Первое условие бессмертия

      Роксана как никогда поняла, что человеколюбием не страдает. С утра у нее раскалывалась голова, а на платформе было слишком шумно, слишком людно и слишком пестро. А еще душно.       Первое попавшееся пустое купе было тут же занято, сундук закинут на полку, а дверь демонстративно закрыта, и шторка опущена, тем самым говоря, что посторонних тут не ждут. Этот прием был еще с тех далеких времен ее обучения, когда ученики, увидев опущенную шторку и закрытую дверь, не стремились ворваться в занятое купе. А если уж нужно было, то для начала вежливо стучали и только после решались нарушить покой.       Запирать дверь заклинанием считалось плохим тоном, так что, понадеявшись на людское благоразумие, Роксана была крайне удивлена, когда дверь без стука открылась и на пороге оказался светловолосый мальчишка.       Миссис Реддл непонимающе и даже слегка возмущенно уставилась на вторженца поверх книги и вопросительно приподняла бровь.       — Грязнокровка, — фыркнуло это чудо и захлопнуло дверь, презрительно скривившись.       Сидевшая с книгой в руках Роксана еще с минуту сверлила взглядом дверь купе и задавалась вопросом, не изменяет ли ей способность видеть? Это же был Малфой, так?       Хотелось трагично воскликнуть «О времена! О нравы!».       С каких пор джентльмены игнорируют элементарную вежливость? Во время обучения Роксаны даже чистокровные, несмотря на свое презрение к магглорожденным студентам, не опускались до такого грубого оскорбления. Вежливо и витиевато, чтобы взбесить оппонента, — пожалуйста. И то, мужчины предпочитали ввязываться в перепалки с мужчинами, и любой чистокровный аристократ никогда бы не оскорбил девушку, во всяком случае не так… прямо. Да Мерлина ради! Даже сиятельный Абраксас в свое время мог спокойно подать руку грязнокровке, помогая ей встать, и вежливо пропускал ее впереди себя, предварительно открыв дверь в классную комнату с неизменным и слегка насмешливым «Дамы вперед!».       И ничего, вполне себе спокойно вера позволяла.       Это среди женщин было принято устраивать разборки и баталии с взаимными оскорблениями на грани фола, но тут уже у мужчин действовало правило невмешательства. Разборки среди женщин — это разборки среди женщин. Любой мужчина знает, что в них лучше не встревать. С дам станется объединиться и хорошенько разукрасить мужчину, после чего продолжить рвать косы друг другу.       К ней заглянули за всю дорогу семь раз. И только двое из них постучали, четверо поздоровались и представились сами. И никто не задержался, поспешив покинуть ее общество.       И кажется, никто из них не понял, что означает опущенная шторка на окошке двери. Роксана, у которой с самого утра болела голова, крутанула палочкой и наложила запирающее заклятье где-то на половине пути. Ибо достали.       Первый шаг на ступени Хогвартса, как порыв свежего морозного ветра. После великолепной картины Величественного замка с лодочек, плывущих по озеру, Роксана будто открывает в себе второе дыхание. Оживляется и сбрасывает с себя сонное марево, получая заряд бодрости.       Хогвартс. Дом. Пышущий магией и встречающий ее снова в своих стенах родными невидимыми объятиями, едва не заставляет ее разреветься. Боль в голове отступает на задний план, а Роксана незаметно вдыхает воздух полной грудью, будто никогда не дышала до этого в полную силу.       Дети толпятся перед дверью, переговариваются, пока она, прикрыв глаза, стоит в сторонке, постепенно успокаиваясь. Возможно, ей кажется, но… концентрация магии стала меньше? Или она придирается?       Профессор Макгонагалл что-то говорит, но она не особо слушает, поэтому, когда двери открываются и дети гуськом идут к табурету, взволнованно переговариваясь, она не сразу реагирует и в результате плетется где-то в конце колонны. Песню шляпы Роксана тоже пропускает мимо ушей уже по давней привычке.       — Роксана Нил!       Имя заставило Роксану вздрогнуть и прийти в себя. Она потерянно оглянулась, но тут же взяла себя в руки и направилась к табурету, мысленно ругаясь на себя же, так как отключиться от реальности она решила явно не вовремя.       Шляпа упала на глаза.       — Здравствуй, маленькая леди. Вот уж никогда не думала, что вновь окажусь у тебя на голове, — тихий голос шляпы раздался над самым ухом. — Когда ты была ребенком, ты отчаянно жаждала знаний, чтобы понять и познать окружающий мир. Дотянуться до тайн, скрытых временем и пылью веков. С годами ты приобрела более четкие цели, наметила путь, по которому уверенно шла. Годы шлифовали тебя, как и многих других пришедших сюда юных душ, граня алмазы. Но одно остается в человеческой сути неизменно — сомнения. Ты не лишена благородства и чести, что присуще ученикам Годрика, но также не гнушаешься хитростью. Умеешь ставить цели и достигать их, есть все задатки быть Великой, и тебя бы с радостью принял факультет Салазара. Умна, любознательна, готова полностью отдаться своему увлечению и предпочитаешь творить в тишине и спокойствии, что ценится на факультете Ровены. Верна и предана, готова идти по трупам, если это потребуется, вслед за тем, кого выбрала достойным, и стоять за его плечом до самого конца, этими качествами славится детище Хельги.       — И куда же мне идти? — мысленно спросила Роксана.       — А куда бы ты хотела? Ты уже не ребенок, а взрослая женщина. Гордая, умная, знающая себе цену и свое место. В тебе столько противоречий, достоинств и недостатков, что даже я не могу сказать, где тебе место. Так что выбирай сама. Одно могу сказать, на Гриффиндоре ты узнаешь правду, на Слизерине ты тоже узнаешь правду.       — А как та, что училась на факультете Равенкло, я знаю, что правда у каждого своя.       — Да. Но помни, времена меняются, многое забывается, а правда искажается.       — Спасибо. Я запомню.       — Верно. Добро пожаловать домой, Леди Волан-де-Морт… — тихий голос шляпы раздался в ее голове. — Выбор сделан.

***

      Праздничный пир закончился, ужасное распевание школьного гимна тоже. Речь старост ее не впечатлила, а вот то, что декан Равенкло не пришел сегодня вечером, наоборот, очень обрадовало. Вообще, Филиуса Флитвика Роксана застала как декана на последних курсах. Он как раз начал преподавать в Хогвартсе после выпуска Тома и ухода Армандо Диппета с поста директора. Риск быть узнанной ее не пугал просто потому, что даже если кому и в голову взбредет связать таких личностей, как некогда учившуюся в Хогвартсе Роксану Гейц и магглорожденную студентку первого курса Равенкло Роксану Нил, то их связь будет сложно доказать.       Но все равно некое напряжение ее преследовало.       Роксана, устало выдохнув, стащила с себя сапоги и мантию, после чего стянула форму и несколькими взмахами палочки заставила одежду аккуратно улететь в шкаф. Мягкая кровать на удивление показалась неудобной. Учитывая то, что последние месяцы ей пришлось спать фактически на полу, то, в принципе, и неудивительно.       Хорошо, что человек такая тварь, что к хорошему привыкает быстро.       Спать не хотелось совершенно. Старшекурсники сейчас скорее всего празднуют начало года в гостиной, так что спускаться туда было чревато неприятностями.       Но сидеть в комнате решительно не хотелось. Спустя час, педантично разложив свои вещи и так не дождавшись желанной сонливости, Роксана с тяжелым вздохом забралась на широкий подоконник узкого окна и прикрыла глаза, прислушиваясь к звукам, наполняющим замок.       В груди противно ныло. Острое чувство одиночества, что почти полвека назад ласково обнимало до ужаса похожую девочку на этом же подоконнике, молчаливо почтило Роксану своим присутствием.       Ирония. Она попала на тот же факультет, в ту же комнату.       Аккуратно отодвинув шторку, ведьма протянула руку, пальцами нащупывая неровности и шероховатости. В лунном свете была видна темная кривоватая надпись на камне, выцарапанная чем-то острым.       Роксана.       Она снова маленькая сиротка, сидящая в одиночестве на подоконнике высокой башни, не имеющая ничего за душой.       На этот раз действительно ничего.       Чуть ниже ее имени была еще одна надпись, выведенная с особым старанием.       Том.       История любит повторяться.       Засыпает Роксана только к утру.       Следующий день числился выходным, и к десяти утра сонные ученики выползают из своих комнат под теплым и понимающим взглядом профессора Флитвика, который пришел к своим ученикам с напутственной речью.       Роксана слушает внимательно, а после бежит в сторону библиотеки, чтобы разочарованно бродить среди полок и непонимающе искать глазами некогда стоящие книги.       Их нет.       Просто нет.       Смотря на расписание, она сквозь зубы матерится, так как действительно не верила до последнего, что образование урезали настолько.       Основы магического права, основы этикета, фехтование, основы магической дуэли и дуэльного этикета, основы ритуалистики, основы артефакторики, магические традиции…       И книги. Библиотека Хогвартса! Как можно! Они покусились на святое! Куда? Куда девались книги?!       Роксана потерянно ходит по замку в обнимку с сумкой и нервно кусает губы, чувствуя, да что там, буквально ощущая, что, возможно, из всех присутствующих учеников и профессоров она многим может дать фору по знаниям и умениям.       И она бы рада ими поделиться, но она просто не может этого сделать. Не может рассказать, поэтому мрачной тенью бродит по коридорам, остервенело записывает по памяти эссе для профессоров и даже впервые в жизни понимает Тома.       Тот хотел учить. Давать знания. И мог это делать. Одним махом Дамблдор перечеркнул его стремления и желания.       Это мучительно — находиться среди неучей и не иметь возможности хотя бы дать мотивирующего пинка.       И увлеченная своими мыслями, она не сразу замечает, как становится на собственном факультете изгоем.       И осознание этого в очередной раз выбивает ее из колеи. С каких пор ученикам Равенкло стали интересны окружающие, кто ни коим образом не относится к их интересам, исследованиям и научным проектам?       С каких пор сборище индивидуалистов и одиночек вдруг хоть в чем-то решили объединиться, хотя раньше их с трудом можно было связать общим проектом?       Поэтому, когда третьекурсник, решивший проклясть ее, получает свое же отраженное проклятие и запинается из-за ватноножного, падая с лестницы кубарем, ломая себе кости и прописываясь надолго в больничном крыле, она даже не волнуется по этому поводу. Сам виноват, не она первая начала.       Но вот окружающие так не считали.       И ее, как маленького ребенка, отчитывают чуть ли не перед всем факультетом. На резонное замечание, что он первый начал, поднимается настоящая буря. Ей объявляют бойкот, и старосты говорят, что от ватноножного заклятья ей бы ничего не стало, а вот из-за того, что она его отразила, третьекурсник покалечился так, что его отправили в Мунго.       — Сам дурак, если щит поставить не смог на третьем курсе, — настаивает Роксана. Ведь действительно же — сам дурак!       И чувствует себя полной идиоткой, оказавшись изгнанницей факультета.       Дожила.       С каких пор самозащита стала считаться нападением? Роксана не понимает.       Она вообще ничего не понимает.       И чуть ли не вся школа смотрит на нее с презрением. Надо же, одиннадцатилетка взрослого тринадцатилетнего лба покалечила! Ужас какой!       Да в ее время бы над этим неудачником шутили до конца обучения как минимум. И никто бы не поставил ей в укор, что она смогла защититься. Даже похвалили бы!       — То есть, если вдруг объявится тут, допустим, Темный Лорд и кинет в меня Аваду Кедавру, я должна буду стоять истуканом и ждать, когда она от меня, как от Поттера, рикошетом отскочит?! — раздраженно рявкает она на всю общую комнату факультета. — Отлично! Обрадую вас, леди и джентльмены, вы умрете первыми!       Впоследствии Роксана понимает, что зря она тронула национального героя.       Впрочем, сидеть на краю стола в полном одиночестве ей не в тягость. Но теперь в кандидаты Пожирателей Смерти лидирует не Драко Малфой, а Роксана Нил.       Потрясающе.