Дешёвая Пародия

Гнев не накрыл зубастой пылающей пастью, не вскипятил кровь, не разогнал её по венам. Он был холодным и выдержанным: не вымывал рациональность ослепляющим хаосом. Поэтому Шизуо, размеренно дыша, почти что в состоянии невозмутимого спокойствия, нёсся сквозь тропики, следуя за отпечатками маленьких лёгких ног и бурыми каплями крови. Он едва ли замечал хлещущие по лицу ветки и жесткие листья, не вслушивался в пение райских птиц, не принюхивался, упуская затхлый и сладкий запах, витающий во влажном воздухе. Весь мир сжался до одной тропинки из запутанных следов подлого информатора. Часто приходилось остановиться, глубоко вздыхать, плутать секунду-две, и пересчитывать маршрут. А затем снова бежать. Пальцы подрагивали от напряжения, от понимания того, что до цели осталось недалеко. Изая кого-то убил. Эти слова звучно стучали в висках, вместе с кровью, гнали дальше, быстрее. Нельзя позволить Орихаре разгуливать по острову безнаказанным. Нужно найти. Защитить других людей. Остановить. Нейтрализовать. Убить. С чувством гнева всё так же происходили метаморфозы. Его ласковый холод растекся по глазам вязкой, липкой жижей. Ярость проникала внутрь, жадно всасываемая венами и артериями, вытесняла примитивную человеческую кровь, заменяла её машинным маслом, без остановки несущим хозяина тела вперёд. Пальцы рук раз за разом погружались в податливую кору пальм, выдергивая их из земли без задней мысли. Он затормозил, оказавшись в открытой местности: осмотрелся, потянул носом, и рванул вправо, вверх по невысокому склону. Горячее солнце грозилось превратить остров в персональную яичницу, и Шизуо весь взмок от непрекращающегося бега. Его не остановили даже рвавшие любимую одежду ветки кустов. Близко, так близко! Запах Изаи из еле заметного стал резким и отчетливым, а затем… Исчез, перекрытый тёплым чистым воздухом. Шизуо остановился, выставив одну ногу вперёд, готовый к продолжению стометровки. Лёгкие горели. Он огляделся. Взгляд просканировал землю, деревья, пока не зацепился за чёрное пятно куртки с пушистым воротником. Толстая пальма, за которой сжался в клубок информатор, со свистом взмыла в воздух. С победной ухмылкой Хейваджима уставился на своего злейшего врага. Тот не двигался, и на мгновение в голове промелькнула мысль, что, может, это все паршивый трюк, отвлекающий маневр: бросить куртку, а самому унести ноги. Эта теория разбилась о камень, когда Изая, наконец, соизволил пошевелиться. — Нашёлся. Орихара не сдвинулся с места, позволяя стволу с треском удариться о землю, в паре ничтожных сантиметров от головы под капюшоном. Шизуо рычал себе под нос: — С нетерпением жду истечения временного лимита… Чёрт, стоило тебя раздавить ещё связанного. С тебя нельзя спускать глаз. Изая продолжал игру в безжизненный меховой комочек, и очень зря, ведь ствол мохнатой пальмы безжалостно опустился ему на плечи, пришпиливая к земле, будто насекомое. Смертельного исхода удалось избежать каким-то чудом, но в голове отвратно зазвенело, а открытая рана в левой ладони поспешила смочить песок алым. Шизуо с глухим рыком замахнулся пальмой повторно. Земля содрогнулась, когда ствол погрузился на глубину стандартной дешёвой могилки, едва ли избежав головы распластавшегося тряпочкой информатора. Да что с ним, черт дери, такое? А, похуй. Сильные руки в глаженой рубахе подняли дерево над чужой головой в последний раз, готовые избавить мир от этой погани. Он никогда не думал, что сопровождать их последнюю битву будет такая тишина. Спасибо ей, наверное. Их с Орихарой отношения начинались сплошным насилием, им и заканчивались. Убийство — это правильно, необходимо даже… Изая заворочался, будто в попытках подняться, и Шизуо напряг мышцы до предела. — Давай же, бей. Пальцы рук парализовало, они крепко вцепились в кору, а Хейваджима остался стоять неподвижно, вытянувшись, как струна, когда информатор медленно поднял голову. Взгляд, вечно игриво искрящийся смертельным ядом, будто покрылся коркой льда, и выражал чистую, концентрированную ненависть. Тёмный синяк на правой стороне лица контрастировал с капельками высыхающей крови на щеках и подбородке. Крови, украденной у невинного человека. — Вперёд. — промурлыкал Изая. — И только попробуй промахнуться. Такой шанс выпадает раз в жизни. — Что?.. — Шизуо был застан врасплох и, кажется, это как-то отразилось на его лице, потому что Изая расплылся в улыбке, показывая белые зубки. — Хочешь со мной покончить? Так не томи. — Ты кого-то убил. Фраза, подобранная как никогда правильно и в нужный момент, заставила холодные глаза Изаи злобно сверкнуть. Воздух затрещал от напряжения, и Шизуо расположил свое тяжёлое оружие поудобнее на плечах, в предвкушении разгорающейся драки. — Убил. — Изая потупил взгляд о землю, и на секунду Шизуо даже показалось, будто в бесчеловечном паразите ожила совесть. Никогда прежде тот не представал в образе нашкодившего виноватого ребёнка. Что-то в Шизуо надорвалось со звонким треском, и с ним же кора пальмы смялась под побелевшими пальцами. Нет. Изая не знает стыда. Не может знать. Только не моральный урод, играющий людьми, как куклами. — Теперь твоя очередь. — заключил тот, на каком-то рваном выдохе, разяще отличающимся от задорных подначиваний. Шизуо изо всех сил старался дышать ровно. О, как он был зол. — Кончай выебываться! — заорал он, разламывая несчастный пальмовый ствол, и отбрасывая его останки в сторону. Изая оторвался от земли, удерживаемый за ворот чужими дрожащими руками, но взгляда так и не поднял. Его яростно встряхнули. — Дерьма ты кусок! Хочешь сдохнуть? Хочешь, разобью тебе лицо? — Как пожелаешь. — буркнули в ответ. Чужие пальцы разжались, и информатор безвольно шлепнулся в песок. — В чем дело, Шизу-чан? Неужто передумал? А я ведь даже не сопротивляюсь. Нет, не передумал. Ярость снова плясала перед глазами язычками пламени, призывая хорошенько вмазать по наглой роже и отправить ее обладателя ко вшивым праотцам. Но решено: в пизду! Никаких одолжений блошке он делать не собирается. Ни в каких паршивых играх разума не примет участия. — Хочешь сдохнуть - подыхай. — Пошло оно всё, Шизуо запихнул руки в карманы и потопал в неопределенном направлении. — Расхлебывай заваренную кашу. — Чт… А-а?.. — из-за спины донесся застрявший в ослабевшем горле вопрос. — Ты уходишь? Но… Нет. Не разрешаю! Шизуо, ты последний кретин, но кое в чём прав. Я - причина практически всех бед в Икебукуро. А ты упускаешь последний шанс раз и навсегда от меня избавиться! Понимаешь? Ничто не помешает мне бросить тебя гнить на острове, смыться в город, и изуродовать жизнь твоих друзей и близких! — Ты та ещё паскуда… — Хейваджима все также неторопливо перебирал ногами. — Чудовище! Ну и ладно! Если этого хочешь — получай! Шизуо раздражённо шикнул, почувствовав, как острый ножик впивается в спину, но, не удержавшись, летит вниз. Блондин развернулся, и перед ним предстал самый настоящий, всамделишный, привычный Изая Орихара: узкоглазый, скалящийся во все тридцать два. В руке его переливалось на солнце очередное лезвие. — Мне уже пришлось убить! Не думай, что испугаюсь второго раза! Ха, может, так будет правильней! Перед смертью разрешаю оплакать тот круговорот нескончаемого насилия, в которой ты превратил свое существование! — Блевать тянет. — Шизуо сплюнул, и, лёгким движением вырвал с корнями очередную несчастную пальму. Места вокруг было мало, но этот вопрос быстро исчерпал себя: новообретенное оружие в сильных руках поспешило снести мешающие деревья. — А знаешь, ведь убив другого человека на острове, получаешь его оставшееся время! Поэтому на меня напали. Ничего себе, не поторопишься - и я тебя переживу! Здорово! Увижу муки, услышу крики, станцую на могиле! — Изая лыбился страшно широко, вот-вот порвутся щеки. Руку, с направленным вперёд лезвием, била мелкая дрожь. В следующую секунду, ноги Изаи на каком-то инстинкте разогнулись пружиной, и он едва успел осознать, что прыгает в сторону, а тяжёлый ствол пролетает в сантиметре от лица. В воздухе повисло молчание, а затем информатор развернулся на каблуках и ломанулся в джунгли. Вслед за ним засвистела, рассекая воздух, пальма, брошенная на манер копья. Беглецу даже не пришлось уклоняться - громкий треск раздался сильно слева, со стороны внушительного булыжника. — Целишься, как всегда, ужасно, страшилище! Шизуо цокнул языком, срываясь вслед за мерзавцем, решив отныне игнорировать бесполезные деревья. Убийство Изаи должно сопровождаться смачным треском костей, озерами крови, отчаянными воплями, сменившими презрительное хихиканье… До чего приятно оказаться в родных объятиях ярости, перебирать ногами как можно быстрее, без остановки. Блошка не скрывалась из виду, мелькая черным озорным пятнышком впереди. Это их последняя, несомненно, грандиознейшая погоня. А после - возвращение в Икебукуро, и заслуженная свобода. Кажется, они поднимались. Камни всё чаще прыгали под ноги, заменяя песок и землю, впереди замаячил крутой утёс. Логичней было бы свернуть, избежав преграды, но Изая, ничего не соображая, со всей дури сиганул на первый выступ и пополз вверх. Толку оказалось мало: на четверти пути, он повис на одной руке, а со второй, как отметил Шизуо, изящным ручейком стекала кровь. Капля за каплей она окрашивала скалу, пока недоумок барахтался в паре метров над землёй: ноги беспорядочно дергались, упирались в гладкий камень, соскальзывали, а голова моталась влево, вправо, вверх в поисках решения вопроса. — Когда упадёшь, сделай сальто! — задрал голову Шизуо. Гонка завершена, ясно как белый день. Информатору не представлялось ни малейшей возможности забраться повыше, и, похоже, он сам прекрасно это понимал, отчаянно хватаясь за неустойчивые отламывающиеся камешки. — Тебе вроде все равно, умру я или нет? — Только что же сказал, падай! Изая демонстративно задрал голову и упрямо закарабкался дальше. Хотя злоба и улеглась, Хейваджиме пришлось сделать пару глубоких, натягивающих на груди рубаху, вздохов — этому на первых же сеансах учат все психологи. Информатор, по всей видимости, не брезговал использовать поврежденную руку, оставляя за собой маленькие кровавые отпечатки. Шизуо представил, как без особых усилий швыряет паршивца вниз, так, чтоб уж точно разбить башку. Ещё представил, как закуривает сигарету от скуки, но воздержался от соблазна — нечего тратить время. — Спускайся давай, вошка! — рявкнул он. — Или я ухожу. Бессмысленная возня Орихары продолжалась ещё несколько секунд, прежде чем тот полетел вниз, преданный поврежденной рукой. Шизуо и бровью не повёл: сломает конечность, две — не важно. Сам виноват. Изае все-таки удалось смягчить падение. Тонкие пальцы зацепились за выступ, и тут же разжались, возобновляя свободный полет. Он приземлился на прямые ноги - нелепо и нетехнично, тотчас же повалился назад и замер. Шизуо, сдавшись, чиркнул зажигалкой и затянулся, переводя взгляд на синее небо, вместо страдальца на земле. Тот, заметно трясясь, прижал ноги к груди. Острые плечи заколотила ужасная дрожь. А потом тишину вспорол отрывистый вой-хохот паршивой гиены. Ну пиздец. Чтоб его деревом задавило. — Ясно, окончания циркового представления в ближайшее время не предвидится. — бросил Шизуо перед очередной затяжкой. Изая всё бился в конвульсиях от смеха. — Я сваливаю. Догонялки и так заняли хуеву тучу времени. Нет сил тебя терпеть. Но, разумеется, последнее слово должно остаться за информатором. — Шизу-ча-ан, забудь о противоядии. Ты же дурак дураком, помнишь? Просто сдохнешь, такова реальность. — Даже это благородней, чем молить о смерти. — стоило промолчать и спокойно удалиться, но блошка вцепилась в конфликт мёртвой хваткой. — Не хочу умирать. — выдавил Изая. — Осталось кое-что, что я обязан сделать. Шизуо отвлекся от получения ежедневной дозы никотина и нехотя спросил: — И что же это? — Я докажу, что ты чудовище. Рука дернулась, чтобы выдернуть белую сигаретку изо рта — огонь внутри полыхнул с новой силой. Сраные эмоциональные американские горки, не меньше. — Но, прошу, не чувствуй вину за моё убийство, ведь… Не твоих это рук дело. Да, можешь уничтожить тело из плоти и крови, но не ты сломаешь Орихару Изаю. Мне давно все стало ясно. Убить себя сумел бы только я один. Плевать на других, на их действия. Я не запрещаю вселенной ненавидеть меня. Я перенесу. Я не запрещаю кулакам бить меня. Я поправлюсь. Но я сам все испортил. Нарушил собственные правила, потерял всякое право любить людей, заботиться о них… Стоило позволить тому мужчине изнасиловать и убить меня. Стоило сыграть великомученика, но я облажался. Я проиграл низменным человеческим инстинктам самосохранения. Шизуо обескуражено стоял спиной к собеседнику, не заметив, как выронил окурок. Не такую исповедь ожидаешь услышать от бесстыжего паразита. — Я же тебе, считай, делаю одолжение. Пойми, я специально старался изолировать тебя от общества. Я платил наёмникам не чтобы они победили, а чтобы проиграли, чтобы люди боялись тебя! Я спал и видел тебя, жалкого и одинокого, всеми брошенного. Но не справился. Теперь вижу. Сдохну — всем будет плевать. Хотя, может люди вздохнут с облегчением, решат, что я заслужил подобной участи. Но погибнешь ты — и найдутся те, кто будет скучать, вспоминать! Веришь, Нет? Тебя! Оплакивать! Жестокого монстра! А не меня — того, кто по-настоящему обожал человечество! Изая не переставал смеяться, иногда резко рвано вздыхал, пока поднимался с земли. От теплых карих глаз Шизуо не отрывались чужие, красные, как кровь. — Ты должен был стать чудовищем! Потому что я знаю, насилие — это всё, на что ты способен! Зверю место в клетке, не среди людей, не на шумных площадях и не в уютных квартирах! Я буду повторять, сколько потребуется: в тебе нет ни капли человеческого! Если чтобы ты это понял, придётся умереть — то я готов! Готов на всё, лишь бы обнажить твою омерзительную натуру! — он захлебывался словами, переходя с шёпота на крик, и обратно. — А знаешь, почему твоё поражение столько значит для меня? Все просто. Я тебя ненавижу. О, как презираю! Вряд ли найдутся слова, способные выразить моё отвращение к одному факту твоего существования… Говоришь, это я разрушил твою жизнь? Но задумайся! Первый шаг сделал ты! Мне пришлось жить в аду, в то время, как… — Ты жил в аду? — перебил его Шизуо, пробуя на вкус абсурдный тезис. — Да в каком мире ты, черт возьми, живёшь, ха? За тобой не гонялись наемники, копы не обвиняли в убийствах и прочей ахинее! Единственное, что могло усложнить тебе жизнь - это ты сам и твои дурацкие игры в людей! За них тебя и ненавидят! — на лбу выступила вена, а указательный палец на каждое второе слово с силой утыкался Изае в грудь. — Да уж, спизданул полную хуйню… Какой ещё первый шаг? Ты был тем, кто меня спровоцировал! — Вот и нет! Ошибаешься! — Изая бесстрашно стоял, сжав руки в кулаки, будто и не боялся разгневанного Хейваджиму. — Не томи, размажь моё лицо, идиотина. Этого же хочешь! — Шизуо лишь заскрипел зубами, сверкая глазами исподлобья. — Если бы не ты, мне бы не пришлось убить того мужчину! Всё всегда из-за тебя! С самой нашей первой встречи! — Захлопнись, блошка. Ненавижу перекидывание вины на других. Прими ответственность за совершенные преступления. — их лица оказались непозволительно близко, когда Шизуо прижался своим лбом к чужому. Этот напускной жест угрозы каким-то образом удовлетворял желанию хрустнуть черепом Изаи и заткнуть навсегда. Он с трудом балансировал на границе между человеком и зверем, которым информатор желал его видеть. С одной стороны, вина за совершенное убийство его не покинет, с другой - самоненависть жрёт мозг с детства, и если появится новая причина, то черт с ней. — Ты возненавидел меня с первой секунды! Я тогда ещё ничего не сделал, но тебе этого хватило! Так что прими столь обожаемую тобой ответственность, прекрати лгать и стань чудовищем! Так должно быть! Шизуо небрежно отпихнул Изаю, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Дышать. Нужно не забывать глубоко, ровно дышать. — Хорошо. Хочешь, приму ебаную ответственность? Так слушай. Изая ощерился и коротко кивнул, выжидательно глядя на оппонента. Омерзительно. Вся ситуация была просто омерзительной. Шизуо воображал, как молча разворачивается и бросает беспомощную вошку подыхать, как навсегда забывает об застывшем в воздухе безумии, как брови информатора лезут на лоб, как он густо краснеет, не получив желаемого. И эти мысли были блаженней всех предшествующих, ярко красных и жестоких. — Мне плевать, ведь, в конечном итоге, я не ошибся насчёт тебя. С чего вдруг я ответственен за твою жизнь? Уж тебе то я нихуя не должен. Убью, когда захочу, когда ты меня окончательно выбесишь, а не по твоей команде. И знаешь что? О, он знал, просто знал, что их история не закончится здесь, останься паразит в живых. Эта паскуда отыщет способ превратить оставшиеся два дня в ад, влезет под кожу и вцепится в мозг, рано или поздно, спровоцирует на хладнокровное убийство… Нужно заканчивать, пока ещё не поздно, пока он контролирует собственное тело и слушает разум. — Как насчёт сказать, где противоядие? Не ответишь — все равно выбью признание. Уголок рта Орихары дёрнулся, образуя ломаную линию, и тут же вернулся в исходное положение. Рубины глаз насмешливо горели, и Хейваджима вспомнил: язык информатора далеко не просто развязать. — Да уж, выбьешь. Хорошо. Вперёд. Потому что этих нескольких минут мне хватило на поиски. — он показал пальцами «кавычки». Бля, ну просто блеск! Вошка ещё не прикарманила лекарство. Капелька чужой крови под левым глазом Изаи медленно высыхала. Эту же кровь Шизуо смыл морской водой, к этой крови не желал иметь ни малейшего отношения. Но разве зазорно слегка запачкать руки в обмен на помощь от информатора? Плечи Изаи дернулись, он заметно напрягся и стиснул зубы в отвращении, когда рука Хейваджимы осторожно проскользила по его шее, а достигнув щеки, потерла алое пятнышко, некрасиво его размывая и пачкая собственный палец. Сейчас казался непростительно доступным вариант, в котором Изаю поднимает в воздух, а черепушка разбивается о скалу. Но без него о противоядии можно забыть. Ждёт от Шизуо принятия ответственности за какую-то незначительную фигню? Ну и пусть. Лишь бы успокоился и прекратил быть мудаком. — Окей, бля… Ладно. — прошипел он, притягивая Орихару поближе. — Видишь? Теперь его кровь тоже на мне. Прости, что оставил одного. Изая вытаращил глаза-блюдца, часто заморгал и нахмурился: — Я не это имел в виду, Шизу-чан, ты же понимаешь. Как можно быть таким тупицей? — он уперся руками в чужую грудь, пытаясь оттолкнуть, краснея до кончиков ушей. — Ты никогда не принимаешь… – … Ответственность. А сейчас взял, и принял. Но это не ради тебя, я не мальчик на побегушках. Изая прекратил трепыхаться и просто, обиженный, замер. — Ты хуже всех. Во всем виноват. Не жди, что прощу. — Похуй. Но раз уж мы начали: извини, что тогда ляпнул, типа ты меня бесишь. Орихара сжал руки в кулаки. Похоже, ему было плевать на кровоточащую рану. — Нет. Не смей говорить такое, ты неискренний. Ну все, хватит! Отцепись! Таким злым и откровенно задолбавшимся Шизуо видел Изаю впервые. Пожалуй, даже рассмейся он тому в лицо, информатор не заметит и продолжит нервно и с остервенением тереть щеку, контактировавшую с чужой рукой. — Ещё хоть слово, и я серьёзно тебя зарежу. — он попытался помочь себе рукавом, но только измазался в крови страшнее прежнего. Ничего не оставалось, кроме как спрятать лицо под капюшоном. — Лады. На тебя смотреть жалко. Изая закусил губу и сжал руки в кулаки до побелевших костяшек, контрастирующих с кровью. Затем улыбнулся, паскудно и неприятно: — А ты делаешь, что хочешь, и никого не слушаешь. Прямо как чудовище.