✧✧✧
Наутро Хэнк проснулся с оглушительной головной болью. Разлепив глаза и увидев при дневном свете последствия прошедшего вечера, он вспомнил всё произошедшее моментально. Обида вспыхнула с новой силой от понимания того, что ночью Бродяга не вернулся; да и кто бы вернулся после таких слов, брошенных в спину словно кинжал? Вчерашнее состояние тяжёлой, беспросветной подавленности, из-за которого он на время практически впал в анабиоз и с трудом мог заставить себя пошевелиться, сегодня превратилось в жгучую ярость. «Да и чёрт бы с тобой, упёртая скотина!» — зло подумал Хэнк. Закатав рукав, он оглядел укус. Тот немного припух, но не воспалился, и неприятно ныл тупой болью. Он был довольно глубоким и, несмотря на то, что выглядел не опасным, определённо предвещал появление шрамов. Насчёт возможного заражения бешенством Хэнк не переживал — он был уверен, что Бродяга абсолютно здоров, а разозлился и впал в истерию исключительно из-за него самого. К тому же, прививку от бешенства ему ставили около года назад, когда при исполнении в заброшенном здании его укусил ошивающийся там енот, а современная медицина гарантировала действие вакцины в течение пяти лет. Зато самого его в бешенство приводило то, что пёс позволил себе напасть на него, пусть даже ради того, чтобы отобрать пугающее его оружие. Не захотел даже слушать, дать шанс Хэнку всё уладить, показать, что он не опасен. Раньше он всегда его слушал, всегда был способен понять. Стиснув зубы, Хэнк обработал укус щиплющим антисептиком. Боль приводила в чувство, возвращала ясность в гудящую голову. Он убрался в доме, выкинул весь мусор, проветрил, но быстро понял, что не сможет сегодня провести здесь целый день. Бушевавшую внутри него бурю унять было невозможно, так что оставалось только направить её либо в конструктивное русло, либо на саморазрушение. Хэнк выбрал первое: принял душ, переоделся, заглотил аспирин и поехал на работу. Убедив Джеффа, что он в полном порядке, он с головой погрузился в дела. За работой он провёл весь день практически без перерывов, назло самому себе задержавшись в опустевшем офисе до глубокой ночи. Когда он въезжал на свой двор, с невольным напряжением высматривая через боковое стекло лохматую звериную фигуру поблизости, Бродяги там ожидаемо не было. Хэнк плохо спал в ту ночь; пялясь в белеющий во тьме потолок, он чувствовал, как обида и злость начинают постепенно отступать, уступая место беспокойству и вновь возвращающемуся стыду. Куда пёс утащил оружие? Что, если он умудрился себя им поранить? Он был так напуган… Что, если... У Хэнка перехватило дыхание, а на глаза навернулись слёзы, когда, прокручивая в голове злосчастный вечер, он вдруг осознал, от чего остановил его зверь своим приходом. И почему его совершенно не проняли слова «Я не причиню тебе вреда». Пёс боялся не того, что Хэнк может причинить вред ему — он боялся, что Хэнк навредит себе. И отобрал у него самое страшное из того, чем Хэнк мог бы это сделать. А Хэнк велел ему проваливать к чёрту. От этого ему самому захотелось по-звериному взвыть.✧✧✧
На второй вечер, снова не застав Бродягу на крыльце, Хэнк чётко понял: он не придёт. Хэнк испугал его, прогнал, нанёс смертельную для зверя обиду. Да и не только для зверя — человек на его месте отреагировал бы точно так же. Если бы пёс только его послушал... Заклеенное широким пластырем запястье саднило, не позволяя ни на минуту забыть о том, кем оно было укушено. Мысль, что с Бродягой могло что-то случиться, не давала покоя. Револьвер был наполовину заряжен… Что, если пёс случайно снял его с предохранителя? А вдруг до него добралась служба отлова бездомных животных? Как вообще возможно скрываться от них так долго? Тем более, зверь убегал от Хэнка в таком взвинченном состоянии, что легко мог забыть про осмотрительность и допустить досадный прокол, за который, вероятно, поплатился бы собственной свободой. Или... даже жизнью. Ночью Хэнк снова не мог спать, ворочаясь с боку на бок и всё пытаясь понять, в какой момент и с какого хрена этот пёс стал занимать столько места в его жизни и в его голове. На третий вечер он не выдержал. Едва зайдя после работы в пустой тёмный дом, он резко развернулся и, прихватив на всякий случай значок и рабочий пистолет, отправился в парк. Потому что попросту не знал, где ещё можно искать Бродягу. Он обошёл парк трижды, потратив на это не один час, однако всё было без толку: пса нигде не было. Ни у скамейки, где Хэнк обычно его дожидался, ни у заболоченного пруда, вокруг которого тот носился за белками, ни у закрытого ларька со снеками, где Хэнк как-то покупал им жареные каштаны. Не видели его и те несколько попавшихся навстречу человек, которых он останавливал, чтобы расспросить. Добравшись в третий раз до закутка, где он увидел Бродягу впервые, Хэнк ещё раз позвал его, но ответом ему послужил лишь шелест ветра, срывавшего с деревьев последние листья. Без особой надежды оглядевшись напоследок вокруг, он обречённо поплёлся назад, думая о том, что у него даже нет фотографии зверя, которую он мог бы прикрепить к объявлению о пропаже. Они пережили столько моментов, которые можно было запечатлеть, но тогда Хэнк об этом даже не думал. Когда он был уже неподалёку от выхода из парка, откуда-то спереди, выдёргивая из мрачных размышлений, до него донеслись обрывки чужого разговора. Хэнк прислушался. — Говоришь, это твоя псина? — хамовато интересовался первый голос, принадлежащий мужчине. — Моя, — сдержанно отвечал другой, тоже мужской. — Такая зверюга и без поводка? Брось, я же вижу, что он просто к тебе пристал. Наверное, бездомный и хочет жрать. В груди горячо всколыхнулась надежда. Хэнк ускорился. — Это ты ко мне пристал. Я уже сказал, что не пойду с тобой никуда, Бенни, оставь меня в покое, — произнёс второй голос уже более нервно. — Да ладно тебе, не строй из себя недотрогу. Все в нашем районе и так про тебя всё знают, Пит... — вкрадчиво протянул первый, а затем раздражённо шикнул: — Слышь, псина, иди, куда шла. Кыш отсюда. Хэнк вышел из-за поворота на пустынную тропу, где в тусклом свете редких фонарей сразу увидел двух молодых мужчин. Один из них, повыше и покрупнее, уже опустил ладонь на талию второго. Тот дёрнулся и попытался отпрянуть, однако первый рванул его обратно на себя. Тут же откуда-то раздался тревожный лай, хотя собаки рядом с ними Хэнк не заметил. — Эй, парень, — громко окликнул он, перекрывая лай. — Твой приятель сказал «нет». Какую из трёх букв ты не понял? Мужчина, которого назвали Бенни, обернулся. Ослабив хватку, но не выпуская из неё второго, он смерил Хэнка презрительным взглядом. — Чего тебе, старпёр? — бросил он. — Мы с моим бойфрендом немного повздорили. Это не твоего ума дело. — Что ты несёшь? — взбрыкнул второй, которого звали Пит. — Мы познакомились только сегодня на вечеринке! Рядом из темноты зарослей продолжали надрывно гавкать, и Хэнк даже разобрал в лае знакомые истерические нотки. Сердце снова волнительно трепыхнулось. — Странно, — он криво усмехнулся. — А мне казалось, что бойфренды обычно в курсе наличия питомцев друг у друга. — Насрать мне, что тебе казалось, мужик! — вспылил Бенни. Его ноздри раздулись, лицо пошло яркими пятнами. — Это твоя псина? Утихомирь её и валите оба домой, понял?! Не лезь, куда не просят! Схватив Пита за руку, он потащил его в сторону с тропы. Лай внезапно замолк; Пит закричал, сопротивляясь, и Хэнк, на ходу нащупывая пистолет, ринулся за ними. Однако кое-кто его опередил: огромная тень стремительно пронеслась мимо буквально по воздуху и сбила обоих парней с ног. Прыжки на такую впечатляющую высоту на памяти Хэнка умел делать только один пёс. Бродяга со зловещим рычанием распластал Бенни на земле; тот быстро сориентировался, пнув пса в открывшийся живот и попытался выбраться, однако зверя это лишь разозлило ещё сильнее. Одним мощным ударом лапы он повалил его обратно и грозно навис сверху, прижимая к земле. Бенни сдавленно завопил. Пит ошарашенно отполз от них, не отрывая распахнутых глаз. Странно, что он не ринулся сразу убегать, мимоходом подумал Хэнк. Видимо, сказывались пережитый стресс и удар о землю. А может, дело было в развернувшемся перед ними зрелище. Зрелище воистину было устрашающим — на несколько секунд от него перехватило дыхание и у самого Хэнка. Он никогда не видел Бродягу таким, даже в их последнюю встречу. В тот момент он даже не был похож на пса — это был совершенно дикий, свирепый хищник. Опаснейший монстр, вселяющий первобытный ужас. Несмотря на то, что тот пока лишь разъярённо рычал и сверкал глазами, вдавливая извивающегося под собой человека в землю, он всей своей сущностью ясно давал понять, что способен в один миг перегрызть ему глотку, стоит тому сделать одно неверное движение. Его нужно было остановить, пока он не совершил непоправимое. — Звони «911», сынок, — велел Хэнк парню, застывшему в ступоре на земле. Тот испуганно кивнул и, к счастью, не тормозя, сразу полез за телефоном. Хэнк тем временем попытался подобраться поближе к схватке. — Бродяга, дружище... — произнёс он негромко — так, чтобы только перекрыть голосом рычание. Острые уши дёрнулись; рычание стало тише. Пёс повернул голову на голос, и Хэнк встретился с его исступлённым взглядом, который постепенно стал приобретать осмысленность. — Ты молодец, мальчик, — продолжил Хэнк дрогнувшим голосом. — Отличная работа. Отпусти его, дальше я сам. В этот момент в руке Бенни блеснуло что-то металлическое. Внутри у Хэнка всё похолодело. — Берегись! — запоздало крикнул он псу, но парень уже успел полоснуть ножом по его боку. Ладонь и пальцы окрасились алым. Хэнк сорвался с места. В глазах зверя мелькнула растерянность; он заскулил, затем снова зарычал, но уже слабее, как будто с обидой и непониманием. Пользуясь его болевым шоком и замешательством, Бенни с рёвом скинул пса с себя и попытался встать на ноги, но тут же был схвачен Хэнком и прижат к ближайшему вязу с заведёнными за спину руками. На траву выпал испачканный кровью перочинный нож. — Поганец, — сквозь зубы выплюнул Хэнк. — Он почти с тебя слез! На самом парне не было ни царапины. — Значит это всё-таки твоя кобелина, старпёр, — просипел он. — Кобелина тут одна, и это не мой пёс. Полиция Детройта, ты арестован по обвинению в домогательстве, — Хэнк сунул ему под нос полицейский значок. — Вякнешь что-то ещё, и я приплету вдобавок оскорбление представителя закона, усёк? Парень сматерился сквозь зубы, но замолк. Хэнк обернулся на Бродягу и увидел, что тот отковылял в сторону, и, поскуливая, зализывал кровоточащую рану. Сердце сжалось от жалости и беспокойства, но, пока не приехали другие копы, он не мог выпустить задержанного, чтобы подойти к раненому зверю. — Эй, ты можешь… — обратился он к Питу, который уже поднялся на ноги и, сжавшись, стоял у тропы. — Можешь посмотреть, насколько у него всё серьёзно? — он кивнул на пса. — А он... не нападёт? — опасливо спросил парень. — Я не знаю, — честно ответил Хэнк. Бенни, прижатый лицом к стволу, издевательски фыркнул. — Надеюсь, что нет. Пит испуганно округлил глаза и оглянулся по сторонам. «Сейчас точно свалит», — обречённо подумал Хэнк. Что ж, стоило попробовать. Однако парень оказался не из пугливых. Сжав руки на лямках рюкзака, он нерешительно двинулся в сторону пса. Заметив его приближение, Бродяга предупреждающе зарычал, отвлёкшись от зализывания пореза. Пит остановился, растерянно оглянувшись на Хэнка. — Ну же, малыш, покажи ему, — как можно мягче попросил Хэнк. — Он просто посмотрит. Пёс снова поднял морду на его голос и встретился с ним влажно блестящими глазами. Сглотнув ком, Хэнк легко кивнул ему, подбадривая. «Пожалуйста, доверься мне», — стучало у него в голове. — «Пожалуйста, мой хороший, мой родной. Пожалуйста». Пёс отвернулся, равнодушно смотря в сторону. Хэнк с облегчением понял, что тот разрешает к себе подойти. — Давай, — сказал он Питу. Тот, настороженно приблизившись, сел на корточки и аккуратно раздвинул мокрую от крови шерсть. — Кажется, рана не очень глубокая, — неуверенно проговорил он. — Но ему точно нужна ветеринарная помощь. Эти слова ожидаемо переполошили Бродягу; взгляд его перестал быть безразличным, он снова нервно рыкнул, чем заставил Пита отпрянуть, и попытался подняться на лапы, однако пошатнулся и снова повалился на бок, возвращаясь к лизанию кровоточащей раны. Вдалеке раздался вой полицейской сирены. «Только бы не убежал», — взмолился Хэнк про себя, пока они ждали подъезжающую машину с дежурным. Уставшее запястье пульсировало тупой болью; кажется, рана под пластырем снова раскрылась. Передав задержанного коллегам из ближайшего участка, Хэнк попытался как можно скорее разобраться с формальностями, обеспокоенно оборачиваясь на пса всю дорогу, пока давал показания. К его облегчению, Бродяга оставался на месте. — Спасибо, — робко сказал ему на прощание Пит. — Благодари не меня, а этого сорвиголову, — отозвался Хэнк, направляясь к дожидавшемуся его под деревом псу. — Если бы не он, чёрт знает, чем бы всё повернулось. — Да, точно… — согласился паренёк, помявшись на месте. — Знаете, я сам виноват. Не нужно было соглашаться, когда он предложил меня проводить. Просто сначала, в компании, он был таким… милым. А здесь, наедине, превратился в... моего бывшего. — Он попытался улыбнуться. — Вечно со мной так. Хэнк обернулся и смерил его пристальным взглядом без тени улыбки. Мальчишка смущённо потупился. — Ты ни в чём не виноват, парень, — мрачно ответил Хэнк после паузы перед тем, как наклониться к Бродяге. — Береги себя. И постарайся больше не западать на гандонов. Бывай.✧✧✧
Пёс согласился залезть на руки и покорно вытерпеть перенос только после того, как Хэнк пообещал, что не повезёт его к ветеринару. Кроме того, перед этим он напряжённо обнюхал его руки, лицо и шею. Хэнк знал, запах чего он искал. — Я не пьян, — тихо проговорил он, хотя от острого звериного обоняния всё равно не смог бы скрыть обратное. Бродяга немного успокоился. По дороге у Хэнка едва не отнялись руки: в его ноше было не меньше добрых ста восьмидесяти фунтов. Благо, хотя бы идти было недалеко, и он донёс пса без происшествий. Дома он сразу направился в ванную, достал большое чистое полотенце и устроил на нём безмолвного и смиренного зверя. Слипшуюся от крови шерсть, которая уже начала подсыхать, он выстриг, аккуратно выбрил остатки и промыл рану дезинфицирующим раствором. Бродяга мужественно терпел, лишь изредка начиная жалобно поскуливать. — Тише, малыш, тише… — успокаивающе приговаривал Хэнк, сосредоточенно обрабатывая порез. — Нужно немножко потерпеть. Вот так, старина… Умница. Хороший мальчик. Порез оказался действительно не очень глубоким, но довольно длинным. Кровавым росчерком он проходил почти через все рёбра. По-хорошему, нужно было бы наложить швы, однако хирургической иглы и нитей у Хэнка не было, а при упоминании любой профессиональной медицинской помощи, даже для людей, пёс начинал бесноваться. Так что пришлось просто наложить на рану повязку с противовоспалительной мазью. Когда Хэнк закончил, пёс тихо и благодарно ткнулся ему в руки. С щемящей нежностью Хэнк потрепал его по голове, едва удержавшись, чтобы от избытка чувств не притянуть к себе и не поцеловать в нос. Его остановило понимание, что резкие перемещения без предупреждения причинят зверю боль. Момент единения продлился недолго; Бродяга, будто опомнившись, поднялся на лапы, сбрасывая руки Хэнка с себя. Не глядя в сторону человека, он проковылял в гостиную. Хэнк понял, что, несмотря на всё случившееся, тот всё ещё хранит на него обиду. Впрочем, это не было поводом его не кормить, поэтому Хэнк вздохнул и поплёлся на кухню в надежде, что пёс хотя бы не устроит ему голодный бойкот. Надежды оправдались — когда Хэнк принёс тарелку с разогретой лазаньей и поставил её около разлёгшегося на ковре с самым страдальческим видом Бродяги, тот заинтересованно принюхался, а затем во мгновение ока смёл всё подчистую. Только после этого Хэнк поймал его взгляд, которым тот вопрошал, почему человек не ест сам. Хэнк только пожал плечами и покачал головой. Он не ел со времён своего скудного обеда, но аппетита у него не было совершенно; во всём теле застряло невысвобожденное напряжение, особенно сгустившись комом где-то в районе горла и мешая глотать. Он вздохнул. Пёс был перевязан и сыт, и он не собирался уходить — а значит, пришло время наконец поговорить. — Револьвер ты, выходит, спрятал? — не зная с чего начать, он начал с первого, что пришло на ум. — Где-то зарыл? В парке, да? Он попытался улыбнуться; вышло скованно и неловко. Пёс демонстративно отвернулся и положил морду на лапы, всем своим видом выражая незаинтересованность в диалоге про злополучное оружие. — Я не собираюсь его искать, не волнуйся. Просто мне… — Хэнк зажмурился и надавил ладонями на глаза, пытаясь понять, как он докатился до того, что собирается извиниться перед собакой. — Мне жаль, что ты увидел меня таким в тот вечер, — выдохнул он наконец, отняв руки от лица. — Я… сорвался. Мы схватили того похитителя, помнишь? И нашли детей. Но не все были живы. Только трое. Тот мальчик, он… был того же возраста, что и мой сын, если бы тот остался жив. Они могли бы дружить... Бродяга отнял голову от лап, устремив на человека внимательный взгляд. — Мы не успели его спасти, — продолжал Хэнк, не без труда пытаясь держать голос ровным. — Если бы не та наводка, мы не смогли бы спасти и остальных. С ними делали такие ужасные вещи, малыш. Я многое повидал за столько лет работы, но это… Мы не успели всего на пару часов, понимаешь? И тот мальчишка… Хэнк замолк, чувствуя, как к глазам снова подступают слёзы. Бродяга неуклюже поднялся на лапы и, прихрамывая, подошёл вплотную. Он положил морду Хэнку на колено и посмотрел снизу серьёзными глазами. — Прости, что напугал тебя, приятель. Я не хотел. — Хэнк опустил ладонь ему между ушей. — Ты тоже сегодня здорово меня перепугал! Только когда он произнёс это вслух, до него внезапно дошло: его срыв в конечном счёте едва не стоил Бродяге жизни. Ведь если бы пёс был сегодня у него, а не слонялся по парку, то его бы не ранили… С другой стороны, тогда они не смогли бы предотвратить гнусное преступление. — Ты не представляешь, как я рад, что пошёл тебя искать… Я обошёл весь парк, ты в курсе? Ты прятался от меня, да? — Хэнк взял собачью морду в свои руки и аккуратно поднял на себя, заглядывая в глаза. — Ты прятался от меня, а потом заметил что-то неладное, и решил проследить, верно? Господь милосердный, как же хорошо, что с тобой всё в порядке… — выдохнул Хэнк сорвавшимся голосом и прижался лбом к его лбу. — Прости за то, что я крикнул тебе проваливать в тот вечер. Я был не в себе. Я этого совсем не хотел. В ответ Бродяга несмело лизнул его руку в месте собственного припухшего укуса, с которого Хэнк успел сорвать мешавший пластырь, и виновато тявкнул. Кажется, он извинялся за него. — Это меньшее, что ты мог бы сделать, — усмехнулся Хэнк. — Теперь мы с тобой оба с ранами, приятель. Но хотя бы обошлись малой кровью, м? — Он посерьёзнел и, глядя псу в глаза, отчётливо произнёс: — Я никогда не причиню никому из нас вред, слышишь? Ни тебе, ни себе. Обещаю. С пару мучительных мгновений Бродяга смотрел на него неотрывно, не мигая. А затем, будто разом себя отпустив, потянулся мордой вперёд. Хэнк едва успел прикрыть глаза, быстро сообразив, что сейчас его щёки будут беспорядочно атакованы мокрым языком. Он наморщился, но не отстранился, со смехом принимая всю собачью ласку полностью и без остатка. Ещё никогда обслюнявливание лица не казалось ему таким приятным. Напряжение отступило, позволяя наконец свободно дышать. Хэнк испытал прилив огромного облегчения; даже сердце заколотилось быстрее, но в этот раз — радостно и легко. Чтобы окончательно закрепить примирение, Бродяга попытался забраться на него, как делал это обычно каждый совместный вечер. Хэнк по привычке уже приготовился сдвинуться и дать ему возможность улечься сверху, однако раненый бок, о котором они оба успели подзабыть, тут же дал о себе знать. Пёс обиженно заскулил от боли, отшатнувшись назад, и понуро улёгся обратно на ковёр. Тогда Хэнк, недолго думая, стащил на пол диванные подушки и устроил одну из них под головой пса, а на другую лёг сам напротив. — Отдыхай, малыш, — прошептал Хэнк. — Я полежу здесь, с тобой. Он запустил пальцы в шерсть у шеи, где точно не мог потревожить рану; в другую руку он аккуратно поймал его лапу и погладил мягкие подушечки. Бродяга, молчаливо следивший за его действиями, прикрыл глаза. Они лежали так в полной тишине очень долго, иногда поглядывая друг на друга, иногда по очереди проваливаясь в уютную дрёму. Хэнк ласково поглаживал зверя у загривка; время от времени тот поднимал морду, чтобы принюхаться и вновь лизнуть его руку. Через какое-то время их головы и вовсе оказались на одной подушке; чьей — Хэнк даже точно бы не сказал. Он чувствовал мокрый прохладный нос, касавшийся кончиком его собственного, и тёплое размеренное дыхание на своей коже. Он не мог перестать трогать пса, чтобы убедиться, что тот снова здесь, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Не мог поверить, что воздух, которым он дышит, наполнен запахом, исходящим от самого пса, а не от впитавших его диванных подушек. Их разлука длилась всего три дня, но Хэнку казалось, что прошла целая вечность. Бродяга разделял с ним это ощущение. Оставлять здесь его одного и идти в кровать Хэнк сегодня точно не собирался. В третьем часу ночи Бродяга аккуратно поднялся. Хэнк разлепил сонные глаза, когда его рука мягко соскользнула на ковёр. — Не надо, не уходи, — попросил он, садясь. — Побудь у меня хотя бы пару дней. Пока не подживёт рана. Но пёс, пошатываясь, всё равно направился к двери. Хэнку ничего не оставалось, кроме как пойти за ним и её открыть. Он понял уже давным-давно, что спорить с этим созданием или препятствовать ему не имело никакого смысла, и научился уважать его решения. Даже если от них у него разрывалась душа. У двери Бродяга на прощание снова благодарно ткнулся ему в руки, а затем шагнул за порог и, прихрамывая, затрусил прочь. Хэнку безумно хотелось догнать его и пойти с ним — проводить, проверить, что он благополучно доберётся туда, куда бы ему ни было нужно, — но он знал, что пёс будет против. Проверять Хэнк не стал; зверь и без того сегодня натерпелся, чтобы ещё и ругаться с человеком снова. Поэтому со сжимающимся сердцем он лишь смотрел вслед медленно удаляющейся сгорбленной фигуре до тех пор, пока та не слилась с темнотой ночи.