Связанные

Он просыпается, как всегда, раньше Лиама и идёт проверить его, потому что связь слишком натянулась. Это приносит боль, слабую но всё ещё неприятную. Лиам в отрубе, лежит в ванной, свернувшись на боку; здесь мало места даже для его маленького тела. Его нога по-собачьи дёргается. Она рука свешивается с края, пальцы расслаблены; Тео вспоминает свои вчерашние размышления на тему шрамов на костяшках Лиама и почти тепло улыбается. Несмотря на все свои минусы, Лиам — боец, и Тео это в нём нравится. — Можешь заканчивать на меня пялиться, — ворчит Лиам, не открывая глаз. Тео подскакивает. — Я не пялился. Один довольный голубой глаз лениво приоткрывается. — Ну конечно. Я оборотень, знаешь, — как будто в этом есть какой-то смысл; у них нет сверхъестественной способности чувствовать, что за ними наблюдают. И даже если бы она была, Лиам бы не знал, как ею пользоваться. Впрочем, это почти мило, даже если это Лиам, который явно доволен тем, что перепугал его. Тео не знает, что ответить, хотя это совершенно ему не свойственно; они просто смотрят друг на друга, молчат, слушая, как постепенно просыпаются остальные, как ворчит Скотт и как Арджент бормочет себе под нос что-то про завтрак. Тео провёл большую часть ночи, невольно прислушиваясь ко всхлипываниям Лиама, к тому, как тот ворочается в ванне — просто не мог уснуть, когда в комнате пахло такой, блять, грустью. Даже сейчас в сладости Лиама чувствуется тёмный, тяжёлый оттенок; Тео сглатывает. — Слушай. Я, ээ... — он прикусывает губу, понимая, что Лиам, возможно, чувствует это. — Никто не знает, как долго мы будем связаны. — Я в курсе, — сухо говорит Лиам, косится куда-то между их руками, словно он действительно видит эту связывающую их нить. Тео задумывается о том, как она должна выглядеть, должна ли она быть тонкой, спутанной. — И я имею в виду, мы как-то раз хорошо сработали вместе. Даже больше одного раза; когда они с чем-то борются, вместе, они отличная команда. В больнице Тео был близок к эйфории, он был уверен, что Лиам окажется именно там, где нужно, что с ним не надо будет ничего обсуждать. Просто двигаться. Их тела действовали как единый механизм — примерно как они вынуждены сейчас. — Ну, ты мог бы, типа, попробовать получше ко мне относиться. — Я хорошо к тебе отношусь, — автоматически отвечает Тео; Лиам бросает на него скептический взгляд. — Вчера было хорошо? — спрашивает он, поднимая правую руку; Тео знает, что если бы они были людьми, его пальцы вчера бы оставили синяки на чужом запястье. И, наверное, они бы в целом меньше дрались. — Ладно, — уступает он. Когда внутри не закипает страх, смешанный с болью — чувства, которые всегда вызывает вид Тары — оказывается проще присесть и изогнуть уголок губ, стараясь вести себя если не дружелюбно, то хотя бы нейтрально. — Ты просто так нас ненавидишь... — бормочет Лиам; он медленно переходит в сидячее положение, и зевает, широко раскрыв рот. — Не то чтобы мне это нравилось. Проблема как раз в этом: не то чтобы Тео ненавидит их, явно не так сильно, как ему хотелось бы. Он оказался здесь, потому что не испытывает к ним ненависти, сражался против Призрачных Всадников и Анук-Итэ, а не свалил из Бейкон Хиллс, как только вернулся из Ада. Вернулся за Лиамом в больницу и не смог сдержать улыбку, когда этот ребёнок действительно вскочил на лошадь Призрачного Охотника. Стая МакКолла состоит из безумцев, и Тео невольно восхищается этим. — Окей, Данбар, боже. Я начну хорошо к тебе относиться, — сказать это проще, чем сделать. Впрочем, Лиам довольно улыбается, и эта грусть постепенно исчезает из его запаха. — Так ты собираешься вылезать из ванны, или мне придётся принимать душ вместе с тобой? Я не уверен, что ты готов ко всему этому, — говорит Тео, указывая на себя, и Лиам краснеет. — Насчёт этого, — Тео наклоняет голову; будет странно, если Лиам реально захочет остаться здесь, но он тут пытается относиться к нему получше, так что ладно. Он может помыться попозже. — Мейсон рассказал мне. Мейсон мог рассказать ему только про одну вещь, и Тео чувствует...на самом деле, это не раздражение и даже не удивление. Он и так был в курсе, что они делятся всем друг с другом. Ему любопытно, какой была реакция Лиама, но он не беспокоится об этом. Лиам провёл всю жизнь с лучшим другом геем, так что это не пополнит список недостатков Тео. — Постарайся не умереть от удивления. Нога Лиама дёргается, ударяется о край ванны, когда он снова зевает; он качает головой. — Не собирался. Я тоже. Это...это в какой-то степени оказывается для Тео неожиданностью; он покачивается на пятках. Он прекрасно помнит, как Лиам пускал слюни на Хейден, в то время как Тео стоял за ними, в цепях, но это, конечно, ничего не значит. Кроме того, как сильно Тео тогда хотелось блевать. — Чёрт. Мы как будто и правда сближаемся, Лиам, — это вызывает у Лиама улыбку, которая, если честно, действительно радует его, после всей этой грусти. — в этой стае есть хоть один натурал? — Скотт, может быть, мы не уверены. Никаких комментариев насчёт остальных; это любопытно. — Ну, в таком случае, думаю, можешь посмотреть, как я принимаю душ, — Лиам издаёт уморительный звук и торопливо выбирается из ванны, спотыкаясь по пути, так что Тео приходится поддержать его, крепко сжав его руку. — Ладно, боже, расслабься. Я не собираюсь нападать на тебя. — Снова, — бормочет Лиам, нарушая миролюбивую атмосферу, установившуюся между ними. Тео сразу отпускает его, не отвечает, просто смотрит, как Лиам уходит обратно в спальню. Лиам упорно роется в своей сумке, вытаскивает из неё одежду и не смотрит на него. Через пару секунд он, кажется, находит нужную футболку и начинает переодеваться; Тео бросает взгляд на ямочки на его пояснице и отворачивается, вздыхая, закрывает дверь. Завтрак получается не таким уж и неловким. Мелисса наверху, спит после смены, Тео привычно следит за её дыханием. Алек и Скотт сидят по одну сторону стола, Лиам и Тео — по другую, Арджент, уже одетый, во главе стола; все остальные, кроме Тео, всё ещё в пижамах. Волосы Скотта растрёпаны с одной стороны и примяты с другой. Никто не вспоминает о том, как Тео повёл себя вчера вечером, и Лиам чувствует себя достаточно хорошо, чтобы съесть половину своего веса в блинчиках; его рот заляпан сиропом, он жестикулирует вилкой, объясняя Алеку тонкости лакросса; Скотт время от времени вставляет свои комментарии. — Лакросс — это лучший спорт на свете, — совершенно искренне говорит Лиам, и Тео действительно обменивается скептическими взглядами с Арджентом, невольно вздрагивая, когда понимает, что он только что сделал. Он опускает взгляд в свою тарелку с блинчиками, которые достаточно активно поглощал, прижимает их к ней зубцами вилки. — Тео, а ты? — вдруг спрашивает Скотт; Тео напрягается, чтобы скрыть тот факт, что он чуть не подпрыгнул на своём стуле от неожиданности. — Что я? — глупо спрашивает он, сразу начиная злиться на себя. Доброе лицо Скотта принимает удивлённое выражение. — Ты любишь спорт? Ты ведь катаешься на скейтборде, да? Тео должен был догадаться, что его ложь об обстоятельствах его обращения однажды выйдет ему боком. Он умеет кататься на скейтборде, научился ради этой истории, ему это просто не интересно. Он крепче сжимает свою вилку. — Нет, эм, это была ложь, — бормочет он, и Скотт на самом деле не должен выглядеть таким удивлённым: почти всё, что он сказал тогда, было ложью. Арджент прочищает горло, выходит из-за стола, не говоря ни слова. Ему не хватает терпения наблюдать эту неловкую драму. Тео внезапно отчаянно хочется, чтобы настроение в комнате снова улучшилось, чтобы Алек не выглядел таким обеспокоенным, чтобы тревога улетучилась из их запахов. — Но я люблю хоккей, — выпаливает он. Когда он был маленьким, какое-то время ему нравилось играть. Но история о том, что его укусили сквозь хоккейную защиту, казалась менее правдоподобной. — Мне нравится хоккей, — подаёт голос Алек, отвлекая их от Тео, спасибо большое. Тео позволяет втянуть себя в разговор о достоинствах различных команд, игнорируя то, как удивлённо Лиам смотрит на него, когда он выступает в защиту LA Kings. Не то чтобы Тео тратил всё своё свободное время на заговоры, он имеет право на хобби. После завтрака они возвращаются вниз, Тео принимается за книгу, которую давно хотел прочесть, но всё никак не мог собраться. Это ещё один плюс связи — отсутствие у него особых обязанностей. Он живёт жизнью ребёнка из маленького городка на летних каникулах, бездельничает на солнышке, сытый и довольный. Никаких проблем. Потом это выйдет ему боком, он уверен. Ни денег, ни стаи, ни друзей. Сейчас он позволяет себе расслабиться; он сидит на матрасе спиной к бетонной стене подвала, солнце просачивается в комнату сквозь крошечное окно и греет его макушку, делая его ленивым и рассеянным; он перестаёт следить за Лиамом, достаточно того, что тот не разговаривает и не натягивает связь. Тео, наверное, уже несколько лет не чувствовал себя таким расслабленным; именно поэтому он не замечает жар, медленно поднимающийся в его животе, пока тот не становится невыносимым; он запрокидывает голову, ударяясь затылком о стену, стонет, приоткрыв губы, и ему кажется, что кто-то трогает его член, вот только всё это время он просто читал. У него уходит пара мгновений, чтобы вырваться из этой сладкой дымки и понять, что именно происходит. Он стискивает зубы, благодарный за то, что остальная часть стаи отсутствует; поэтому Лиам сейчас этим и занимается, он уверен. — Ёбаный идиот, — бормочет он, когда его накрывает новая волна удовольствия; он откладывает книгу, чтобы найти Лиама и...и сделать с ним что-нибудь, это точно. Радиус в четыре метра означает, что у Лиама не так много вариантов, и, конечно, он в ванной, поднимает голову, чтобы уставиться на Тео, когда тот распахивает дверь. Даже отсюда Тео видит, насколько расширены его зрачки. — Данбар, ты маленький извращенец, — рычит он. Лиам сидит лицом к двери, прислонившись спиной к ванне, его ноги широко расставлены, и взгляд Тео сразу устремляется к члену Лиама, торчащему из расстёгнутой ширинки его джинс; смазка с него капает на волосы на его животе. Одна его рука покоится на груди, другой он обхватил свой член. Тео невольно думает о том, что Лиам большой, чего он не ожидал, и что его член такой же симпатичный, как и он сам. Он облизывает губы. Здесь так приятно пахнет, приторно-сладкий запах Лиама становится ещё лучше из-за возбуждения — напоминает леденцы, тающие во рту. Тео не собирается больше об этом думать; он замирает в дверном проёме, цепляясь когтями за косяк. Его член болит. Лиам какое-то время тупо смотрит на него, румянец возбуждения играет на его щеках; он выпускает нижнюю губу, которую прикусил, скорее всего, стараясь быть потише. Затем он охает, торопливо прикрывается и орёт: — Какого хрена, Тео! О, как будто это Лиам здесь должен злиться. — Я это чувствую, — сообщает ему Тео, неопределёнными жестами показывая, что именно он чувствует; он старается не смотреть, как Лиам поднимается на ноги и липкой рукой натягивает свою футболку обратно на живот. — Я думал, по связи передаётся только боль? — Очевидно, что нет, Лиам! У Тео, на самом деле, всё ещё наполовину стоит, он тянется поправить свой член сквозь джинсы, и глаза Лиама ловят это движение. Его румянец становится ещё ярче, если это вообще возможно. Впрочем, когда он снова поднимает взгляд на лицо Тео, в его запахе ярко проявляется тревога. — Хочешь сказать, я не могу... — он рисует рукой круг в воздухе, что, казалось бы, вообще не имеет смысла, но Тео понимает его. — Нет, Лиам, ты не можешь... — говорит он, повторяя это движение, — ...если ты не хочешь, чтобы я чувствовал каждое мгновение. Теперь он точно знает, как именно Лиаму нравится трогать себя, и это ещё одна мысль, к которой он больше никогда не вернётся. — Я имею в виду...разве это так плохо? Как часто ты это делаешь, мы бы могли, типа. Распланировать, — бормочет Лиам, скорее всего, уже точно зная, какую получит реакцию. Тео не разочаровывает. Он пару секунд удивлённо пялится на Лиама, говорит: — Я не собираюсь обсуждать с тобой своё, блять, расписание мастурбаций, Данбар. — ширинка джинс Лиама всё ещё расстёгнута, его член оставил влажное пятно на его красных боксерах, и тот факт, что у Лиама до сих пор стоит, почему-то бесит Тео даже больше, чем всё остальное. Лиам издаёт какой-то жалобный звук, так смотрит на него своими большими грустными синими глазами, словно Тео наказывает его, не желая испытывать ебанутые совместные оргазмы. Он чувствует неожиданное и яркое желание закончить этот разговор. Он не может стоять здесь с полуголым возбуждённым Лиамом и обсуждать мастурбацию, как будто это что-то нормальное. Он просто не может. — Слушай, хорошо, ладно, если тебе так не терпится, что ты не можешь подождать, пока мы разделимся, чтобы...заняться этим, то занимайся этим, когда я сплю. Окей? Что угодно, лишь бы Лиам перестал на него так смотреть. Лиам снова закусывает губу. — Окей. — Хорошо. Давай...никогда больше не говорить об этом, — предлагает Тео и возвращается обратно в комнату, заставляет себя думать о Стайлзе и лицах Ужасных Докторов под их масками, пока его член снова не становится мягким. Тео думает, что это, в принципе, нормально — то, что они с Лиамом больше не возвращаются к тому факту, что, по всей видимости, они делят не только боль, что уже было достаточно отстойно, но и удовольствие тоже; он в основном избегает взгляда Лиама и не думает о его запахе или его члене, и у Тео обычно нет таких проблем, особенно с Лиамом, который...Лиам и поэтому вообще не заслуживает особого внимания. Тео ебётся со всеми, с кем ему хочется, он делал это годами, потому что для него это несложно и он может очаровывать людей, когда хочет. Обычно он не ебётся с маленькими сварливыми оборотнями, с которыми он насильно связан душами, потому что таких раньше вообще не было, и он бы совершенно точно не думал столько о Лиаме, если бы, блять, не увидел утром, как тот мастурбирует. Лиам тоже отказывается смотреть ему глаза; он источает горячий запах смущения, пока Тео не выдаёт достаточно отвратительных, саркастичных комментариев, чтобы Лиам смог расслабиться и огрызнуться в ответ, возвращая всё на круги своя. — Тео, можешь подняться сюда? — Тео вздрагивает, пересекается взглядами с Лиамом, когда тот тоже садится; они смотрят друг на друга широко распахнутыми глазами. Он надеется, что Лиам не чувствует тревогу, поднимающуюся у него в животе и оседающую в его груди, или этот низкий, гудящий страх. Арджент зовёт его наверх, он первым вернулся домой, и Тео знает, что Арджент не может безнаказанно причинить ему вред, особенно пока Лиам привязан к нему, но он всё равно облизывает губы, успокаивая свой пульс, прежде чем крикнуть в ответ: — Я возьму с собой Лиама. — Не то чтобы у тебя были варианты, — говорит Лиам, сползая к краю матраса и загибая уголок у одной из страниц своей до невозможного огромной книги. Матрас буквально прогибается под его весом. — Если он попытается убить меня, ты будешь свидетелем, — бормочет Тео, и он почти не шутит. — Боже мой, Тео, он не собирается тебя убивать, — ноет Лиам, пихая Тео в ногу, чтобы тот двигался быстрее, — он не испортит Мелиссе ковры. Тео разворачивается, открывает рот, чтобы выразить своё негодование, но ловит ухмылку Лиама и почти смеётся, шумно выдыхая воздух носом. — Заткнись, Данбар. Когда они поднимаются, то обнаруживают, что Арджент не выглядит особенно недовольным. Он пахнет металлом, моторным маслом. Скорее всего, был у механика, Скотт вечно жалуется на свою побитую машину; у Арджента с ним такие странные отношения, не то чтобы они вели себя как отец и сын, но Скотт ходит к Ардженту за советами, а Арджент делает что-то для Скотта — например, помогает ему привести в порядок свою тачку. Тео чувствует, что Лиам стоит у него за спиной, что, на самом деле, помогает. Лиам не допустит, чтобы с ним что-нибудь случилось. — Привет, — совершенно расслабленно говорит Арджент после небольшой паузы; он держит руки в карманах. — Мелисса сказала мне, ты не особо хорошо разбираешься в работе по дому? — А, ага, — смущённо отзывается Тео. Во всяком случае, он не знаком с тем, что люди обычно называют работой по дому. Доктора давали ему свои поручения. — Ясно. Что ж, она хочет, чтобы я научил тебя гладить одежду, — Арджент кивает в сторону прачечной и сразу направляется туда, ожидая, что они последуют за ним. Лиам дёргает за край футболки Тео. — Ты не знаешь, как помогать по дому? У Лиама всё отлично, он пахнет светло и довольно, лениво покачивается на пятках; Тео оборачивается и шипит: — Когда, блять, я должен был этому научиться? Между убийствами? — затем он направляется следом за Арджентом, который бросает на них скептический взгляд. — Здесь грязное бельё, — говорит он, поднимая корзину, от которой воняет стаей МакКолла; Тео автоматически поднимает руку, чтобы прикрыть нос. Арджент наблюдает за ним, точно зная, что он чувствует. Мудак. — Здесь отлично пахнет, — довольно говорит Лиам. Арджент сдержанно улыбается, возвращает корзину на место. — Я не сомневаюсь. Но мы сейчас не будем учить тебя стирать, — спасибо большое, потому что Тео пользуется прачечными самообслуживания с тех пор, как ему исполнилось девять. — Мелисса любит гладить свою форму, чтобы лучше выглядеть, — говорит Арджент; от него пахнет теплотой. — так что смотри внимательно. Тео подавляет желание отпустить саркастичный комментарий, чувствует, как рука Лиама касается его, когда они вместе склоняются над гладильной доской. Тео знает, что такое глажка, он не идиот, но втайне он немного благодарен, что Мелисса решила сначала научить его. Он действительно не хочет случайно прожечь её форму. Тео проживает ещё один день со стаей МакКолла, снова наслаждается полноценным трёхразовым питанием и знает, что на рассвете копы не придут стучаться к нему в окно. Ему также удаётся вести себя с Лиамом более-менее как обычно; он старательно не думает об утреннем...происшествии. Всё это замечательно, и всё это не мешает Тео проснуться что-то около трёх часов ночи на своей раскладушке, чтобы начать разглядывать человеческими глазами очертания труб на потолке, скрестив руки на животе. Он дышит медленно, легко, глубоко, впадает в некоторого рода транс, пока отслеживает сердцебиения в доме. Мелисса вернулась со смены, её спокойное сердцебиение раздаётся из спальни наверху; с ней Арджент, он не спит и думает о чём-то неприятном, судя по его тяжёлому дыханию. Тео прекращает слушать его, почувствовав себя как-то неловко, и переключается на Алека; тот тихо храпит и время от времени бормочет что-то себе под нос. Скотт остался на ночь у Малии, очевидно, полагая, что Тео в достаточной степени исправился, чтобы не перебить половину стаи в его отсутствие. Это хорошо, думает Тео, переворачиваясь на живот и устраивая руки под подушкой. А ещё есть Лиам, сердцебиение которого Тео уже узнает везде; он пахнет сладко, приторно, пока в его запахе не проявляется новый, резкий оттенок; его сердцебиение ускоряется, его дыхание меняется, и Тео думает, что ему снится кошмар, собирается разбудить его, чтобы доказать, что он может быть хорошим, когда Лиам издаёт глубокий стон и тут же просыпается; его запах становится ещё слаще, начинает напоминать тот, что Тео помнит с прошлого утра, и Тео застывает, наполовину испуганный, наполовину...что-то ещё, когда слышит, как Лиам издаёт вопросительный звук, а затем снова расслабляется, ёрзает на своём матрасе. Ну, значит, это был не кошмар. Он думает, что на этом всё закончилось, но затем Лиам издаёт глубокий, едва слышный звук, и член Тео дёргается, потому что Лиам снова трогает себя. Уверенно, расслабленно. В конце концов, это его тело, вот только Тео тоже это чувствует. Тео почти встаёт, почти отправляет Лиама обратно спать, но он ведь разрешил ему, и просто так совпало, что Тео не спит, хотя должен, вместо этого чувствует, как пульсирует его прижатый к раскладушке член, когда Лиам сжимает себя, щёлкает большим пальцем по головке, собирает скопившуюся на ней влагу и затем подносит руку ко рту. Тео на секунду теряется, но затем слышит влажный звук и осознаёт, что Лиам облизывает свою ладонь; затем он совершенно точно слышит, как Лиам начинает дрочить себе, быстро и немного грубее, чем Тео привык, но всё ещё приятно, учитывая то, с каким трудом Тео удаётся хранить молчание, незаметно поводя бёдрами. Он никогда не был так благодарен за то, что Лиам настолько невнимателен; он даже не задумывается о том, чтобы проверить сердцебиения или изменения в запахах, потому что иначе Тео уже был бы пойман, а у него нет оправдания тому, что он до сих по не остановил Лиама, не заговорил и не сказал подождать, пока он действительно не уснёт. Вместо этого он чувствует это странное ощущение, будто кто-то прикасается к нему, на самом деле не прикасаясь к нему; чувствует, как Лиам на секунду сжимает свой сосок и затем издаёт чуть слышный стон, такой тихий, что даже Тео едва слышит его. В комнате так хорошо пахнет, что рот Тео наполняется слюной; он чуть сдвигается, чтобы прикусить край своей подушки, боясь, что иначе прокусит себе губу до крови; он не хочет, чтобы Лиам тоже почувствовал эту боль. Он всё равно срывается на тихий стон, когда Лиам крепче сжимает себя, начиная быстрее двигать рукой; Тео чувствует, как дёргаются его бёдра. Влажные звуки, с которыми Лиам трахает свой кулак, разносятся по комнате. Лиам замирает, его рука останавливается, и Тео начал бы умолять его продолжить, если бы мог, но затем Лиам, видимо, решает, что Тео всё ещё спит, и снова принимается за дело, набирая скорость; у Лиама перехватывает дыхание, а Тео почти задыхается, ему хочется кричать, потому что он не может двигаться, не может говорить, может только лежать здесь, пока эта связь плавится между ними; перед глазами Тео взрываются фейерверки, когда Лиам охает и кончает, пачкая свою ладонь. Тео кончает так быстро, что его пальцы на ногах поджимаются; его бёдра дрожат, и он сбивается на тихий, надломанный звук, когда чувствует, как влага разливается в его пижамных штанах; в комнате будет так ярко пахнуть ими, Лиам вообще заметит? Лиам молчит, тяжёло дышит; он чмокает губами, прежде чем подняться на ноги и на цыпочках двинуться в ванную; Тео слышит, как он моет руки, приводит себя в порядок. Дверь ванной приоткрыта, свет проникает в комнату. Лиам напевает себе под нос, он звучит веселее, чем все эти дни. Это бесит Тео, который только что кончил себе в штаны и теперь застрял в таком виде. Лиам даже от оргазма получает лучшее. Он ненадолго задумывается о том, чтобы всё-таки подняться, дать Лиаму знать, что это было отлично, но какого хуя? Ему нравится представлять испуганный взгляд Лиама, то, как его рот распахнулся бы в изумлении и как его запах пропитался бы паникой. Прошло слишком много времени с последнего раза, когда Тео действительно, по-настоящему кого-то напугал. Но ему не хватает храбрости, и он оставляет руки под подушкой, а тело — неподвижным, пока Лиам забирается обратно в постель, чтобы затем почти сразу заснуть. Он так и не замечает ни ускоренное сердцебиение Тео, ни его запах, что, если честно, вызывает беспокойство. Тео почти не спит. — Ты мог бы, блять, прекратить? — Лиам явно раздражён; он сидит на матрасе со своими идиотскими взлохмаченными волосами и недовольно щурится. Одеяла укрывают его до талии, обнажая его голую грудь, волосы на ней и острые ключицы. Маленькая капелька крови выскальзывает из тут же заживающей ранки на его подбородке; Тео только что порезался, бреясь. Тео облизывает палец, стирает такую же капельку с собственного подбородка. — В чём проблема? — спрашивает он, наклоняясь ближе к зеркалу и не думая о том, что тут всё ещё пахнет сексом. Потому что ему плевать, и если он начнёт думать о том, что случилось ночью, то сойдёт с ума. — У меня на лице появляются порезы в случайных местах, и это больно. — Так бывает, когда ты бреешься, Лиам, — бормочет Тео, умудряясь тут же случайно порезаться; он морщится, когда очередная капелька крови выступает на его щеке. — Блять, Тео! — Лиам вскакивает на ноги, роняя одеяла на пол, что немного раздражает, потому что это Тео потом будет наводить здесь порядок, и встаёт у него за спиной, достаточно близко, чтобы можно было почувствовать тепло его тела. Тео ловит его взгляд в отражении зеркала, у них на щеках всё ещё остаются одинаковые капельки крови; Лиам хмурится. — Так не бреются, так вообще никто не бреется, — говорит он, наблюдая за тем, как Тео проводит бритвой по своей щеке. — Извини, никто не учил меня бриться, когда я был, знаешь, с Ужасными Докторами, — беззлобно фыркает Тео. Он никогда не заботился о том, чтобы делать это правильно, потому что порезы всё равно заживали моментально. Он украл свою первую бритву в аптеке, когда ему было лет пятнадцать, и учился методом проб и ошибок. В запахе Лиама на мгновение проявляется жалость; он отводит взгляд, прежде чем снова возмутиться: — Не используй свою ебанутую жизнь, чтобы манипулировать мной! Тео поворачивается, вынуждая Лиама отступить на шаг назад, и скрещивает руки на груди. Его глаза распахиваются шире, рот приоткрывается, и он закусывает нижнюю губу; его подбородок подрагивает, когда он тихо проговаривает: — Но, но они так плохо со мной обращались! А я был просто невинным маленьким ребёнком, — он замолкает, и единственная слеза скатывается по его щеке. Представление, достойное Оскара. Лиам изумленно пялится на него, пока Тео не усмехается, расслабляясь и вытирая слезу. — О, ты такой мудак, — почти впечатлённо выдыхает Лиам. — я уже подумал, что, типа, здорово тебя задел. Усмехнувшись, Тео поворачивается обратно к зеркалу, спокойно заканчивает бритьё. — Как будто ты на это способен, — он вытирает с лица крем для бритья и задумчиво добавляет, — Знаешь, я даже не стал скрывать свой запах. Ты должен был это заметить, — Скотт, Малия и другие сверхъестественные существа из стаи наверняка заметили бы. Он только сейчас понимает, как мало Лиам на самом деле знает; его ничему особо не учили, потому что с тех пор, как его обратили, стая практически постоянно с кем-то воевала. Частично Тео несёт за это ответственность. Лиам пожимает плечами и садится на край ванны, очевидно, намереваясь ещё какое-то время потусоваться с Тео. Он покачивает ногой, подносит большой палец ко рту, довольный на вид, когда говорит: — На самом деле, я не особо всё это умею. Тео смотрит на него сверху вниз, на его макушку, на волосы, зачёсанные назад, на эти голубые глаза и широкие плечи. Лиам не столько маленький, сколько, скорее, компактный; он сильнее, чем большинство оборотней, раз уж на то пошло. Тео знает. Но он начинает понимать, что в Лиаме есть что-то уязвимое. Лиам — это не только лакросс, раздражение и слепая верность. Он продолжает тянуться к людям даже после того, как они отталкивают его. Кто-то злой, кто-то такой, каким был Тео, может это использовать. Он чувствует неприятную тревогу. — А ты бы хотел? — Что ты имеешь в виду? — Лиам поднимает на него взгляд, наклоняет голову, обнажая горло. Показывая пульсирующую венку. Клыки Тео касаются его языка, это получается автоматически. Это просто ещё одна вещь, про которую не знает стая МакКолла: показать свою шею — значит выразить готовность к подчинению, это многое значит, когда ты делаешь это перед другим волком. Тео это знает, хотя он даже не настоящий оборотень. Не в первый раз Тео задумывается о том, как его раздражает Питер Хейл, который начал всю эту ебанину и никому ничего не объяснил даже после того, как вернулся. Альфа должен заботиться о своей стае, как это делает Скотт. — Я мог бы научить тебя пользоваться своими способностями. Быть волком. Лиам задумчиво кивает. — А ты хочешь? Тео прислоняется спиной к раковине, старается смотреться настолько искренне, насколько это возможно. Он действительно хочет помочь, просто не уверен насчёт того, как объяснить, почему; в итоге решает просто сказать как есть. — Я должен, потому что если я этого не сделаю, то ты умрёшь, и тогда я умру. Он не удивился бы, если бы Лиам начал протестовать, но тот не кажется особенно оскорблённым, задумывается. — Если ты научишь меня...я тоже так смогу? Врать, как ты? — Лиаму одновременно некомфортно и интересно; он снова поднимает руку ко рту, кусает ногти. Если бы, мысленно усмехается Тео. Лиам весь как на ладони со своими огромными глазами, ярким запахом и мягким приоткрытым ртом. Тео практически не нужно напрягаться, чтобы читать его, словно раскрытую книгу. — Нет, если я не смогу вернуться в прошлое и переделать всё твое детство, — говорит он. Он научился этому, потому что у него не было выбора; иначе он бы умер. Это оказалось полезным. — Я имел в виду, скорее, слушать сердцебиения, разбирать запахи. Нормальные умения оборотней. Этого достаточно, чтобы Лиам остался в живых, даже когда Тео уедет отсюда. Неплохой план. Лиам довольно улыбается ему, и это странно, но не то чтобы неприятно — когда это выражение лица обращено к нему. В конце концов, относиться к Лиаму хорошо не так уж и сложно. Он начинает понимать, почему стая так ведёт себя с ним: дело не только в разнице в возрасте. — Не будь слишком благодарным, — говорит Тео, поворачиваясь обратно к зеркалу, оглядывая своё отражение. Задумываясь. — а то я подумаю, что я тебе нравлюсь.