illness of life

- Пора просыпаться. - Голос долетает до меня откуда то издалека. Другой, мамин, звучит ближе. Он где-то рядом. Я делаю глубокий вдох, и мир проступает из тумана, обретает четкость, а в голове яснеет. В поле зрения появляется мамино лицо, рядом папино. Я вижу их и моргаю. Жив! Получилось. Да, проснулся, но чувствую себя таким вымотанным. - Как ты себя чувствуешь? - спрашивает папа, и я отвечаю невнятным сонным ворчанием и улыбаюсь обоим. Стук в дверь, и, толкая перед собой предназначенную для меня коляску, входит Джули. Слава богу. Какое счастье - вернуться в свою палату, в свою постель. Поднимаю руку, выставляю большой палец, как будто голосую на дороге, и кричу: - Подбросите? Джули смеется, папа помогает мне перебраться с каталки в коляску. Болеутоляющее мне дали, должно быть, какое-то очень сильное, так что я не чувствую даже свое лицо. - Мы заглянем попозже, - говорит папа. - Проверить, как ты. Вот так да. Мы. Мы заглянем попозже? - Э... я случайно не в альтернативной вселенной проснулась? - Тру глаза, щурюсь и смотрю поочередно на обоих. Мама улыбается, гладит меня по голове и переглядывается с папой. - Ты же наш сын, Хось. Всегда ним был и навсегда останешься. Открываю рот, чтобы что-то сказать, но не нахожу слов. К тому же и сил, чтобы связать в предложение несколько слов, уже не хватает. Я только киваю и безвольно опускаю голову. - Отдохни, поспи. - Мама целует меня в лоб. Мы едем по коридору к лифту, и держать глаза открытыми становится всё труднее - веки тяжелее мешка с картошкой. - Уф, Джули, я совсем выдохся. - Скашиваю глаза и вижу рядом с собой, на уровне плеча, ее беременный живот. Двери лифта открываются, и она заводит меня в палату и блокирует колёса коляски. - И кожа, и трубка выглядят намного лучше. Во второй половине дня можно будет встать. Но будь осторожен, постарайся не делать лишних движений. Джули помогает мне подняться, сойти с коляски и забраться на кровать. Руки и ноги тяжелые, как будто к ним привесили свинцовые гирьки. Джули поправляет подушку, и заботливо подтягивает одеяло. - Тебе о своем ребенке надо заботиться, - печально бормочу я и сонно зеваю. Джули осторожно присаживается на край кровати и вздыхает: - Мне понадобится помощь. Я же одна. - Она улыбается мне, и ее голубые глаза теплеют. - Не могу представить никого, на кого бы смогла так положиться. Я протягиваю руку и тихонько похлопываю пальцами по ее животу - раз и два - и довольно улыбаюсь. - Буду самым лучшим дядей. Хах, если только можно будет. Дядя Хо? Дядя? Я сонно ворочаюсь, и Джули чмокает меня в лоб и выходит, бесшумно закрывая за собой дверь. Голова тонет в подушке, я обнимаю панду, бросаю взгляд на боковой столик и закры... Стоп! Я сажусь, тянусь к столику и ухватываю перевязанную красной лентой сложенную из бумаги коробочку. Тяну за ленту, и коробочка раскрывается, превращаясь в яркий самодельный букет цветов - пурпурных лилий, розовых гортензий и белых полевых. Впечатление такое, будто ожил один из рисунков Чонгука. Юнги. Я улыбаюсь, осторожно кладу букетик на место и шарю рукой в поисках телефона. Поиск нужного номера в списке контактов требует полной сосредоточенности. Я касаюсь пальцем кнопки вызова, слушаю гудок и попадаю на голосовую почту. К этому моменту глаза уже закрываются. Я вздрагиваю, услышав сигнал, и заплетающимся голосом говорю: - Это я. Хося. Не звони мне, ладно? Я только что из операционной и жутко устал. Позвони, когда... когда получишь... Нет, нет, не надо. Ладно? Не звони, потому что если я услышу твой сексуальный голос, то уже не смогу уснуть. Да. В общем, позвони, о'кей? Вожусь с телефоном, жму кнопку отбоя, поворачиваюсь на бок, подтягиваю одеяло и снова обнимаю панду. Засыпаю, глядя на бумажные цветы. Из глубокого, послеоперационного сна меня вытаскивает звонок телефона. Я поворачиваюсь, открываю глаза - веки уже не такие тяжелые, как бытия - и вижу, что по Фейстайму звонит Чимин. После нескольких попыток нажимаю наконец на зелёную кнопку, и на экране появляется его лицо. - Ты жив! Я улыбаюсь, протираю глаза и сажусь. Сонливость еще осталась, но эффект болеутоляющих ослабел, и голова уже не ощущается как посаженное на плечи пресс-папье. - Привет. Живой. - Глаза ползут на лоб при виде чудесного букета бумажных цветов на боковом столике. - Трубка в порядке. Юн. Смутно припоминаю, как развязывал ленточку. Быстро просматриваю сообщение. Два от мамы. Три от Тэхёна. Одно от Джина. Четыре от папы. Все интересуются, как я себя чувствую. И ни одного от Мина. Сердце падает на двадцать этажей. - Ты разговаривал с Юнги? - слегка нахмурясь, спрашиваю Чиму. - Нет. - Он качает головой и вроде бы хочет что-то сказать, но не говорит. Делаю глубокий вдох, закашливаюсь, и бок отзывается болью. У-у-у. Потягиваюсь. Да, больно, но терпимо. В Инстаграме сообщение. Открываю и вижу, что это ответ от Майкла, поступивший, пока я спал. Накануне вечером он спрашивал, как дела у Пака, что с его бронхитом. И - а вот это уже сюрприз - собирается ли он навестить родителей в Испании. А я даже не знал, что у него вообще такие планы. Мы проболтали едва не час - о том, как Майкл рад, что Чимин в больнице не один, а со мной, и какой Чим вообще молодец, и как он, Майкл, за него переживает. - Мне Майкл звонил. - Я переключаюсь на Фейстайм и наблюдаю за реакцией Пака. - Что? - он удивленно таращится на меня. - Почему? - Спрашивал, как ты, все ли в порядке. - Чимин делает каменное лицо. - Майкл милый и, кажется, любит тебя по-настоящему. Он закатывает глаза: - Ясно, выздоровел. Снова лезешь в мои дела. Чим упускает шанс. Потому что боится. Боится пойти до конца. Боится впустить кого-то во всю ту фигню, в которой мы живём. Мне самой знаком это страх. Но бойся или не бойся, а самое страшное может случиться само по себе. Не хочу больше бояться. - Вот что я тебе скажу. - Пожимаю небрежно плечами, хотя говорю всерьез. - Для него неважно, что ты болен. - Это правда. Майклу наплевать, что у Чимы КФ. Ему плохо от того, что он не может быть с Паком. Больной кистозным фиброзом не знает, сколько времени ему осталось. Но точно также он не знает, сколько времени осталось любимым и близким. Мой взгляд снова притягивает бумажный букетик. - Позвони, когда в голове прояснится. - Он бросает на меня сердитый взгляд дает отбой. Я посылаю сообщения родителям, говорю, чтобы они отправлялись домой и отдохнули, потому что день уже близится к вечеру, а мне еще нужно немножко поспать. Папа и мама и без того провели здесь бо́льшую часть дня, и я совсем не хочу, чтобы они ждали, когда я проснусь, - пусть лучше позаботятся о себе. Мои предложения, однако, встречают сопротивление. Через несколько минут в дверь стучат, а потом в комнату заглядывают сразу двое. Вместе. Припоминаю, что уже вроде бы слышал «мы», когда проснулся в первый раз. После смерти Гука они ещё ни разу не выступали единым фронтом. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает мама, улыбаясь и целуя меня в лоб. Я подтягиваюсь, сажусь повыше и качаю головой: — Послушайте, вам действительно надо идти. Вы здесь уже… — Мы твои родители, Чони. И пусть мы не вместе, но ради тебя мы оба здесь, — говорит папа и кладет мне руку на плечо. — Для нас ты всегда на первом месте, но в последние месяцы мы... определенно проявили себя не лучшим образом. — Эти месяцы были трудными для всех нас, — добавляет мама и обменивается с ним понимающим взглядом. — Но только не старайся ради нас, ладно? Мы твои родители, милый, и больше всего на свете хотим, чтобы ты был счастлив. Я киваю. Вот уж чего не ожидал так не ожидал. — Между прочим, — говорит папа и садится на стул возле моей кровати, — суп был прекрасный. Можете говорит что угодно о кафешной еде, но здесь делают настоящий суп из брокколи с чеддером. Мы с мамой смотрим друг на друга, я улыбаюсь, а улыбка вытягивает глубокий, и самого живота смех, который мне приходится сдерживать. Печаль остается, но столько груза слетает с плеч, и я впервые за долгое время вдыхаю чуточку легче. Может быть сегодняшняя операция в конце-концов пошла всем на пользу? Родители уходят, и я закрываю глаза и дремлю ещё недолго, а когда через час снова просыпаюсь, понимаю, что наркоз рассеялся окончательно и в голове полная ясность. Медленно сажусь, потягиваюсь, прислушиваюсь к боли в боку. Поднимаю рубашку. Покраснение ещё осталось, припухлость тоже заметна, но в целом область вокруг трубки уже выглядит в миллион раз лучше. Взгляд снова натыкается на бумажные цветы. Я улыбаюсь, встаю с постели и перевожу дух. Легкие работают с натугой и на вход, и на выход, и в помощь им я беру с прикроватного столика кислородный концентратор и вставляю в нос канюлю. Отправляю сообщение Тэ и Джину, даю им знать, что всё в порядке, и прошу не беспокоиться. Я жив и здоров на все сто. Ну или на уже привычные 35. Я переодеваюсь, натягиваю леггинсы и линялую футболку, которую Чонгук купил мне, когда ездил в Большой каньон. Смотрю на себя в зеркало и вижу, что тёмные круги под глазами сегодня выглядят темнее, чем когда-либо за последние месяцы. Быстро расчесываю волосы - получилось не так хорошо, как я надеялся. Взглянув в зеркало, удовлетворенно киваю. Потом достаю из нижнего ящика сумку где лежала упаковка с патчами, ох, как обрадуется Юн, увидев меня живым. Может, он даже захочет поцеловать меня? Господи, о чем это я. Конечно, этого никогда не случится, но почему бы не помечтать? Замечаю на щеках румянец и посылаю ему сообщение с просьбой встретить меня через десять минут в атриуме. Подтягиваю на плече лямку портативного концентратора, иду к лифту, поднимаюсь, перехожу в корпус 2 и уже по лестнице спускаюсь в Атриум, занимающий всю заднюю половину здания. Сажусь на скамейку, не спеша оглядываю деревья, кустики и каменный фонтан, негромко журчащий за спиной. Сердце уже колотится в предчувствии скорой встречи. Ещё несколько минут, и я увижу его. Дрожащей от волнения рукой достаю телефон и проверяю время. С того момента как Мин получил сообщение, прошло уже десять минут, а его всё нет и нет. Посылаю еще одно: Я на месте. Ты получил мое сообщение? Где ты? Проходит ещё десять минут. И ещё столько же. Может, задремал? Или друзья свалились на голову и он позабыл проверить телефон? За спиной у меня открывается дверь, и я оборачиваюсь с улыбкой - наконец-то! - и вижу Чимина. А он что здесь делает? Чим смотрит на меня, и лицо у него донельзя серьезное. - Юнги не придет. - Что? - вырывается у меня. - Почему не придет? - Не хочет тебя видеть. Он не придет. Не хочет меня видеть? Что? Пак протягивает пачку салфеток, я беру и растерянно хмурюсь. - Он попросил меня сказать тебе, что с той ерундой между вами покончено. Шок, обида и боль сменяются злостью, настоящей и сильной, такой, от которой скручивает живот. Зачем же тогда он пел мне песенку Гука перед операцией? Зачем сделал и послал тот чудный букетик бумажных цветов, если с ерундой покончено? Горькая слеза разочарования выкатывается на щеку, и я рву упаковку и сердито вытираю глаза. - Ненавижу его. - Нет, не ненавидишь. - Чимин прислоняется к стене и смотрит на меня. Голос у него мягкий, но решительный. Я нервно смеюсь и качаю головой: - То-то, наверно, посмеялся над помешанным на контроле дураком из 302-й, да? Сам сказать не пожелал? Посмеяться в лицо не решился? Не похоже на него. - Фыркаю и умолкаю. Даже при том, что я раздражен и сердит, есть ощущение неправдоподобности случившегося. Что-то здесь не так. - Он в порядке? Ничего не случилось? - Чим качает головой: - Нет, не случилось. Заминка. Мой друг отводит взгляд в сторону журчащего фонтана, потом снова поворачивается ко мне: - Небольшое уточнение. Джун случился. Пак рассказывает о подслушанном разговоре в коридоре, о том, как Нам налетел на Юна, о риске заражения, которое может убить нас обоих. Я даже не даю ему закончить. Сколько мне еще жить, опасаясь всяких «а что, если»? Моя жизнь сводится к исполнению режима, слежению за показателями, а если принять во внимание только что перенесенную операцию, то риск заразиться и умереть никогда и не уменьшится. Каждая минута моей жизни это «а что, если», и с Мином всегда будет то же самое. Но одно уже могу сказать точно: без него будет по-другому. Прохожу мимо Чимина, толкаю тяжелую дверь, поднимаюсь по лестнице и иду по переходу к лифту. - Хосок, подожди! - кричит он вслед, но мне нужно увидеть Юнги. Пусть он сам скажет мне, чего хочет. Снова и снова тычу пальцем в кнопку вызова, но кабина не спешит. Оглядываюсь и вижу Пака, идущего ко мне со сконфуженным лицом. Кашляя и держась за бок, поворачиваю к лестнице; от боли начинает кружиться голова. Еще одна дверь, ступеньки... Я торопливо спускаюсь вниз. Вот и наш этаж. Открываю двойную дверь, подхожу к палате 315 и решительно стучу. Бросаю взгляд в сторону сестринского поста - к счастью, там никого нет. - Мин Юнги! - выдыхаю из последних сил. - Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной. Тишина. Но я знаю, что он там. Слышу, как Чим топает по коридору. Подходит, останавливается в полутора метрах. - Чон... - Он качает головой и хватает ртом воздух - погоня за мной далась ему нелегко. Я не отвечаю. Снова стучу, уже громче. - Юн! - Уходи, Хося, - доносится через дверь. - Пожалуйста. Пожалуйста. Что-то есть в том, как он это произносит. Что-то особенное. Желание, глубокое и сильное, и тоска. Как же мне надоело жить не живя! Как я устал от неисполнимых желаний! Да, нам многое нельзя, но это ведь можно. Я точно знаю. - Юнги, открой дверь, чтобы мы могли поговорить. Проходит, наверно, минута, прежде чем дверь приоткрывается ровно настолько, что мне была видна его тень на полу. Мин не выходит, и тогда я, как всегда, отступаю к дальней стене. - Я отойду, ладно? К самой стене. Этого будет достаточно. - К глазам снова подступают слезы, и я стараюсь загнать их обратно. - Не могу, - негромко говорит он, и я вижу через щелку его руку в дверном проеме. - Почему? Послушай, перестань... -Ты знаешь, что я этого хочу, - Твердо перебивает Юн. - Но не могу. Нам нельзя... - Голос у него срывается, и в этот момент я понимаю, что с «ерундой» между нами не покончено. Она только начинается. Я делаю шаг к двери, потому что сильнее, чем когда-либо, хочу увидеть его сейчас. - Юни... Дверь закрывается у меня перед носом, щелкает задвижка. Я ошарашенно смотрю на дверь и чувствую себя так, словно из меня вышибли дух. - Может, так оно и лучше, - слышится решительный голос у меня за спиной. Поворачиваюсь и вижу Пак, который смотрит на меня печальными глазами. - Нет, не лучше. - Я качаю головой. - Нет. Я смогу с этим разобраться. Должен. Просто нужно что-то… Я умолкаю, не договорив, и опускаю голову. Какой-то выход должен быть. - Мы не обычные люди, - мягко добавляет он. - Мы не можем так вот рисковать. Я вскидываю голову, обжигаю его сердитым взглядом. Надо же, и Чимин против нас. - А, перестань! Вот и ты туда же. - Просто прими то, что есть! - раздраженно бросает он. Несколько секунд мы смотрим друг на друга, потом Чим качает головой. Мин - мятежный дух. Такой же отчаянный, как и Чонгук. В груди у меня холодеет. - Хочешь указывать, как мне быть и что делать со своей жизнью? - кричу я. - А как быть с твоей? Ты и Тим. Ты и Рик. Маркус. Майкл. Он напрягается, стискивает зубы: - Не надо, Хося. Не трогай это. - А я буду! Буду трогать! Они все знали, что ты болен, и все равно любили тебя. Но ты же постоянно убегал. Не они, а ты. Каждый раз. -Я качаю головой и, уже понизив голос, с вызовом спрашиваю: -Ты чего боишься? - Ты сам не понимаешь, что говоришь! - кричит уже он, и в его голосе гремит такая ярость, что я понимаю: да, задел за живое. Подхожу ближе и смотрю прямо ему в глаза. - Ты все испортил. Ты загубил все шансы на любовь, какие только тебе выпадали. Так что, пожалуйста, придержи свои советы при себе. Я разворачиваюсь и, печатая шаг, марширую в свою комнату, и воздух в коридоре звенит от гнева. За спиной у меня громко хлопает дверь, и звук эхом разносится по всему коридору. Я в отместку хлопаю своей. Стою посредине комнаты, смотрю на закрытую дверь в полной тишине, и только легкие хрипят на вдохе и выдохе и колотится сердце. Ноги слабеют, подгибаются, и я опускаюсь на пол под тяжестью всего случившегося за день - операция, Юнги, Чим. И все-таки какой-то выход должен быть. И он есть. Нужно только его найти. Следующие несколько дней проходят как в тумане. Родители навещают каждый по отдельности, а потом, после полудня в пятницу, снова вместе и общаются между собой если не дружески, то уж точно тепло. Я говорю по Фейстайму с Джином и Тэхёном, но только коротко, когда им удается находить свободные минутки. Я брожу по больнице, выполняю положенные процедуры, но делаю это равнодушно, как будто меня они не касаются. Никогда еще мне не было так одиноко. Я игнорирую Пака. Юн игнорирует меня. Стараюсь придумать что-то, поправить положение, но в голову ничего не приходит. Вечером в четверг, когда я сижу на кровати и в миллионный наверно раз гуглю В серасіа, за дверью что-то звякает. Хмурюсь - что бы это могло быть? Подхожу, медленно открываю дверь и вижу баночку с красиво написанным ярлычком: ЧЕРНЫЕ ЗИМНИЕ ТРЮФЕЛИ. Я наклоняюсь, поднимаю, снимаю розовый клеющийся листочек и читаю: Ты прав. Но только в этот раз. Чимин! И сразу становится легче. Впервые за четыре дня губы сами растягиваются в непринужденную улыбку. Поднимаю голову и слышу, как дальше по коридору хлопает дверь. Хватаю телефон и торопливо набираю номер. Чим отвечает на первом же гудке. - Тебе купить пончик? -спрашиваю я. Мы встречаемся в общей гостиной, и я покупаю в автомате пакет его любимых шоколадных мини-пончиков. Бросаю пакет Паку - он уже сидит на диванчике в нише у окна. Он ловит и говорит спасибо, а я покупаю еще один пакет для себя. - Пожалуйста. - Я устраиваюсь напротив, и Чимин пытается убить меня взглядом. - Идиот. - Придурок. Мы ухмыляемся друг другу, и ссора считается официально законченной. Чим вскрывает пакет, достает пончик, откусывает. - Да, боюсь, - признается он в ответ на мой взгляд. - Знаешь, что получит тот, кто меня полюбит? Ему придется платить за мое лечение, а потом он увидит, как я умру. Как по-твоему, это справедливо? Слушаю его и понимаю, откуда такие рассуждения. Думаю, с этим сталкиваются большинство живущих со смертельным заболеванием. С чувством, давящим, как бремя. Я знаю это по себе; последние месяцы у меня было то же самое с моими родителями. - Страховка. Лекарства. Пребывание в больнице. Хирургические операции. Неполное страховое покрытие по достижении восемнадцати лет. - Пак вздыхает, и голос у него срывается. - И то? Грузить на Майкла эти проблемы? На мою семью? Болезнь - моя, Хосок. И проблема - моя. Из уголка глаза выкатывается слезинка, и Пак быстро смахивает ее рукавом. Я наклоняюсь вперед - так хочется помочь ему, но, как всегда, не нарушаю дистанцию и только улыбаюсь: - Эй, может, заставишь Мина жениться на тебе? Он богатый. Чимин фыркает: - Он разборчивостью не отличается. Ему ты нравишься. Я бросаю в него пончик и попадаю в грудь. Он смеется, но недолго, и снова становится серьезным. - Извини. Мне жаль, что у вас с Юнги не сложилось. - Мне тоже. Я сглатываю и цепляюсь взглядом за заполненную сообщениями и уведомлениями информационную доску над его головой. Правила личной гигиены сопровождаются рисунками, показывающими, как правильно мыть руки и кашлять в общественном месте. В голове у меня зарождается идея. Список дел придется дополнить еще одним пунктом.