Первое условие бессмертия

      Рыжий мальчишка высок, худ и нескладен. Но он ее физически сильнее. Еще он глуп, как и все дети, следует за толпой и подвержен мнению стада. Рон Уизли, яркий, теплый, с веселыми веснушками по добродушному лицу, с торчащими лопоухими ушами в обрамлении непослушных вихрастых волос.       Толчок плечом внезапный, торопливый, скорее всего даже нечаянный, потому что мальчишка на мгновение останавливается, видимо собираясь помочь и извиниться, но, завидев Роксану, останавливается и отворачивается, спеша в сторону Большого зала.       Оно и понятно, за три недели обучения первогодки все еще не успели освоиться и ходили толпой, пытаясь отыскать нужную дорогу. Отставать было чревато, так что…       Роксана неловко поднимается с пола и не спеша собирает рассыпавшиеся вещи из сумки, что так неудачно перевернулась, слетая с ее плеча во время нелепого падения. Болезненно морщится, потирая худое плечо, в которое врезалось такое же острое и оттого более болезненно наносящее удар плечо мальчишки, и тянется за выпавшей книгой, что отлетела из общей кучи вещей дальше, чем другие.       И замирает, растерянно вскидывая голову, замечая сапоги и край темно-лиловой мантии, нелепо ударяясь макушкой об протянутую профессором Квирреллом книгу.       — О-осторожнее, мисс Нил.       — Спасибо, — слегка улыбается Роксана и берет протянутую книгу по рунам, чувствуя себя неуютно и почему-то крайне глупо, что с ней случалось редко.       На ноги она встает без помощи мужчины и еще раз благодарно ему кивает.       — У-увлекаетесь р-рунами? — провожает профессор книгу глазами, когда она убирает ее в сумку.       — Это запрещено?       — Нет, — качает головой мужчина. — Н-но обычно д-дети не увлекаются столь с-сложной наукой.       — Мне интересно, — пожимает худыми плечами Роксана.       — Похвальный интерес.       — Комплимент для студента Равенкло, — хмыкает она.       — Д-действительно. Для нас это к-комплимент, — тихий смешок преподавателя заставляет ее растянуть губы в улыбке.       Профессор Квиррелл был, наверное, самым толковым преподавателем во всей этой школе. Во всяком случае, так считала сама Роксана, а вот другие студенты с ней были не согласны. Но навязывать кому-то свое мнение она не собиралась.       Как, впрочем, и профессор Квиррелл не особо пытался навязывать кому-то свои знания.       Квиррелл заикался, но его заикание Роксану не раздражало. Детям же дай только повод посмеяться, и за смехом они не видели очевидного. А оно лежало перед ними и знающему человеку сказало бы о многом.       Профессор Квиринус Квиррелл колдовал молча. И что самое интересное, иногда забывался и не использовал палочки, небрежно щелкая пальцами при небольшом колдовстве. И это как минимум показывало, что этот человек, с виду робкий и стеснительный, что еще сильнее подчеркивало заикание, очень и очень долго тренировался, чтобы развить эти навыки.       Тут даже не сила волшебника была важна, а его способность чувствовать и тонко манипулировать своей магией. Точечно фокусируя ее на манер палочки и четко представляя результат. Достигалось это только тренировками. Долгими тренировками, и порой большой объем магии в этом только мешал. Тут скорее была тренировка для ума и собственного сознания. Концентрация, четкое представление нужного результата до мельчайших подробностей.       Это вызывало уважение. Немного нелепый молодой мужчина в тюрбане читал лекции с трудом, явно понимая, что из-за заикания его слова не воспринимали всерьез. Так оно и было, поняв, что профессор может только снимать баллы и не рычит, как профессор Снейп, студенты с первого по последний курс вели себя на его лекциях расслабленно, за редким исключением внимательно слушая, о чем он говорит. А говорил он о многом. В его лекциях часто встречались отсылки и интересные замечания по поводу тех или иных существ, но студенты предпочитали в случае чего почитать учебник.       Профессор не настаивал, что было присуще тем равенкловцам, которые молча познавали науки и не пытались кому-то навязать свое мнение. Он спокойно выполнял свою работу и, как-то даже равнодушно относясь к происходящему, лишь изредка обламывал шутников.       Роксана на его лекциях тоже ничего не писала просто потому, что многое знала и так, но, положив голову на парту, за которой сидела в самом темном и дальнем углу, чуть прикрыв глаза, слушала. И почему-то иногда, на редких парах по Защите от Темных Искусств, ей казалось, что голос Квиррелла приобретал смутно знакомые интонации и паузы между абзацами, предложениями и словами.       Но стоило только прислушаться, и это чувство неясного узнавания куда-то пропадало.       А еще, как оказалось, с ним было приятно молчать и не спеша идти по коридорам Хогвартса, не испытывая при этом никакого дискомфорта.       — Х-хорошего вечера, мисс Нил, — кивнул напоследок профессор.       — И вам, сэр.       Роксана повернула в сторону Большого зала, а профессор пошел куда-то по своим делам дальше. Выглядел он каким-то усталым и, кажется, слегка больным. А еще от него едва заметно пахло… кладбищем. Сухим спертым воздухом и пылью с оседающей сладостью на языке. Склепом. И иррациональный холодок бежал по коже, когда Роксана стояла рядом с ним.       Но этот факт не особо удивил ее. Те, кто знают защиту от Темных Искусств, наверняка сами увлекаются ими. А некромантия пусть и запретная на островах наука, но за всеми не уследишь. Не ее это дело, если Квиррелл по ночам что-то делает на кладбище. Возможно, просто расхитительством гробниц и мародерством увлекается.       К концу октября профессор выглядит усталым и Роксана видит, как он украдкой проводит ладонями по своему лицу, пытаясь снять с себя усталость, прикрывая больные глаза, сидя перед стопками пергаментов своих учеников.       Кажется, ей абсолютно не хочется быть преподавателем.       Хэллоуин для Роксаны праздник незнакомый. Да и день лично для нее не слишком радостный. В этот знаменательный день десять лет назад угробился ее муж, оставив после себя множество загадок и тайн. Сплошное непонимание.       В этот день Роксана ходит мрачная и почему-то уставшая. Причем не физически, а морально.       После занятий идти в башню Равенкло ей решительно не хочется, так как обязательно найдется какой-нибудь умник, который заявит, что она должна будет прийти на пир, который ей не сдался.       Тыкву Роксана никогда не любила.       Поэтому она сравнительно легко отбилась от группы первогодок и пошла в сторону туалета, где, хлопнув дверью, направилась к окну и залезла на подоконник, намереваясь просидеть в туалете практически до самого отбоя с книгой в руках.       Тихий всхлип, донесшийся из кабинки, свидетельствовал о том, что в одиночестве решила побыть не только она.       Это было не в ее стиле, но читать под чей-то рев невыносимо, так что, спустившись с подоконника, она уверенно направилась к одной из кабинок и решительно дернула незапертую дверцу, устало и мрачно уставившись на зареванную однокурсницу, судя по нашивке, с гриффиндора.       — Дверь закрой! — взвизгнула девчонка, посмотрев на нее опухшими глазами, одновременно шмыгая носом.       — Я бы с радостью, но твои страдания мешают мне наслаждаться чтением. А я не настолько извращенка, чтобы под твои завывания читать древние руны. Ассоциации, знаешь ли, не очень.       — Какие еще ассоциации?! — взвилась, мгновенно вспыхнув, девочка.       — Будто фоном кого-то режут на алтаре, — спокойно пояснила Роксана.       Девчонка, набрав воздух в легкие, неожиданно сдулась и снова жалобно всхлипнула.       — Прости…       — О Мерлин, — вздохнула Роксана и решительно ухватила девчонку за рукав, стаскивая ее с унитаза и практически насильно таща за собой. Девчушка сначала пыталась отпихнуть ее и что-то там сказать, но голос ее подводил.       Подведя ее к умывальнику, студентка факультета Равенкло, неодобрительно поджав губы, собрала рассыпавшиеся, неопрятные пышные волосы в кулак, мысленно ругаясь на такую неаккуратность и халатное отношение к такому сокровищу, что своей тяжестью и густотой уже сейчас радовали глаз. Еще бы ухаживала их обладательница за ними, что ли. Гриффиндорка же, вяло сопротивляясь, промычала:       — Пусти…       — Умывайся.       Девчушка послушалась. Набирая в руки холодную воду, она, икая и всхлипывая, принялась смывать со своего лица соленые слезы и стремительно успокаиваться под действием отрезвляющей холодной воды.       — Спасибо! — всхлипнула девочка, смаргивая с пышных ресниц влагу.       — Платок есть? — устало вздохнула Роксана, а увидев, как та покачала головой, полезла в карман и протянула ей свой, который всегда носила с собой. — Держи, можешь оставить себе, бедовая.       — Я не бедовая, — буркнула гриффиндорка.       — А какая? — хмыкнула Роксана. — Ладно, поведаешь мне трагедию века, из-за которой ты, как все остальные обитатели этого замка, не присутствуешь на пиру? Кстати, раз уж нас свела здесь нелепая случайность, позволь представиться — Роксана Нил, факультет Равенкло.       — Гермиона Грейнджер, Гриффиндор, — выдохнула девочка.       — Так что же произошло?       — Не важно…       Гермиона раскололась меньше чем через десять минут, взахлеб рассказав свою невеселую историю, чем-то очень сильно знакомую Роксане. Такая же умненькая, тянущаяся к знаниям девчушка, чью тягу к учебе ровесники не понимали. Но если Роксана и Том в свое время нашли друг друга и стали не только друзьями, а гораздо большим в дальнейшем, то Гермионе так не повезло.       — Родители всегда говорили, чтобы я училась. Была хорошей девочкой и все такое, но…       — Но тебе хотелось дружбы, — закончила за нее Роксана. — Хотелось, чтобы можно было так же беззаботно смеяться над какой-то шуткой, да только твои шутки никто не понимал, ввиду своего скудоумия и узкого кругозора.       — Я знаю, что так говорить плохо, но… они глупые. Вместо того чтобы…       — Почему ты не на Равенкло? — со вздохом спросила ее Роксана, свесив одну ногу с подоконника, а в согнутое колено другой упершись подбородком.       — Мне предлагали, но я…       — Хотела быть рыцарем без страха и упрека. И как тебе среди рыцарей?             Гермиона, обхватив острые коленки, уткнулась в них лицом. Волосы рассыпались вокруг ее головы, и она тихо выдохнула.       — Шумно.       Роксана рассмеялась такому дипломатичному ответу. Гермиона, выглянувшая из-за своей завесы волос, сначала обиженно скривилась, а потом ее губы разъехались в улыбке и она тоже начала тихонько смеяться, постепенно расслабляясь.       — А почему ты не на празднике? — спросила Гермиона.       — День мертвых каждый отмечает так, как пожелает нужным. У меня нет праздничного настроения.       — У тебя кто-то умер? Мои соболезнования…       О да, Темный Лорд Волан-де-Морт, что десять лет назад вроде как погиб. Но это не точно. И она тоже может причислить себя к мертвецам, если так подумать.       — Это, — Роксана болезненно вздохнула. — Было давно.       — Я никогда не теряла дорогих людей, — девочка положила голову на свои острые коленки. — Это наверное грустно?.. Ой, прости, я!..       — Это… скорее непонимание, — Роксана задумчиво повернула голову, блуждая взглядом по школьному туалету. — Будто возвращаешься домой, а дорогой человек просто ушел, забыв объяснить, предупредить. Даже вещи напоследок не взял. И ты не понимаешь. Не можешь понять — почему так? И ждешь объяснений, да так и не можешь дождаться. Как и человека, что покинул дом, не назвав причины.       — Я сочувствую…       — Не стоит, — Роксана поворачивается к этой книжной девочке, доброй и светлой, которая искренне хочет помочь всему миру, не в состоянии даже себе помочь, и улыбается. — Я не буду ждать объяснений, а буду искать их сама.       Гермиона неуверенно ей улыбается.       — Слушай, а у вас была уже Астрономия? — неловко пытается перевести тему гриффиндорка, и Роксана ей даже за это благодарна.       — Да. А у вас что, не было?       — Обещали на этой неделе, — вздохнула Гермиона.       — Хочешь на Астрономическую башню попасть? — понимающе спрашивает женщина этого сущего ребенка.       — Так заметно? — смущается девочка.       — А хочешь покажу? — неожиданно даже для самой себя предлагает Роксана.       — А ты можешь?       — Да запросто. Хоть сейчас!       — Хочу!       — Только знаешь что, Гермиона, волосы свои убери, сделай одолжение, хорошо? У тебя есть чем?       — Да, но ленточка постоянно соскальзывает, так что…       — Давай сюда.