувствуете? — Накахара прошел в палату. — О, какие люди... Даже не Акутагава или медсестры, а Вы сами явились сюда? — Осаму, потерев глаза, медленно приподнялся в кровати. — Поменьше вот этого всего — и я буду чаще заглядывать, — рыжий снял с шеи фонендоскоп. — Обещаете? — Дазай подался вперед, обняв руками колени. Холодный металл стетоскопа коснулся его спины, из-за чего тот резко дернулся. — Холодно? — Чуя положил ладонь на место, где пару секунд назад лежала головка стетоскопа, а её саму сжал в другой руке, согревая. Осаму притих, его кожа пылала, а голова жутко болела. — Все хорошо? — ответа не последовало. Врач чувствовал то жгучее тепло, исходящее от его тела. Накахара гладящим движением опустил руку ниже. Возникло какое-то неприятное, настораживающее чувство. — Эй, Дазай? Ты в порядке? — он наклонился, пытаясь заглянуть пациенту в лицо. Глаза прикрыты, а дыхание хриплое и прерывистое. — Я... нормально... — Сам-то веришь в то, что сказал? — Чуя, не убирая ладонь со спины, лишь подняв её на уровень шеи, второй рукой, державшей ранее стетоскоп, провел под плечами, со стороны груди, как бы обнимая пациента. — Я сейчас тебя положу, а потом вколю антибиотик. Лежа на спине дышать было легче. Но это не особо изменило то, как ужасно Дазай себя чувствовал. Он не особо понимал, что происходило, но одно он понял точно — к нему обращались не в официальной форме, а на "ты", что в какой-то мере нарушало врачебную этику. Чуя, закончив всё, что должен, крепко сжал его ладонь. — Я знаю, что ты бы хотел, чтобы я остался, — он тяжело выдохнул, смотря на вялые кивания. — И я бы остался, но не могу. Пока есть дела. Но я обещаю, что буду заходить чаще, — Чуя уж было собрался уходить, как почувствовал слабое сжатие. Дазай старался удержать его. Он смотрел таким... испуганным и недоверчивым взглядом... Хирург обхватил его ладонь обеими руками. — Я правда приду еще... — и он ушел, всё время бормоча под нос: «Что же всё-таки с тобой случилось...»