***
— Скажи, — Гермиона нерешительно поджимает губы, но все же спрашивает. — А вы… любили друг друга? Они пьют чай в Выручай-комнате, проводив Полумну домой. Где-то там булькает очередное зелье Гермионы, которая радует синяками под глазами и очень усталым видом. Сперва Роксана даже не понимает вопроса Гермионы, столь он неожиданный и… сложный. — Для начала ответь мне, что для тебя значит любовь. Иначе, боюсь, может возникнуть недопонимание между нами, — хмыкает Роксана. — Ну любовь это… забота, понимание, уважение? Готовность идти на все ради… — Это ты сейчас роман цитировать собралась? — усмехнулась насмешливо женщина. — Нет, просто… Роксана качает головой и не сдерживает немного снисходительную улыбку. — Любовь, — она смакует это слово, перекатывает его на языке и не чувствует ни трепета ни восторга, свойственных подросткам. Лишь грусть. — Для начала нужно понять, что любовь и влюбленность — разные вещи, Гермиона. Когда ты влюблен, твой мир полон идеализации объекта твоей влюбленности. Ослепленный идиот. Это не плохо, на самом деле. Просто со временем розовые оттенки пропадают, и ты начинаешь видеть в человеке его недостатки. Вопрос в том, сможешь ли ты их принять или с отвращением отвернешься от бывшего идеала. Незабываемый опыт в любом случае. — А ты?.. — Я знала своего мужа достаточно долго, чтобы прекрасно осознавать, что он из себя представляет. И если уж на то пошло, меня не спрашивали, хочу ли я замуж. — Но как так? — В любом случае мой ответ был бы положительным. — Но почему? — Потому что это было самое лучшее решение, — Роксана пожимает плечами с легкой улыбкой. — То есть… ты его не любила? — Любила. И знала. Любовь, Гермиона, это… чувство благодарности к человеку, который принимает тебя таким, каков ты есть. Мы знали друг друга с детства, мы видели, кто на что способен и насколько жесток. Мы делили хлеб и воду, взрывы над головой, одеяло на двоих. Я благодарна ему за защиту и тишину, за отсутствие страха, за возможность заниматься своим любимым делом. Я была рада встречать его дома, делить с ним еду, крышу, постель. — Но как же… чувства? — Гермиона непонимающе качала головой. — А в чем выражается то, что ты имеешь в виду под словом «чувства»? — Ну… любовь? Роксана смеется, весело и громко. — А разве я сказала, что это не было любовью? — Это больше похоже на голый расчет. — Расчет? Не без этого. Мой муж… — Роксана задумчиво ломает плитку шоколада. — Жесткий и сложный человек. Он считал, что я принадлежу ему. Возможно, это грубо сказано, но я практически была его свободолюбивой вещью, которую он охранял и ценил. И любил он… своеобразно. Но меня это никогда не смущало, я всегда была уверена, что рядом с этим человеком у меня больше шансов выжить, чем с кем-либо другим. Просто нужно было соблюдать ряд простых правил. — Но ведь это не любовь! — Любовь. Самая настоящая. Ты можешь мне не верить, но нет ничего крепче, чем брак, построенный на том, что приносит выгоду друг другу. Мы дали друг другу то, что хотели, и получили то, в чем нуждались. Мы принимали друг друга такими, какие мы есть, знали границы, за которые лучше не заходить. Мы уважали и дорожили друг другом. И в нашем союзе были только мы. Ни друзей, ни родственников. Только мы и наши проблемы, которые мы решали сами, без чьих-то советов. С ним можно было просто молчать, с ним можно было говорить на интересующие нас обоих темы. Мы были самыми лучшими союзниками и самыми преданными друзьями. — Я вроде и понимаю, но… — Пока что сложно, но потом ты поймешь. И что бы ты там себе ни надумала… терять такого человека больно. Да, мы не выбирали сердцем. Мы выбирали разумом. И поэтому могли здраво оценить то, что мы делали друг для друга. И поверь, то, что для некоторых влюбленных пар было обыденным, для нас порой было бесценным.Разговоры
6 декабря 2020 г. в 15:05
— Слишком самонадеянно, — Роксана недовольно поджимает губы. — Феликс Фелицис не то зелье, что можно сварить, просто накидав ингредиенты в котел.
— Я не собираюсь кидать просто ингредиенты в котел, — Гермиона раздраженно захлопывает книгу. — Я собираюсь четко следовать инструкции.
— Потерпи хотя бы год.
— Нет уж! Если не получится — попробую еще раз на следующий! Но я уверена, что у меня выйдет!
— Опасная самоуверенность, Гермиона.
Грейнджер упрямо поджала губы и ясно дала понять, что ее ослиное упрямство не имеет границ. Роксана мысленно вздохнула. Лишь бы подопечной в голову не пришло опробовать это зелье на себе, а то с нее станет. А как известно, малейшая ошибка в этом зелье, и готов первосортный яд.
У Гермионы играет переходный возраст, и третий курс начинается под девизом «мне и море по колено». Роксана дает только мудрый совет, а дальше отходит в сторону. В любом случае за время, пока будет готовиться зелье, мисс Грейнджер изведет себя настолько, что сама будет не рада. Если получится — молодец. Если не получится — значит, сама виновата, переоценила свои силы.
В любом случае у нее будет до крайнего тяжелый и выматывающий год, что послужит уроком для юной ведьмы.
К концу октября в замке становится холодно и промозгло. Из-за зарядивших дождей воздух наполнен влагой и, если вдруг нет дождя, утренними молочными туманами. Вода мелкими каплями оседает на одежде, увлажняя и делая мантии тяжелее. Студенты мастерски пользуются заклинанием сушки и согревающими чарами.
Луна прописывается в больничном крыле на постоянной основе, кутается в теплые вещи и бесконечно шмыгает носом, простывая быстрее, чем успевает выйти из больничного крыла. И пока одна гриффиндорка чахнет над котлом в Выручай-комнате, Роксана отдает Полумне свои записи со второго курса обучения. Та улыбается слабой улыбкой и зарывается под больничное одеяло по самую макушку. Присутствие дементоров на Луне более чем пагубно сказывается.
Мадам Помфри отпаивает ее чаем вприкуску с шоколадом, пытаясь перебить горечь некоторых зелий. Хрупкое здоровье Полумны, казалось, вообще решило оставить свою хозяйку. Роксана же, наблюдая за всеобщей унылой атмосферой, долгими вечерами пытается вызвать Патронус. Но пока что не получается.
Профессор Люпин спокойно ведет уроки, особо не нагружая учеников. Бегающим по ночам в образе оборотня замечен не был, и даже слизеринцы признают, что преподаватель он неплохой. Пытается растормошить и развеселить, поддерживает оживленную и оптимистичную атмосферу, которая, к сожалению, быстро развеивается, стоит только покинуть его кабинет.
К самой Роксане он, казалось, полностью теряет интерес.
Успеваемость учеников Хогвартса падает, все уныло слоняются по коридорам, переползая из одного кабинета в другой, отказываясь лишний раз проявлять инициативность, предпочитая проваляться в кровати целый день или задумчиво разбиться на небольшие стайки, вяло перешучиваясь и чуть ли не растекаясь по партам, коряво выводя лекции за учителями.
Роксана на занятиях своего курса предпочитала делать все быстро, после чего долго крутить пальцами перо, бездумно уставившись на чистые страницы своего дневника алхимика, все никак не в состоянии собраться с мыслями.
Первый поход в Хогсмид Роксана пропускает, забравшись под одеяло в своей комнате и проведя весь день в кровати вместе с книгой по рунам в обнимку.
Сонную одурь Хогвартс сбрасывает, когда в замок проникает Сириус Блэк, что рвется зачем-то в башню Гриффиндора. Всех учеников факультета Гриффиндор сгоняют в Большой зал, где им и предстоит ночевать, пока вызванные авроры и преподаватели обыскивают замок. Подростки возбужденно обсуждают случившееся, даже не думая ложиться спать, и засыпают только ближе к трем часам ночи.
Гермиона рассказывает об этом наутро Роксане, пытаясь подавить зевки и то и дело сонно хлопая глазами.
— Говорят, министр брызгает слюной и хочет увеличить число дементоров вокруг Хогвартса.
— Потрясающе, — едко шипит одна из сестер Патил.
— Каждый год одно и тоже, — хмыкает Роксана. — И в центре событий Поттер.
— Ты тоже это заметила? — устало трет глаза гриффиндорка.
— Сложно не заметить.
После Гарри Поттер на квиддичном матче, устроенном просто в отвратительную погоду, наталкивается на привлеченных взрывом эмоций дементоров. Поттер едва не разбивается на смерть, а ловец Хаффлпаффа ловит снитч.
Полумна, что ходила на матч, радует совсем нездоровой бледностью и потухшим взглядом, после чего отправляется в больничное крыло с температурой.
Вот уж кому не повезло в этой школе, так это Лавгуд, которая с трудом переносит дементоров.
У Гермионы не получается зелье.
Она разочарованно поджимает губы и заново варит основу.
Роксана не вмешивается.
Реддл находит один из заброшенных классов и сдвигает к стене лавки и парты. После чего расставляет мишени. Не бог весть что, но хоть какая-то тренировка. У нее с боевой магией всегда были проблемы, даже Том признавал ее безнадежность в этом деле. Как боевая единица она была просто никакая.
Роксана слишком много и долго думала, не позволяя своему телу отдаться вбитым рефлексам. У нее неплохо получались сами заклинания, но применить их в реальных боевых условиях… на этот случай она умела быстро бегать, ловко уворачиваться и ставить непробиваемые щиты. Все. Максимум, на который она способна.
Но и его нужно было достигать заново.
Разум помнил, а тело, увы, памятью из прошлой жизни похвастаться не могло.
На самом деле, без спарринг-партнера выходило что попало, но просить Гермиону было бы слишком глупо. У мисс Грейнджер сейчас активно шла борьба с самой собой, зельем и своим талантом. Отвлекать ее от столь полезного опыта Роксана не собиралась.
Про Луну вообще стоило молчать. Чахлый цветочек мало чем ей мог помочь, а других кандидатов у Роксаны не наблюдалось. Да и вообще, некоторые специфические щитовые чары и приемы лучше было не светить, так как их ей показал нынешний Темный Лорд.
Вечерами она взмахивала палочкой и пыталась подобрать счастливое воспоминание, которое могло бы призвать защитника и хоть ненадолго отогнать это склизкое чувство безнадежности, что поселилось в Хогвартсе благодаря дементорам.
Воспоминания, которые у нее были до ее смерти, почему-то перестали подходить, а новых радостных моментов, что были воистину сравнимы с детским счастьем, у нее не было. Во всяком случае, ей так казалось.
И вот, под Рождество, сидя на одной из покосившихся очищенных от слоя пыли парт, Роксана вспомнила свое первое Рождество в Хогварсте после своего воскрешения. Единорог, что поселил в сердце чистый восторг, всплывает в воспоминаниях. Как и тот забавный случай с профессором Квиреллом.
— Экспекто патронум, — тихо шепчет она, вспоминая то Рождество.
На душе становится тепло, и длинноногий, немного несуразный гривистый волк с большими ушами утыкается мордой в ее ладонь. Серебристый зверь неслышно, но как-то даже по-человечески изображает тяжелый вздох и рассеивается.
На душе становится легче.