Связанные

— Окей, но... — говорит Лиам, поднимаясь на ноги. — я могу научить тебя этому. — Он отбирает бритву у Тео, толкает его к раковине и пристально смотрит на его шею. — Тогда тебе не придётся каждое утро полосовать нам лица. — Я не подпущу тебя к своему горлу с ёбаной бритвой, — прямо говорит Тео, запрокидывая голову. — Боже, Тео, расслабься, — приказывает Лиам, опуская руку на шею Тео, устраивая большой палец сразу у него под подбородком, а остальные — у него за ушами. Его руки горят. Тео замирает, испуганно вдыхает. — Видишь, ты в любом случае пропустил немного. — Лиам держит вторую руку на раковине рядом с бедром Тео; сам Тео не знает, что делать с собственными руками, в итоге прижимает их к груди, словно испуганный ребёнок. Дыхание Лиама обжигает его ключицы. Он чувствует, как Лиам протягивает руку ему за спину, включает воду; та брызгает на футболку Тео, пока Лиам мочит пальцы, прежде чем коснуться кожи Тео; тот вздрагивает несмотря на то, что и вода, и пальцы Лиама тёплые. Тео шумно выдыхает носом, почти паникуя; так близко запах Лиама чертовски силён. — Эм. Сердцебиение Лиама ускоряется, шумит у Тео в ушах; скорее всего, он тоже нервничает из-за их близости. — Ты не так плохо справляешься, тебе просто нужно бриться по росту волос, — объясняет он, аккуратно проводя лезвием вдоль кожи Тео; тот сглатывает. Он чувствует тепло тела Лиама, на его висках выступает пот, что, на самом деле, неплохо. С тех пор как он вернулся из Ада, ему постоянно холодно. — И хватит бриться так, будто ты хочешь ранить себя, это не драка. — Я знаю, — проговаривает Тео сквозь зубы, слишком ярко ощущая, как близко к нему находится Лиам, как легко ему было бы вогнать бритву Тео под кожу или крепче сжать его горло. — Да ну? — спрашивает Лиам, странная нотка звучит в его голосе; он проскальзывает языком между зубов, когда проводит бритвой вверх вдоль подбородка Тео, убирая с дороги большой палец и обхватывая его шею сзади, удерживая его вблизи. Тео опускает на него взгляд, смотрит в его яростно-голубые глаза, на морщинку между его бровей, а потом неожиданно для себя говорит: — У тебя очень голубые глаза. Эти глаза перехватывают его взгляд; Лиам, кажется, заканчивает с бритьём и тянется за полотенцем, чтобы передать его Тео. — Эм. Спасибо, наверное? Тео подавляет желание закрыть свой рот руками, старательно вытирает лицо, скрывая его выражение. — Неважно. Свежий и чистый, он смотрит на Лиама, который на секунду открывает рот, прежде чем шумно вдохнуть, отстраняясь. — Хорошо, ты чему-то научился, так что пошли, — Лиам явно взволнован; когда он оказывается на полпути вверх по лестнице, Тео чувствует натяжение связи и беспомощно следует за ним. — Пошли? — спрашивает Тео, потому что они, на самом деле, никуда не ходили с момента появления связи. Никто из стаи ничего особо не делает, всё ещё чувствуя постоянную угрозу со стороны Монро. Те, кто выходит куда-то, постоянно поддерживают контакт с остальной стаей, боясь очередного похищения. Тео рассеянно потирает запястья, вспоминая время, проведённое в плену Монро. Скотт в гостиной, разговаривает со Стайлзом по видеочату; он рассеянно машет им, когда они проходят мимо, Тео слышит, как Стайлз говорит: — В любом случае, я думаю, она ещё вернётся, — а затем вскрикивает, — это что, Тео? — А, да, он теперь живёт с нами, — раздражённо отзывается Скотт, потирая шею, и Тео остался бы подслушать, но Лиам всё ещё тянет его вперёд, на задний двор. Здесь практически ничего не изменилось, если Тео правильно всё помнит. Белый пластиковый забор, поросший зеленью, небольшой квадрат травы в центре, заставленный покоцанными шезлонгами. Он задумывается о том, что соседи думают о происходящем здесь. Что они подумали, когда услышали очередной случайный вой, или когда Гейб изрешетил дом пулями. Это явно не лучшим образом сказывается на ценах на недвижимость. Здесь не так сильно воняет стаей МакКолла, и это приятно. Тео глубоко дышит носом. Солнце обжигает его макушку, и Тео на секунду запрокидывает голову, щурясь на свет. Это приятно. Лиам останавливается посреди газона, подняв кулаки, легко подпрыгивает, словно собравшись драться. — Какого хуя ты творишь, Данбар? — Учи меня! Тео с трудом подавляет желание закатить глаза, растягивается на одном из шезлонгов и смотрит, как лицо Лиама принимает растерянное выражение. — Идея не в том, чтобы научить тебя драться, — Лиам и так умеет драться, Тео, к сожалению, в курсе. Он раздражённо потирает переносицу. — Мне явно не стоит рассказывать тебе о том, как более эффективно причинять людям вред. Вся радость Лиама растворяется, Тео мысленно морщится. Он, на самом деле, не хотел, чтобы это прозвучало так грубо. — Точно. Ты всё равно лучше разбираешься в том, как их убивать. Тео вздыхает, откидывается на спинку шезлонга. Он всё ещё слышит отсюда, как истерит Стайлз и как Скотт пытается его успокоить; это будет непросто. — Я мог бы убить тебя уже сотню раз, но не сделал этого, — сообщает он небу и сразу же чувствует удивление Лиама, слышит, как он тихо вдыхает. — И? Я должен быть благодарен? — Лиам встаёт перед Тео, заслоняя солнце, смотрит на него сверху вниз; тот морщится. Он помнит, как вернулся из Ада, как прижал Лиама к стене, надавив ему на горло; тогда Лиам боялся его, Тео чувствовал под пальцами его торопливый пульс. Он немного скучает по тому времени, когда мог легко заставить Лиама заткнуться. — Ну да? Лиам пару секунд смотрит на него, прежде чем усмехнуться, коротко и недоверчиво. — Охренеть. Ты действительно в это веришь. У меня для тебя новости, Тео: большинство людей за всю жизнь вообще никого не убивает, это несложно. Тео чувствует, как его когти касаются подлокотников, у Лиама каждый раз получается вызвать у него реакцию; тот прищуривается. Лиам может сколько угодно вести себя как мудак, Тео всегда с радостью зайдёт ещё дальше, и он не остановится, пока Лиам не заплачет. Тео находит образ этих голубых глаз, наполняющихся слезами, очень привлекательным; он касается пальцем нижней губы и усмехается. — А, эй, парни, — они поворачиваются к двери, возле которой стоит Мейсон, прижимая пальцы к косяку, словно собираясь постучаться. — Вы не заняты? — Ничем особенно важным, — говорит Тео. Лиам одновременно с ним выдаёт: — Тео учит меня оборотничать. Несмотря на предыдущее раздражение, Тео чувствует, как уголок его губ ползёт вверх. — Да, что-то вроде того. Мейсон выходит во двор, с любопытством осматривается. — Я тут ещё не был. Жгучий оттенок гнева Лиама растворяется в сладости, когда он улыбается Мейсону и отходит от Тео; тот глубоко вдыхает. Он будет хорошим. Он будет хорошим, терпеливым и спокойным, а потом свалит из Бейкон Хиллс, как только отделится от Лиама. — Тут мило, да? Мейсон кивает, садится в траве возле ног Тео, а затем падает на спину, позволяя всему телу пропитаться солнечным светом; через пару секунд его глаза широко распахиваются. — О! Тео, прости, чуть не забыл. Мелисса просила тебя позвать. Что-то насчёт урока? — Я не хочу обратно, — жалуется Лиам; Тео косится на него, собирается сказать что-нибудь о том, что надо думать о других, но затем вспоминает ту их вечернюю ссору и решает воздержаться. — Она на кухне, — говорит он вместо этого, отыскав её сердцебиение. — можешь остаться здесь, просто не отходи от дома. — Откуда ты знаешь? — Первое правило оборотня, Лиам: всегда слушай сердцебиения. — Это...это была шутка? — шепчет Мейсон, когда он направляется в дом, где его ждёт Мелисса. Тео вскрикивает, обсасывает кровоточащий палец. С улицы раздаётся раздражённый крик Лиама: — Тео! Будь осторожнее! — Я проткну себе руку, просто чтобы выбесить тебя, — бормочет Тео, доставая палец изо рта и направляясь помыть руки; порез уже зажил. Испугавшись, Мелисса отшатывается в сторону; она нарезала авокадо, параллельно следя за тем, как Тео режет помидоры. Он замирает. Она пару секунд смотрит на него, прежде чем вздохнуть, явно злясь на себя больше, чем на него. — Извините, я просто... — он кивает в сторону раковины, боясь пошевелить даже рукой. — Нет, нет, иди, помой руки. Надо держать всё на кухне в чистоте и всё такое. — Точно. Он неловко наклоняет голову, фокусируется на холодных каплях на его коже, а не на том, как подскочил её пульс, когда он подошёл к ней. Чего он заслуживает. — Обычно на стаю надо много готовить, так что ты не научишься ничему особенно сложному, — говорит она, небрежно толкая его бедром, прежде чем взять что-то из холодильника. Он ценит её старания. — Ничего страшного, — говорит он, возвращаясь к своим помидорам и стараясь снова не порезаться. Ему никогда особо не приходилось работать с ножами, ему обычно хватало когтей. Они готовят пасту с соусом Песто, он никогда её не ел, но запах уже заставляет его рот наполниться слюной; за это время Тео уже научился процеживать пасту и выяснил разницу между "сварить" и "запечь". — Хотя я не думаю, что мне когда-то придётся кормить большую толпу, — запоздало добавляет он, морщась, когда Лиам случайно отходит слишком далеко и связь тянет его назад. Он видит в окно, как Лиам смеётся над чем-то вместе с Мейсоном; Лиам запрокидывает голову, улыбаясь — в солнечном свете его волосы кажутся золотыми — когда Мейсон описывает своё последнее неловкое семейное сборище. — Почему это? — рассеянно спрашивает Мелисса, добавляя в пасту сыр и панировочные сухари. — А, в холодильнике оставался фруктовый салат, положишь его в миску? — Я предпочитаю уединение, — объясняет Тео, доставая из холодильника контейнер с салатом и обыскивая полки, пока не находит подходящую миску. — Не думаю, что я буду участвовать в каких-то больших собраниях. В смысле, когда это всё закончится. Когда он свалит из Бейкон Хиллс. — Разве оборотням... — она обрывает себя, вспомнив, что он такое. — разве людям вроде тебя не нужна стая? — Может быть, — тихо проговаривает Тео. Он не особо заслуживает стаю, не после того, что он сделал с предыдущей. Он сомневается, что кто-то возьмёт его к себе даже после того, как он покинет Бейкон Хиллс: его статус химеры и слухи об Ужасных Докторах явно последуют за ним. — Но ты в стае Скотта, разве нет? Он крепче сжимает миску. — Нет, я не в его стае. — Ты так в этом уверен, — говорит она, убирая поднос с пастой в духовку; Тео чувствует лицом её жар, закрывает глаза. — Вы человек, — говорит он, стараясь не звучать пренебрежительно. — для нас это по-другому, мы это чувствуем. И Тео чувствовал это со своей прошлой стаей, всё ещё чувствует остаточную связь с Кори, которую они никогда не будут обсуждать. Не после того, как он убил Трейси и Джоша; только Кори удалось спастить. Когда он снова открывает глаза, она смотрит на него; выражение её лица нейтрально, и он не может почувствовать её эмоции сквозь запах еды, наполняющий воздух. — Что? — огрызается он, цепляясь за миску обеими руками, чтобы она не увидела в нём угрозу. — Звучит одиноко, — говорит она, закрывая духовку и устанавливая таймер. — Я с Лиамом двадцать четыре на семь. Тео теперь никогда не бывает один. — Окей, Тео. Ну, ты можешь идти, обед будет готов через полчаса. Он послушно кивает и направляется на улицу. Лиам и Мейсон болтают о бывших одноклассниках и планах на лето, когда Тео возвращается к ним, садится на траву рядом с Лиамом. — Думаю, я хочу съездить на Гранд-Каньон. Ну, когда я отделюсь от этого чувака, — говорит Лиам, указывая большим пальцем на Тео; тот, на самом деле, почти забыл об этом всём, наслаждался солнцем и обществом людей, которые не пытаются его убить. Он хмуро косится на Лиама. — Надо позвонить Дитону, он слишком долго копается, — бормочет он, пихая Лиама, пока тот не достаёт мобильный и не набирает его номер; они втроём склоняются над телефоном, точно как на прошлой неделе, разве что в этот раз Тео даже не задумывается о том, чтобы убить Лиама. Он думает, что это можно считать прогрессом. — Я до сих пор точно не знаю, в чём проблема, — спокойно признаётся Дитон, улыбаясь им; судя по интерьеру за его спиной, он у себя в кабинете. Тео реально интересно, сколько времени он тратит на работу ветеринаром и сколько на работу загадочным чуваком, который никогда ни в чём не признаётся. — судя по всему, ваши души сейчас полностью связаны. — Но мы не...Это значит, что мы родственные души? — Я полагаю, это надо спросить у вас, но нет, это не такая связь. Тео смотрит на Лиама; тот морщится. Мысль о том, чтобы быть родственной душой Лиама, почти так же отвратительна ему, как эта связь между ними. Он видел, как Лиам вёл себя с Хейден, каким он был добрым и мягким; и вечно улыбался, сладко так. Это было очаровательно. Тео уверен, что возненавидел бы это. — Ну, это не так, — говорит Лиам. — Мы просто...очень хотим разделиться. — Сейчас я хорошо к тебе отношусь, — бормочет Тео; на самом деле, он почти обижен, потому что сегодня утром он был вполне себе дружелюбен с Лиамом и заметно меньше огрызался на него, если не считать тех раз, когда он делал это мысленно. Но мысленно он огрызается на всех. — Да, но ты всё ещё ты, — говорит Лиам, вешая трубку; Мейсон бросает на него взгляд, который у Тео не получается расшифровать, в его запахе проявляется веселье. — И что это значит, Лиам? — спрашивает Мейсон, усмехаясь. — Ты прекрасно знаешь, что это значит, — огрызается Тео, отворачиваясь. С момента возвращения из Ада он не убил никого из тех, кто пытался ему навредить, даже когда это были копы, и он был глубоко в заповеднике, и его вырвали из крепкого сна, и ему очень хотелось избавиться от проблемы и закопать тела там, где их никто не найдёт. Он не сделал этого. Он всего лишь проснулся и переехал в другое место. И он забрал боль Гейба. — Нет, Тео, это не то, что... — Мейсон почему-то всё ещё улыбается, и Тео неожиданно расслабляется, просто пропускает сквозь себя весь этот тёплый день, всю эту доброту и даже оскорбления Лиама. — Всё нормально, — отмахивается он, пожимая плечами. — В любом случае, Дитон до сих пор ничего не нашёл, и, на самом деле, может никогда не найти. — он думает о перспективе провести остаток жизни привязанным к Лиаму. — Должен быть какой-то способ разорвать связь. — Мы даже не знаем, как это произошло, — замечает Лиам, и Тео вынужден с этим согласиться. Они так и не смогли вспомнить ничего с той ночи. Тео помнит практически всё, что когда-либо с ним происходило, даже то, что не хотел бы — например, Тару и то, как Доктора ставили на нём эксперименты. Есть что-то пугающее в том, что случайная летняя ночь, которая закончилась тем, что его душа оказалась буквально привязана к душе другого человека, просто исчезла из его головы. — Может, мы могли бы покопаться там, найти хотя бы пару воспоминаний. Я мог бы сделать ту тему с когтями, — говорит Тео, выпуская когти, и Лиам отшатывается назад, в его запахе проявляется страх. — После того, что ты сделал с Лидией? — уточняет Мейсон, когда Лиам не делает этого, и Тео прячет когти. Он даже не может злиться, потому что Мейсон прав. — Просто пища для размышлений, — говорит он, с улыбкой глядя на Лиама. — и не волнуйся, я обещаю, что буду нежен. Лиам краснеет до корней волос, его запах начинает отдавать этой его коричной яростью; Мейсон просто смеётся. Обед проходит не так плохо, как раньше; Арджент не проводит большую часть времени, косясь на него, и Алек практически улыбается ему, когда они выясняют, что Тео помог с готовкой. — Ты отравил её? — спрашивает Лиам, но в его голосе нет злости, и он явно не колеблется перед тем, как положить себе на тарелку целую гору пасты. — Да, но этот яд действует только на маленьких злобных оборотней, — усмехается Тео, наблюдая за тем, как Лиам не особенно успешно прячет улыбку. — Это вкусно, — почти удивлённо говорит он после первого укуса. — Мелисса помогла, — признаётся Тео, бросая на неё смущённый взгляд, на который она отвечает кивком. Скотт улыбается, широко и довольно, он всегда счастлив, когда все ладят, потому что он вот настолько ненормальный. Тео, который всё ещё немного подпитывается от хаоса, никогда это не поймёт. — И насколько зол Стайлз? — не особо вежливо спрашивает Лиам, запихивая в рот пасту. Они сделали два подноса, так что она вряд ли закончится. Впрочем, у Лиама и Скотта, кажется, бездонные желудки. Скотт чуть морщится, в его запахе проявляется неуверенность; он неопределённо пожимает плечами. — Он...не в восторге, — говорит он, что означает, что Стайлз в ярости и сейчас, скорее всего, бесполезно закипает где-то далеко в Вашингтоне, пока Дерек и Лидия пытаются его успокоить. Тео уверен, что Лидия знает, уже какое-то время, и уже приняла это. Она прагматична. — он предпочитает, когда его держат в курсе событий. — Не сомневаюсь, — бормочет Тео в свою пасту. Стайлзу всегда надо было всё про всех знать, и он очень медленно прощает. — Он заедет, — говорит Скотт, одаривая Тео кривоватой улыбкой; это выглядит до раздражающего очаровательно даже несмотря на то, что щека Скотта испачкана соусом. — Они не могут выгнать нас обоих, — говорит Лиам; об этом и так все знают. Особенно Арджент, который снова смотрит на Тео, словно говоря: Твоё время придёт, пацан, и Тео подавляет желание поёжиться, потому что взгляды Арджента — не худшее из всего, что с ним происходило. Он просто проглатывает свою пасту и улыбается в ответ. После ужина он остаётся на кухне, снова моет посуду, потому что это успокаивает и ему нравится эта монотонность, нравится заниматься обыденными вещами, которых никогда раньше не было в его жизни. Мелисса сказала, что повар не должен заниматься ещё и посудой, но Тео настоял, и не то чтобы кто-то ещё вызвался помочь. Он специально не смотрит в окно, боясь увидеть пожелтевшее лицо Тары по ту сторону стекла. Он фокусируется на посуде, на пене вокруг его пальцев и на шраме на его костяшке, оставшемся с того времени, когда у него не было исцеления. В какой-то момент Тео ловит знакомый запах, чувствует, как довольно звякает связь; вскоре Лиам подходит к нему, пихает его плечом. — Дай, помогу, — говорит он и берёт тарелку из кучи грязной посуды, цепляет запасную губку и намыливает её. Он закатывает рукава рубашки, обнажая загорелую кожу; его мышцы напрягаются. Тео осознаёт, что у Лиама красивые руки — умные, длинные и покрытые шрамами. — Ты хочешь помыть посуду? — недоверчиво спрашивает Тео, потому что Лиам не особо большой любитель работы по дому. — Мелисса сказала, что это нечестно, даже если ты хочешь побыть мучеником, — говорит Лиам, улыбаясь. — Ты как местная Жанна д'Арк. — Кто? Лиам закатывает глаза; впервые за всё время их общения Тео чувствует себя отстающим; он чувствует облегчение, когда понимает, что Лиам не собирается смеяться над ним. — Это французская святая, она сражалась в Столетней войне, и её сожгли на костре. Ну, она известная мученица, — объясняет он, отмывая тарелку и откладывая её к тем, что вымыл Тео; в его запахе проявляется довольство, как и всегда после еды. За последнюю неделю Тео многое узнал о Лиаме; это бесполезная информация, учитывая то, что он планирует свалить отсюда, как только у него появится соответствующая возможность. Тео впечатлён, хоть ему это и не очень нравится; он отвлекается, когда Лиам неудобно перехватывает стакан, и тот падает в раковину и разбивается; Лиам с болезненным шипением отдёргивает руку, и Тео тут же чувствует яркую боль в указательном пальце. — Ой, чёрт, — выдыхает Лиам; осколок стекла впился в мясистую подушечку его пальца, и порез не может исцелиться. — Извини, Тео. — Ты тоже пострадал, — отмахивается Тео и берёт руку Лиама в свою, осматривает его рану, игнорируя собственную. Ему больно, но в его пальце не застряло стекло. — Мне придётся достать это, или оно никогда не заживёт. — Да, хорошо. Тео поднимает взгляд на Лиама; тот закусил губу, его глаза широко раскрыты от боли. Иногда Тео забывает о том, что Лиам не так привык к боли, как он. Он жил нормальной жизнью, пока его не обратили, на нём не ставили эксперименты никакие безумные учёные. До жути инородное чувство, напоминающее жалость, поднимается у него внутри. — Эй, Лиам, — говорит Тео, отвлекая его, и Лиам поднимает на него взгляд в тот самый момент, когда Тео выдёргивает стекло из его плоти; они оба морщатся от боли. Порез тут же заживает, Лиам благодарно улыбается ему, и Тео чувствует неожиданную потребность в том, чтобы отвернуться, роняя руку Лиама; он поворачивается к раковине, чтобы собрать то, что осталось от стакана, и выбросить в урну. Они домывают посуду в тишине. Тео снятся кошмары; они снятся ему сколько он себя помнит, просто теперь они о другом: ему снится Тара, преследующая его по тёмным коридорам, а не то, как он лишается силы или как Ужасные Доктора запускают руки в мягкую кашу его внутренностей, пытаясь найти то, что никогда не найдут, чистое зло, о котором они столько говорили. Тео никогда не смог бы дать им это, теперь он это понимает. Он навсегда бы остался химерой, которая не может достичь должного уровня, даже если сейчас он практически уверен, что это хорошо. Проблема кошмаров в том, что они достаточно похожи на Ад, чтобы казаться реальными. Он прекрасно помнит проведённое там время, помнит каждый раз, когда ледяные пальцы Тары сжимались вокруг её сердца, её горькую улыбку, когда их заливала кровь Тео. Он помнит, как беспомощно полз по земле, умоляя о помощи и в какой-то момент вспоминая о матери, когда Тара опускалась перед ним на колени и каждый раз забирала своё сердце. Он...практически уверен, что на самом деле это была не Тара, а просто какой-то её призрачный образ. Ему нравится думать, что Тара оказалась в каком-то лучшем месте, а не просто была вынуждена бродить по персональному Аду её брата. Сегодняшний сон реалистичный, и он взялся из ниоткуда: Тео сегодня не видел Тару, сидел на солнце с Лиамом и Мейсоном, учился готовке у Мелиссы, которая, кажется, относится к нему если не с заботой, то хотя бы нейтрально. Что значит для него гораздо больше, чем ему хотелось бы, даже если он не признаётся себе в этом. Не признаётся. Так что он резко садится на матрасе, тяжело дыша; испуганно осматривается, чувствуя, как сердце Тары стучит у него в ушах, и не замечает Лиама, чувствует только мерзкий сырой запах плоти Тары, её мокрых волос. Здесь слишком темно, чтобы он мог понять, где находится, и он не понимает; он не уверен, что не вернулся туда, не оказался в Аду, и он делает единственное, что не мог сделать там: он обращается в койволка, в процессе разрывая матрас; тот сразу же лопается, и Тео падает на пол, больно ударяясь, что, как ни странно, позволяет ему расслабиться, почувствовать облегчение; он прижимается носом к полу и по-собачьи вздыхает. Он в безопасности, он не в Аду, если не считать Адом необходимость спать в подвале МакКоллов рядом с Лиамом, и даже Тео не настолько драматичен. — Эм, какого чёрта? — Лиам садится в кровати, смотрит на Тео горящими глазами; он поднимает руку с выпущенными когтями, не чтобы напасть, но чтобы указать на него. — Ты до смерти напугал меня, Тео. Это...ты ведь... Тео превращается обратно в человека, не волнуясь о том, что теперь он голый, порванная одежда валяется на полу; Лиам стремительно розовеет, отводит взгляд. Тео подтягивает колени к груди, что добавляет ему скромности. Ему в любом случае нечего стыдиться. — Да, это я, идиот. Думал, меня украл волшебный волк или что-то вроде того? — Эм, ты не волк. И не койот; он знает, что выглядит не совсем как Дерек или Малия. — Я койволк. В нём поровну от обоих, точно как и когда он в человеческой форме. — Ну, какого чёрта. Ты лопнул надувной матрас, и я не собираюсь будить Мелиссу, чтобы она достала ещё один. — Лиам, сейчас три часа ночи. — Вот именно! — Я хочу спать, — говорит он, поднимаясь на ноги и не обращая внимания на то, как Лиам краснеет ещё яростнее и очень старательно не смотрит на его член. Тео облизывает губы, прежде чем закусить нижнюю, пряча улыбку. — и я не собираюсь спать на цементном полу. Или наверху, на кушетке МакКолла, где он будет слишком далеко от Лиама и где его, скорее всего, с утра пораньше убьёт Арджент, проснувшийся раньше всех. — Я не собираюсь спать с тобой, Тео. — А если я обращусь? И лягу у тебя в ногах? — предлагает Тео; он слишком устал и всё ещё не отошёл от своего сна, чтобы вести себя раздражающе или отрицать то, как хорошо будет чувствоваться связь, когда они будут так близко. — Это будет всё равно что спать с собакой, это не будет ничего значить. Не то чтобы это вообще могло что-то значить. Лиам осматривает его; его грудь всё ещё часто вздымается после такого неожиданного пробуждения, его голубые глаза сейчас кажутся темнее, глубже. Тео замечает, как Лиам оценивающе взмахивает рукой, словно пытаясь прикинуть, как животное размером примерно с человека сможет уместиться с ним на кровати; но затем его лицо смягчается. — Ты обратился, потому что тебе приснился кошмар? — Не понимаю, о чём ты, блять, говоришь, — сообщает Тео, цепляя шорты, потому что у них тут, видимо, начинаются разговоры по душам, и он не собирается участвовать в чём-то подобном с голым членом. Он слышит, как пульс Лиама подскакивает, когда он наклоняется, и улыбается себе. — Мне часто снятся кошмары, — говорит Лиам, закусывая губу. В его запахе нет жестокости; впрочем, её там практически никогда нет, даже Тео не будет отрицать добрые намерения Лиама. Обычно они просто раздражают и противоречат тому, чего хочет сам Тео. — Мне никогда не снятся кошмары, — врёт Тео, наконец-то одевшись и присаживаясь в ногах кровати Лиама; пальцы Лиама почти касаются его бедра. Лиам скептически смотрят на него. — Я думаю, они всем снятся. Пара мгновений проходит в тишине, Тео подавляет желание сказать что-нибудь достаточно грубое, чтобы заставить Лиама отвязаться, потому что он решил быть хорошим; так будет проще, а потом он свалит из Бейкон Хиллс. — Они снятся мне реально часто, — добавляет Лиам. — Мне снятся Берсерки и то, что случилось с Мейсоном. И Монро. Тео поворачивается к нему, почувствовав непрошенное любопытство. — А я тебе не снюсь? Он думал, что после всего, что он устроил, он обязательно должен был занять особенное место в кошмарах Лиама. Он уверен, что со Стайлзом так и получилось. — Нет. Я больше тебя не боюсь, — говорит Лиам; его сердцебиение не сбивается. — Но когда мне снятся кошмары, я просыпаюсь обращённым. Как ты. — Неважно, — говорит Тео и отворачивается, не желая обмениваться с Лиамом грустными историями о прошлом. Ну да, с ними обоими происходили стрёмные вещи, какая разница. Не значит, что они должны это обсуждать. Лиам раздражённо пихает его ногой. — Тео. Сейчас три часа ночи, и ты превратился в животное, потому что испугался. Даже я чувствую это по запаху. Ты можешь просто, типа, не быть собой? Пять минут? Тео смотрит на него, наконец признаёт, вздыхая: — Хорошо. Мне приснился кошмар. Ты счастлив, Данбар? Мы достаточно сблизились? Нам теперь нужно поцеловаться? — Ты такой засранец, — говорит Лиам, но сам почти смеётся. — Как будто ты хочешь, чтобы я хуже к тебе относился. Иногда он хочет; иногда он хочет, чтобы вся стая МакКолла обращалась с ним гораздо хуже, чтобы успокоить этот голос на краю его сознания, который кричит по ночам: Я заслуживаю гораздо худшего. Тео кладёт руку на грудь рядом с сердцем Тары, царапает кожу, слушает ровные удары, прежде чем сказать: — У тебя бы всё равно не получилось, — они снова сидят в тишине; теперь она уже не кажется такой некомфортной, но Тео всё ещё пытается заполнить её. — мне снятся плохие вещи. То, что я сделал. Он не собирается прямо говорить о том, как часто видит Джоша и Трейси, но Лиам понимает его; в его запахе проявляется беспокойство. Тео знает, что они не были друзьями, стая МакКолла просто добра ко всем. — Ты сожалеешь? — Конечно, я сожалею, — шипит он; он не бездушный монстр. — я просто уже не могу ничего с этим сделать. — Ты никогда не за что не извинялся, — размышляет вслух Лиам, и Тео вынужден признать это. Как можно извиняться за то, что невозможно исправить? — Очевидно, мне жаль, Лиам. Кроме тех раз, когда я дал тебе по лицу, оно того стоило. Он улыбается Лиаму; тот стонет, подтягивает к себе ноги. — Тебе удалось где-то пять минут вести себя как нормальный человек, я тобой горжусь. У меня в ногах достаточно места для тебя? Тео не уверен, что ему нравится эта фраза, он не верный пёс, но он осматривает маленькую раскладушку, на которой они с трудом уместятся вдвоём, и кивает. — Я могу свернуться в достаточно маленький клубок, я уже так делал. Просто постарайся не пинаться, или я вырву тебе глотку. Зубами, — он показывает Лиаму клыки; тот даже не морщится. — Ты больше не можешь так делать, Тео. Я тебя не боюсь. — Это глупо с твоей стороны, — бормочет он себе под нос, поднимаясь на ноги и стягивая шорты, не желая испортить ещё одну пару. Дыхание Лиама сбивается, Тео не обращает на это внимания, потому что у него нет времени на эти проблемы Лиама с голыми людьми. Он прикасается к тому месту, где обращение начинается под его костями, чувствует рябь, бегущую по хоже, и странный диссонанс, который возникает всегда, когда чисто собачьи ощущения берут верх над человеческими; затем обращение накрывает его, и он падает на колени; его руки превращаются в лапы, челюсть удлиняется, и вскоре он снова становится койволком, встаёт, тяжело дыша, и смотрит на Лиама. Тот протягивает руку, словно собираясь погладить его, и Тео действительно откусит ему пальцы, если он рискнёт; к счастью, Лиам вовремя отстраняется. — Ты выглядишь как странная собака, — выдыхает Лиам, отворачиваясь; Тео запрыгивает на раскладушку, чтобы присоединиться к Лиаму, покусывает пальцы его ног, пока он не двигается, возмущаясь. — Тео, я всё ещё могу заставить тебя спать на полу, и я это сделаю! Тео фыркает, устраиваясь на краю раскладушки и утыкаясь носом в лапы, наслаждается теплом, расходящимся по связи, пока дыхание Лиама медленно выравнивается; он снова погружается в сон. Когда он просыпается, то видит, что Лиам свернулся в такой же клубок; самые кончики пальцев Лиама касаются его лба, и он доволен тем, что, во всяком случае, связь влияет на них одинаково.