Слепота

Сочинять что-то приличное для Талера Вернон не стал. Чтобы убедительно соврать, нужно самому хоть немного поверить в свою ложь. А ещё надо бы понимать, что именно ты хочешь скрыть. Вернон честно пытался разобраться в себе и в своей странной реакции на Иорвета, но ничего не выходило. При попытке поймать в памяти какой-нибудь острый момент, схватиться за него и потянуть, он внутренне упирался в какую-то гранитную плиту и не мог понять, как её сдвинуть. Хотя почему же какую-то? По правде говоря, Вернону эта плита была хорошо знакома. В основном, она была ему добрым другом, защищая от необдуманных действий и излишней горячности. Иногда, правда, её сносило. Обычно, ненадолго. Если какой-то придурок по неосторожности или незнанию называл его ублюдком, ярость мгновенно вскипала так, будто никакой плиты в нём и не было, но, выплеснувшись наружу, быстро уходила, и уже через какую-то четверть часа оказывалось, что плита на месте, просто через неё чутка плеснуло, как через край дамбы. Если же какая-то титулованная мразь специально метила в больное, последствия могли быть самые разные. Вернон чтил субординацию и вполне мог себя контролировать, если ситуация того требовала. Просто он ничего никогда не забывал. И любил возвращать долги. Единственным разом, когда в Верноне всё перевернулось и пугающе долго не вставало на место, оставался день штурма Вергена. День, когда в опустевшем каэдвенском лагере Вернон нашёл повешенными двенадцать своих бойцов. Запах брошенной столовой, вонь экскрементов, скрип верёвок, едва заметное покачивание тел — всё это надёжно врезалось в его память. Семь тел с одной стороны, пять — с другой. И зарёванная Бьянка. Роше не видел её такой с того дня, как нашёл в лагере уничтоженного отряда белок. Тогда Верноном надолго завладела ярость и жажда мести. Её не потушила ни смерть Хенсельта, ни смерть Детмольда. Ярость то вскипала в нём, то чуть утихала, но даже на привале в горах, на пути в Лок Муинне, Вернон чувствовал её. Он просыпался с ней, засыпал и чувствовал всё так ярко, как никогда прежде, кроме разве что детства. Плита в его груди тогда то ли исчезла, то ли просто постоянно была затоплена. Вернон обрёл покой только на обратном пути, пробираясь через леса с маленькой Анаис. А после, оставив девочку на попечение Нэннеке и присоединившись к армии Наталиса, с некоторым облегчением обнаружил, что он, в общем, прежний. И его плита при нём. Всё так же защищает его от него самого, позволяет думать головой и принимать взвешенные решения. Но, как известно, у всякой медали две стороны. Вернон понимал, что, похоже, эта чёртова плита сдерживает под собой не только его ярость, но и много чего ещё. И всё, что касалось Иорвета, хранилось там же. Когда Вернон пытался просто здраво рассудить, как ему поступить с упрямым бывшим командиром скоя’таэлей, разум сразу же выдавал два-три вполне адекватных варианта. И все они противоречили его же собственному недавнему решению никак Иорвету не вредить, а, наоборот, сделать для него всё возможное, чтобы помочь. Последнее было даже не решением, а горячим желанием, у которого не было никакого рационального объяснения. Вернон с радостью бы поискал нерациональное, однако упирался в свою старую знакомую — гранитную плиту. Раньше, собственно, эта плита работала только в одну сторону — не давала чему-то выйти наружу. Теперь же Вернон сам хотел зайти, а плита не пускала его. Так что придумать что-то для Талера у Вернона не вышло. Но, может, это было и хорошо. В конце концов, пытаться скрывать что-то от главы собственной разведки было бы, в любом случае, глупо. А честный разговор мог даже помочь разобраться в себе. Хороший способ перетряхнуть голову, да и обсудить с кем-то безумную идею прежде, чем начать её осуществлять, точно было бы не лишним. *** Заходя к Талеру для приватной беседы, Роше рассчитывал сначала обсудить пару насущных дел и уже только потом подобраться к проблеме белок, а, значит, неизбежно и к Иорвету. Разумеется, Талер прямо с порога похерил все его планы и, только увидев Роше, тут же, премерзко лыбясь, спросил: — Ну что, он тебя послал? Вот даже уточнять было не нужно, кого это Талер имел ввиду. — Нет, — хмуро буркнул Роше. — Иди ты, неужто согласился? — удивился Талер. — Нет, он весьма вежливо отказался, — снова возразил Роше. — Да… Вот весь результат твоих расшаркиваний с этой сукой безглазой! — махнул рукой Талер. — Небось, табачком его угостил, выпить налил, закусить поставил, два часа перед ним распинался и вот результат — тебя послали вежливо! Иногда проницательность Талера поднималась до такого уровня, что уже даже не бесила, а вызывала желание излить душу. Роше был и так к этому близок, поэтому, рухнув за стол напротив коллеги, можно даже сказать, друга, честно ответил: — Трубку я ему не забивал, но, в целом, ты прав. — Ну всё, кончилась спокойная жизнь у монастыря пророка, мать его, Лебеды, — заключил Талер и, заметив, как нахмурился Вернон, тут же продолжил: — И не надо корчить такую рожу, Роше. Эльфы упрямее ишаков и помяни моё слово: нихера с этой амнистией не выйдет. Но зато всегда можно будет сказать, мол, мы, сука, пытались. — Время покажет, — многозначительно потянул Роше и аккуратно закинул удочку: — Талер, ты это… Не спеши хоронить спокойствие монастыря пророка Лебеды. Старый шпион тут же почуял запах неприятностей. — Так, Роше, я знаю этот твой взгляд. Ты что удумал? Селить этого обозлённого психа в казённой квартире было бы рисково, даже если бы он принёс клятву верности Её Величеству, а так… Глубоко вздохнув, Вернон уронил: — А так я просто, ну… Заберу его к себе. — Ты, сука, что сделаешь?! — чуть ли не вскрикнул Талер. Ну вот. Оказалось, что стоит это сказать — и всё, безумная идея тут же начинает обрастать деталями, превращаться в план. — Заберу к себе. Этот чёртов особняк Гедройцев охраняется не хуже королевского дворца, и места там ещё на десятерых хватит, так что… Так Иорвет будет и под присмотром, и вроде как на свободе. И даже если начнёт буянить, большой беды он там не сделает. В общем, амнистированный командир скоя’таэлей погостит год-другой у бывшего командира спецотряда, когда-то ловившего его по лесам. Как говорится, примирение на деле, а не на словах. Особняк баронов Гедройцев, куда после первого неудавшегося покушения Роше ультимативно поселил Королевский Совет, и правда охранялся не хуже дворца. Благо, что он находился сразу же за его воротами. Буквально первое здание справа. Гедройцы строились так не специально, просто, когда Фольтест расчищал место для строительства своего нового дворца, именно этому особняку повезло оказаться крайним не снесённым зданием. Старшие Гедройцы сгинули при раскрытии заговора принцессы Адды, их наследник — при наступлении Нильфгаарда, и их особняк очень удачно отошёл в собственность короны. Так что, когда Роше категорически отказался селиться во дворце, его, уже ни о чём не спрашивая, вселили, как он сам выражался, к Гедройцам. Роше пользовался там только спальней, редко кабинетом, иногда ужинал в малой гостиной, но, в целом, огромный особняк оставался необжитым. Талер с полминуты внимательно вглядывался в лицо Роше и выдал свой вердикт: — Мда…. Честно, — Талер выставил перед собой руки, как бы отгораживаясь от всего дерьма этого мира, — мне глубоко похер, что ты собираешь делать с этим эльфом, утащив его к себе. Но ты должен понимать последствия. А последствия будут такие: что бы ты там ни делал, а меня завалят отчетами с пересказом сплетен о том, как ты сношаешь эту белку во все отверстия на каждой подходящей и не подходящей поверхности. — В Вызиме станут судачить, что я променял прелести баронессы на тощую эльфскую жопу — охренеть последствия, — отмахнулся Роше. — И всем станет понятно, с чего вдруг белкам дарована амнистия, ага, сука, конечно! — с деланной бодростью заключил Талер. Но тут же перешёл на строгий тон: — Слушай, тебе это только кажется хернёй, Роше, но ты не король и даже не граф. Твоё положение шатко, как одноногий пьяница. Дай только повод — и тебя сожрут. Так что будь разумнее. Хочешь этого эльфа — хорошо, но не тащи его к себе в дом в открытую. Запри его где-нибудь… — Блядь, Талер, я не собираюсь его ебать, ясно тебе? — тут же, перебивая, взорвался Роше и со всей дури саданул кулаком по столу. Талер благоразумно не стал это никак комментировать. Только опять внимательно уставился на Роше и очень вкрадчиво спросил: — А вот теперь ты меня всерьез пугаешь, Роше. Нахрена он тебе? Приплыли, блядь. Впрочем, он ведь решил быть честным. — Сам не знаю, — с тоской ответил Роше, растирая глаза, — просто неправильно всё это. То, что с ним случилось, и какой он сейчас. А в монастыре он точно загнётся. Пытливый взгляд Талера тут же смягчился и стал до неприятного понимающим. Он будто разгадал загадку и теперь чуть посмеивался над Роше то ли от того, что тот пока ничего не понял, то ли его веселил сам ответ. — Ох, Роше, лучше бы ты просто хотел его выебать. Вот вечно как вылезет эта твоя любовь ко всему поломанному… Ты же понимаешь, что с ним, как с Бьянкой, не выйдет? Роше захотелось дать себе по лбу. Или ещё как отругать. Ну точно же! И как он сразу не понял! Неужели всё и вправду так просто? Но ведь похоже, что да… Встав из-за стола, Вернон направился к комоду, на котором в завале бумаг виднелась початая бутылка краснолюдского самогона, нашёл там же стопку, чуть плеснул себе, выпил в пару глотков обжигающую жидкость и прислушался к разливающемуся по телу теплу. Да, похоже дело было в его пресловутом пожалействе, которое периодически на него нападало ни с того ни с сего. Временами в Роше просыпался герой-спаситель, который, к стыду Роше, смахивал больше не на сиятельного рыцаря, а, скорее, на пророка Лебеду. Роше мог спокойно пройти мимо насилия и жестокости, сам мог быть жесток, когда это было нужно и когда не нужно — тоже, но иногда жизнь сталкивала его с кем-нибудь лицом к лицу, и он неожиданно для себя начинал вытаскивать человека из дерьма. Примерно так он собрал свой первый отряд. В начале он просто отобрал на плацу лучших бойцов, но состав отряда быстро обновлялся, и сначала Роше приволок в отряд одного талантливого парня, оказавшегося в глубокой жопе, потом второго, потом третьего вынул из вполне заслуженной петли, потом… А потом была Бьянка, и Талер в первый раз выделил в Роше этот изъян, назвал его пожалейством и был, в общем, прав. Вернон знал, как поступил бы на его месте практически любой другой командир, обнаружив в разбитом лагере белок человеческую девушку. Мало кто стал бы разбираться, по своей она тут воле или нет, и отдать эльфскую подстилку солдатам для развлечений было бы делом рядовым, можно даже сказать, обыденным. Забрать её себе по праву главного — тоже. Не тронув и пальцем, отвезти до ближайшего посёлка и оставить там — проявлением неслыханного благородства, достойного рыцаря. Вернон же переплюнул всех рыцарей разом, перебрав с благородством настолько, что многие решили, что он спятил. Или что Бьянка его родня. Ведь это было бы хоть каким-то нормальным объяснением поведения Роше. Сначала Вернон привёз девчонку в Вызиму. Пристроил работать в корчму. Свёл её с Талером, ведь информатору полагалась какая-никакая оплата, а сироте любой грошик был бы не лишним. Но девица оказалась с характером и в корчме долго не продержалась. Тогда Вернон отправил её шить. Потом стряпать в солдатскую столовую. Нигде она не приживалась. Сбегала к Вернону, жаловалась на убогую бабскую работу. А ещё самостоятельно училась метать ножи, интересовалась мечами и просилась в шпионки. Талер от этой идеи только плевался. Бьянка была грубоватой деревенщиной, настоящий чертополох, а Талеру для полевой работы были нужны нежные цветочки с ядовитым ароматом. Талер не раз говорил, что девке, которую поимели, не важно кто, люди или эльфы, открыта только одна дорога — в бордель. И что Вернон это тоже прекрасно понимает. Что, в конце концов, если уж ему так жалко девчонку — пусть Роше на ней тогда хотя бы женится, что ли. А не пытается её куда-нибудь пристроить. Потому что никуда она не пристроится, кроме как в бордель. А потом Вернон окончательно сошёл с ума и взял Бьянку в свой отряд. Начал её учить, как солдата. Давать, для начала, задания, связанные со слежкой, внедрением. Постепенно Вес доросла до лейтенанта, а Талер перестал называть Вернона психом и признал, что был неправ насчёт Бьянки. — А про Бьянку ты просто говорил, что не выйдет, — напомнил Роше, жестом предлагая налить и Талеру. Тот, скривившись, так же жестом отказался и сразу примирительно ответил, разводя руками: — Слушай, у неё был только один недостаток — что она баба. А этот Иорвет, весь, сука, одна сплошная проблема. Его не починишь. Ты же видел его досье. Он с детства воюет, и так почти двести лет. Даже будь он человеком, то пять к одному, что, ослепнув, спился бы. А эльфы на старости лет ничему новому уже не учатся. И, потом, ты хоть представляешь, чем может занять себя слепой? Каким таким делом? Помимо бань и борделей? Этот вопрос и самого Роше ставил в тупик. А Талер, выходит, что-то знал… — А что слепые делают в банях? — удивлённо спросил Вернон. — Массажи. У Дийкстры был один такой, не помнишь, что ли? Это считается невъебенной экзотикой. — Нет, не помню, — отмахнулся Роше. — Да и какая разница, не станет же Иорвет вправлять кости и разминать спины. — Вот и я о чём, — подытожил Талер, — его песенка спета. Он это понимает, ты это понимаешь, но зачем-то в это лезешь. Безделье быстро его доконает. И потом — он же эльф. Эльфы любят пострадать даже на ровном месте, а тут, сука, причина вполне уважительная. Он в любом случае или сопьётся, или вздёрнется, или просто помрёт от тоски лет через десять. У них так бывает. Если что Роше и ненавидел всем сердцем, так это такую обречённую категоричность. — Если ему не помочь, то да, так и будет, не спорю. В общем, давай так. Обеспечь приток правильных сплетен, куда нужно. Грязь это не уберёт, но хоть разбавит. А там посмотрим. Скажи лучше, ты подобрал поводыря для Иорвета? Или так был уверен, что он меня пошлёт, что и утруждать себя не стал? — Обижаешь! Вот, держи, — порывшись на столе, Талер нашёл потёртую папку и протянул её Роше. — Один из твоих информаторов? — спросил Роше бегло просматривая досье. Расовая принадлежность предложенного Талером кандидата была жирно подчёркнута — полуэльф. — Ага. С семи лет бегает по поручениям. — А сейчас ему сколько? — Весной будет четырнадцать. — Не староват для поводыря? — Ты его не к безобидному слепому старичку хочешь приставить, а к убийце, — ворчливо возразил Талер. — Мелкого пиздюка к такому, как Иорвет, отправлять опасно. К тому же, у этого парня есть много достоинств. — И какие же? Кроме острых ушей? — иронично спросил Вернон, пролистывая отчёты о выполненных парнишкой поручениях и выплаченных вознаграждениях. — Он тебя боготворит. — С чего бы? — удивился Вернон — Прочитай досье повнимательнее, — хмуро ответил Талер. Роше послушно вернулся на первую страницу. Итак, что же в тебе особенного, Леон Ворш, полуэльф, волосы русые, рост средний? Напротив имени матери была перечёркнутая надпись «Дом Королевы Ночи», рядом на полях пометка — «Горячие бёдра». Тут всё ясно. Начинала с приличного заведения, а как подурнела — перебралась в местечко попроще. Сведения про отца известны только со слов матери. Всё было ясно. Мелкий ублюдок с восхищением смотрел на ублюдка большого и мечтал повторить его путь, выбиться в люди. Ладно, зато хоть не будет проблем с лояльностью, как это обычно бывает у полукровок. *** Разговор с Талером несколько успокоил Роше. Но, увы, ненадолго. Осуществление задуманного требовало подготовки. Одно только написание воззвания Иорвета вынуло у Роше всю душу. Перепоручить такое ответственное дело было некому — никто не знал скоя’таэлей так, как Вернон. И, тем более, никто не знал Иорвета так, как он. В результате воззвание получилось на грани допустимого, с прозрачным намёком на то, что в долгосрочной перспективе верить dh'oine, конечно, не следует, но вот прямо сейчас надо бы взять, что дают, воспользоваться этим, чтобы пережить зиму, восстановить силы. А там видно будет. Немного про ценность жизни каждого молодого эльфа, про важность сохранить свою расу. Роше переписывал короткий текст раз двадцать, сверялся со старыми образцами перехваченных сообщений Иорвета, подмечая обороты, манеру речи. И невольно думал о своём, теперь уже почти личном пленнике всё больше и больше. Кроме того, нужно было подготовить дом. Перспектива появления в особняке особого гостя заставила наконец Роше обратить пристальное внимание на своё вынужденное жилище. Распорядиться привести в жилой вид пустующее правое крыло, нормально познакомиться с прислугой, даже нанять новую кухарку. Старая, услышав о том, кто тут скоро будет жить, пришла в ужас и попросила расчёт. Все эти хлопоты странно будоражили Вернона. То, что он испытывал, вполне можно было назвать предвкушением, хоть и непонятно, чего именно. И стоило всё же признать, что раньше никакое предприятие по спасательству Вернона так лично не волновало. Тут явно было что-то ещё. Может, дело было в том, что Роше знал Иорвета до случившегося с ним несчастья. А ещё вернее — в том, что отношение Роше к Иорвету и раньше было непростым. Именно он стал для молодого командира спецотряда целью номер один прямо с первого дня назначения на должность. Конечно, Роше собирал информацию про всех эльфских лидеров, особенности тактики их отрядов и их внутренних взаимоотношений, но Иорвет выделялся среди них всех. И жестокостью, и удачливостью, и незаурядной биографией. Роше очень хорошо его изучил, что позволило ему в первом же столкновении с одним из отрядов Иорвета действовать на опережение, как с хорошо знакомым противником. Белки были уничтожены, а Иорвет обратил на Роше своё личное внимание. И началась уже их взаимная игра со смертью. Роше категорически не мог понять, в какой момент его отношение к Иорвету стало сложнее простого желания хорошо выполнить свою работу и вздёрнуть белку на первом попавшемся суку. А это точно случилось, ведь Вернон не смог убить этого эльфа. Сунуть меч под рёбра сдавшемуся, не сопротивляющемуся врагу — секундное дело. Да и на хороший замах мечом времени хватало. Но Роше отчего-то ухватился за едва заметный шум приближающегося отряда как за спасение и просто сбежал, оставив своего поверженного врага валяться на траве в полном недоумении. То непонятное нечто, которое заставило Роше отпустить Иорвета под Флотзамом, очевидно позднее наложилось на Верноново пожалейство и породило гремучую смесь мутных чувств и беспокойных переживаний, если не сказать — желаний. *** А меж тем время неслось вперёд. Её Величество, королева Анаис I, объявила амнистию всем скоя’таэлям, готовым сложить оружие. В народе пошёл ропот и пересуды, но вслед за этим глашатаи объявили о «чрезвычайных мерах по предотвращению голода», и про нелюдей тут же забыли. Надвигающаяся зима всё же волновала людей больше, а в новости о том, что хлеб будут раздавать задаром, верилось куда меньше, чем в мир со скоя’таэлями. И пока в тавернах и около досок объявлений за обсуждением новостей собирались небольшие шумные толпы, в Вызимскую тюрьму наведался скромный писарь из какого-то ведомства королевской канцелярии. Писарь обошёл всех эльфов и краснолюдов, как тех, кого только подозревали в связах со скоя’таэлями, так и тех, про кого это было наверняка известно, и удалился, оставив на столе Алеса Возняка стопку прошений о помиловании. Было в ней и прошение от Иорвета, подписанное крестом и снабжённое пояснением писца, что он свидетельствует, что выше обозначенный Иорвет руку свою к бумаге приложил, но по причине убогости слепоты своей начертать имя своё не смог.