illness of life

Выходим из бассейна, и пока ночь перетекает в раннее утро, наши волосы медленно сохнут. Проходим мимо всего того, что я миллион раз видел за годы, проведенные в Сейнт-Грейсиз. Дремлющие охранники, хирурги, сердито трясущиеся торговые автоматы в вестибюле, тот же белый кафельный пол, тот же неяркий свет в коридорах — и все кажется совсем другим, когда рядом со мной Юнги. Это как видеть все впервые. Не знал, что такое возможно — смотреть на привычные вещи другими глазами. Медленно идем мимо кафетерия и останавливаемся перед огромным боковым окном, подальше от случайных прохожих, и смотрим, как постепенно светлеет небо. По ту сторону стекла все еще тихо. Мои глаза находят далекие огни, горящие в парке. Я глубоко вздыхаю, показываю на них: — Видишь те огни? Повернувшись ко мне, Юн кивает, после бассейна его волосы растрепались. — Ага. Я всегда смотрю на них, когда сижу на крыше. Снова перевожу взгляд на огни; он наблюдает за мной. — Мы с Чонгуком каждый год ходили туда. Он называл эти огни звездами, потому что их было так много. — Я улыбаюсь, потом смеюсь. — Родные называли меня звездочкой. Мне слышится голос Гука, называющий меня так. Я чувствую боль, но не острую. — Он загадывал желание, но никогда не говорил мне какое. Отшучивался, что если скажет, то оно никогда не исполнится. — Маленькие точки огней мерцают вдали, зовут меня, словно Чонгук уже там. — Но я и так знал. Он загадывал новые легкие для меня. Вдыхаю и выдыхаю, ощущая это постоянно присутствующее усилие, с которым мои легкие наполняются и спадают, и размышляю, каково это будет —дышать новыми легкими. Легкими, которые за короткое время изменят жизнь, какой я ее знаю. Легкими, которые действительно работают. Которые позволят мне дышать, бегать, которые дадут больше времени для того, чтобы по-настоящему жить. — Надеюсь, ешл желание исполнится, — говорит Мин, и я прислоняюсь головой к холодному стеклу, искоса глядя на него. — Хочу, чтобы моя жизнь была не напрасной, — высказываю я свое желание подмигивающим огонькам. Юнги пристально смотрит на меня: — Твоя жизнь это все, Хосок. Ты действуешь на людей сильнее, чем думаешь. — Он касается груди, кладет ладонь на сердце. — Я сужу по собственному опыту. От моего дыхания стекло запотевает; я рисую на нем большое сердце. Мы смотрим друг на друга в отражении стекла, и я чувствую, как притягивает меня к нему через разделяющее нас пространство. Притягивает к нему мою грудь, руки, кончики пальцев. Больше всего на свете мне хочется поцеловать его. Вместо этого я нагибаюсь и целую его отражение на стекле. Он медленно поднимает руку, касается своих губ пальцами, словно ощутил поцелуй, и мы поворачиваемся друг к другу. Смотрю на него, а солнце показывается над горизонтом, отбрасывая теплый румянец на его щеки, заставляя гореть глаза, которые наполнены чем-то новым и в то же время таким знакомым. У меня начинает покалывать кожу. Он делает шажок навстречу; его рука в перчатке медленно скользит по бильярдному кию, глаза насторожены, и у меня начинает колотиться сердце. Делаю движение приблизиться, украсть еще несколько дюймов, оказаться к нему как можно ближе. Но у меня звонит телефон. Он вибрирует и вибрирует, и волшебство момента улетучиваются, как воздушный шарик. Выхватываю телефон из заднего кармана, вижу сообщение от Чимина и чувствую облегчение, смешанное с грустью, потому что мы с Юном снова отдаляемся друг от друга. SOS. Джун ищет вас обоих!!! ГДЕ ВЫ, РЕБЯТА? Господи. Меня переполняет паника, и я гляжу на Мина, широко раскрыв глаза. Если он застанет нас вместе, нам не видать второго свидания. — О нет, Юнги. Нас ищет Нам! Что делать? Мы максимально далеко от нашего крыла. Какую-то долю секунды он тоже выглядит растерянным, но потом собирается и супит брови, переключаясь в аварийный режим: — Чон, где он будет искать тебя прежде всего? Я лихорадочно соображаю: — Отделение неонатологии! Западный вход. Намджун зайдет с другой стороны. Если я угадал, то могу успеть вовремя. Киваю головой в сторону лифта и вижу, как медленно закрываются двери. Морщась, прислоняю кий к стене и спешу к лестничной клетке, в то время как Юн бросается в другую сторону, чтобы подняться на наш этаж. С трудом переставляя ноги, пыхтя от натуги, тащусь вверх по лестнице; руки и ноги начинают гореть, но я доволакиваю свое тело до пятого этажа. Поддергивая повыше портативный кислородный аппарат, висящий на плече, вхожу в пустой коридор. Ступни громко шлепают по полу, из груди вырывается учащенное дыхание. Это очень плохо. Джун меня убьет. Ну, сначала Мина, а потом определенно меня. Ощущение такое, что мои легкие поджаривают; ковыляю к двери с большой красной цифрой «пять», поглядывая на западный вход в отделение. Стараюсь вдохнуть как можно больше воздуха и, отчаянно кашляя, открываю кнопочную панель. Руки так сильно трясутся, что я не могу набрать код. Сейчас меня поймают. Слишком поздно. Хватаю правую руку левой, чтобы не дрожала, и набираю 6428. Дверь, щелкнув, открывается, и я бросаюсь на пустую кушетку; в голове все плывет, я крепко закрываю глаза и притворяюсь, что сплю. Не проходит и секунды, как дверь в восточное крыло распахивается, и я слышу шаги, а потом и аромат духов Нама, когда он останавливается прямо возле меня. В груди горит, но я стараюсь сдерживать дыхание и выглядеть спокойной, хотя тело отчаянно требует воздуха. Чувствую, как надо мною веером взметывается одеяло, а потом шаги постепенно удаляются; восточная входная дверь сначала открывается, затем защелкивается за ней. Тут же сажусь, давясь кашлем, от пронзительной боли в груди и во всем теле глаза наполняются слезами. Боль понемногу слабеет, взор проясняется — тело начало получать необходимое количество воздуха. Чувствую огромное облегчение — оно может сравниться только с невероятным количеством адреналина в моей крови. Достаю телефон, отправляю Юнги эмоджи с поднятым вверх пальцем. Через полсекунды он отвечает: НЕ МОГУ ПОВЕРИТЬ, ЧТО НАС НЕ ПОЙМАЛИ. Я смеюсь, тону в теплом диване, треволнения прошедшей ночи заставляют мое сердце парить на мили выше госпиталя. Просыпаюсь от стука в дверь в неудобном уродливом зеленом кресле у окна. Сонно тру глаза, щурюсь на экран телевизора. Уже час дня. Этим объясняется миллион сообщений от Джина, Тэ и Чимы, интересующихся, как я провел прошедшую ночь. Прошлая ночь. Улыбаюсь при одной мысли о ней, чувствую, как меня захлестывает волна счастья. Поднявшись, ковыляю к двери и открываю ее, удивляясь, что по ту сторону никого нет. Странно. Внизу, на полу, нахожу молочный коктейль из буфета, а под ним — записку. Наклонившись, вытаскиваю ее и с улыбкой прочитываю: «Пак сказал, что ты любишь шоколад. Ясно, что у ванили вкус лучше, но пусть так и будет, потому что ты мне нравишься». Он даже нашел время нарисовать мультяшный пьедестал, на котором рожок с ванильным мороженым занимает первое место, оттесняя шоколадное и клубничное. Смеюсь, выглядываю в коридор и вижу Юна в маске и перчатках. Оттянув маску вниз, он строит мне рожицу, но тут из-за угла появляется Джун. Подмигнув, он захлопывает дверь в свою палату, успев исчезнуть прежде, чем он замечает его. Пряча молочный коктейль и записку за спиной, я широко улыбаюсь. — Доброе утро, Намджун! Он поднимает глаза от списка пациентов и смотрит подозрительно: — Уже за полдень. Кивнув, я медленно отступаю в палату. — Конечно, за полдень. Так и есть. — Делаю неопределенный жест свободной рукой. — Знаешь, из-за этого снега трудно определить... который теперь час. Чтобы не сморозить еще какую-нибудь глупость, прикрываю дверь и закатываю глаза. Остаток дня ведем себя тихо, чтобы не вызывать у Намс подозрений насчет нас. Не рискуем даже Скайпом пользоваться; даже не обмениваемся сообщениями. Я устраиваю большое шоу: провожу ревизию своей медицинской тележки и всякий раз, выходя за чем-нибудь необходимым в коридор, подсовываю записку под дверь Мина. В свою очередь Юнги не менее дюжины раз делает вылазки к торговому автомату и передает мне ответы вместе с каждым новым пакетом чипсов или леденцов. «Когда свидание номер два?» — пишет он, и я улыбаюсь, глядя в блокнот и даже зная, на что действительно потрачу день. В блокноте у меня план подготовки его дня рождения‚ который будет завтра.