Слепота

В дни, пока с лица Иорвета медленно, но верно сползали синяки, оставшиеся после «знакомства с реальностью», Роше узнал про себя много такого, чего он предпочёл бы не знать вовсе. Начиналось всё довольно невинно. Роше видел, что эльф явно хандрил и жил ожиданием, когда ему будет позволено начать вылазки из дома. Ясное дело, сначала Иорвет закажет флейту и палку, но после, можно было не сомневаться, напомнит о том, что ему хотелось бы гулять, а Роше вроде же был не против... Главное, придерживаться безопасных маршрутов да держаться Королевского квартала… И Роше, в общем-то, действительно был не против. Даже велел заказать у портного для Иорвета зимний плащ с меховым воротом. И, разумеется, Роше не мог не просчитывать возможные последствия этих грядущих прогулок. Было ясно, как майский день, что эльф рвался на улицу не для того, чтобы подышать свежим воздухом и размять ноги. Разумеется, Иорвет будет искать контакта со своими амнистированными белками. А, судя по донесениям, таковые в Вызиме начали постепенно появляться. Так что весть о том, что их дорогого Иорвета теперь можно запросто встретить на улице, в считанные дни дойдёт до их острых ушей. Не факт, что они сразу же решатся на открытый контакт, но рано или поздно тем или иным способом это произойдёт. А, значит, Иорвет снова станет для Роше работой. Да, эльфы упрямы и недоверчивы, но Иорвет слишком уж очевидно мог послужить связующим звеном между нелюдями и официальными властями Темерии. Так что вскоре Роше и Иорвету предстояло вернуться к разговору о сотрудничестве. И хоть Роше этого изначально не планировал, это было бы неплохое развитие событий. Оно сулило политические выгоды, а, кроме того, означало некоторое возвращение Иорвета к нормальной жизни. Что делало практически достигнутой первоначальную цель Роше: помочь эльфу. Всё это было хорошо и правильно, но почему-то, глядя на новый зимний плащ с чернобуркой по вороту, Вернон почувствовал раздражение. Даже недовольство. Задумчиво перебирая рукой чёрно-серебристый мех, Роше понял, что, вообще-то, он не хочет, чтобы эльф куда-то ходил. И дело было не в том, что это было в некоторой степени опасно, нет. Роше была неприятна мысль, что Иорвет скоро снова станет для него частью рабочей повестки. Ему куда больше нравилось нынешнее положение вещей. С тех пор, как Роше отдал Иорвету кинжал, эльф перестал избегать случайных встреч, и теперь они виделись ежедневно. Всё чаще сами собой случались совместные завтраки, а вечером Иорвета всегда можно было найти сидящим с трубкой у камина в малой гостиной. Роше взял за правило там же что-нибудь «читать». Раньше, до появления в доме Иорвета, Роше просто не мог остановиться и отдохнуть. Утром он читал отчёты, днём с головой уходил в правительственные дела и обязательно забирал что-нибудь домой на вечер. Он закрывал глаза, думая о каком-нибудь деле государственной важности, и открывал их, подхватывая мысль там же, где она оборвалась накануне. Разумеется, долго выдержать в таком режиме было невозможно, и к осени Роше всё чаще посещала мысль послать всё куда подальше хоть на один вечер и просто напиться, чтобы отключить голову. Без применения такого спецсредства она отключаться категорически отказывалась. А потом появился Иорвет. И эта странная симпатия к нему. Можно даже сказать, интерес. Роше нравилось смотреть на эльфа, особенно вечером, когда тот был спокоен и расслаблен, курил трубку и думал о чём-то своём. С ним можно было переброситься парой фраз на ничего не значащие темы, а можно было просто молчать лишь иногда листая страницы. И смотреть, да, просто смотреть. Такие вечера дарили Роше покой и отдых, в котором его разум уже очень давно нуждался. Рядом с Иорветом было решительно невозможно думать ни о реформах, ни о сопутствующих им трудностях. В голове от чего-то становилось звеняще пусто. И это было просто прекрасно. И вот теперь этой идиллии предстояло закончиться. К отчётам Лео, в последние дни не отличающиеся разнообразием, прибавятся отчёты от группы наружного наблюдения. Вновь встанет вопрос о сотрудничестве. И о доверии. Сейчас проблемы с доверием были только у Иорвета, но можно было не сомневаться, что скоро они появятся и у Роше. И ведь этого легко можно было бы не допустить, это же так просто, всего-то надо сказать: ты не пойдёшь ни на какую улицу, никаких прогулок ни в Королевском квартале, ни по какому-то безопасному маршруту, ты просто остаёшься дома, это небезопасно, это не понравится жителям Вызимы, надо подождать, может быть год, а может быть два. Вернон явственно чувствовал, как его изначальное желание помочь, сделать все возможное, чтобы эльф оправился, освоился со своей травмой и снова стал прежним настолько, насколько это вообще возможно, вступало в конфликт с чем-то другим, новым и непонятным. Это было, безусловно, очень эгоистичное желание; желание, которого раньше Роше никогда не испытывал. Ему случалось отказывать Бьянке в участии в операциях, потому что он переживал за неё и боялся её потерять. Но это было другое чувство — он хотел обезопасить её, хотел, чтобы она была жива и благополучна, но у него не было желания приберечь её для себя. А сейчас это было именно оно. Роше со всей очевидностью не нравилось, что Иорвет снова станет его работой, ему хотелось, чтобы он оставался его личным делом, личным пленником или гостем, не важно. Это желание было до невероятности эгоистичным, пожалуй, оно было похоже на желание дракона утащить к себе в пещеру сокровище, лечь на него сверху пузом и никого никогда к нему не подпускать. Иорвет был таким вот сокровищем, личной драгоценностью, на которую смотришь, но дотронуться не смеешь. Но это было и не нужно, достаточно было просто того, что на эльфа можно было смотреть, что он ходит по дому, что с ним вместе можно было иногда покурить около камина да переброситься парой фраз… А ещё Роше уже несколько раз задумывался, как же будет здорово, когда у эльфа появится флейта и можно будет послушать как он играет музыку. — Милсдарь Роше, — чуть кашлянув, привлёк его внимание дворецкий, — так что Вы скажете об этом плаще? Вы не давали конкретных распоряжений, так что портной проявил определённую вольность… Лисий мех обычно не используют на вороте для мужских плащей. Это несколько неуместное щегольство… — Вот как? И что же, Бартоломей, в благородном обществе даже на этот счёт есть свои правила? — усмехнулся Роше. — Ну разумеется, — чопорно ответил дворецкий, — Вам ведь безусловно известно, что по одежде о человеке можно сказать очень и очень многое. — Так Иорвет и не человек. Наверное, поэтому портной проявил такую, как ты сказал, вольность. Как, по-твоему, есть какие-нибудь правила насчёт эльфских воротников? Бартоламей явно растерялся. Видимо, в его голове пока так и не уложилось то, что в вверенном ему доме теперь живёт эльф. В отношении эльфов действительно не было никаких правил. Вернее, они были, просто само присутствие Иорвета нарушало их все разом. В приличный дом эльфа просто не пустили бы, вот и всё. Как и в приличную корчму. — Я не знаю, милсдарь. Безусловно, эльфы всегда одеваются несколько вычурно… Было видно, что дворецкий усиленно пытается думать, свести известные ему шаблоны к чему-то обобщённому и удобоваримому. — Полагаю, поскольку это всё-таки чернобурая лисица, а не рыжая, определённые приличия соблюдены, — наконец заключил он. — Ну и славно. Тогда оплати заказ по счёту и дело с концом. — Всенепременно. Плащ передать милсдарю Иорвету? — Не нужно. Убери пока в сундук. Достанете, когда у Иорвета будет нужда выйти из дома. Если она будет, добавил про себя Роше. От этой, в общем-то, довольно подлой мысли, всё раздражение тут же схлынуло, сменившись удовлетворённым спокойствием. *** Позже, уйдя в свой кабинет, Роше решил, что если он всё это время ждал подходящего момента, чтобы напиться, то вот, этот момент настал. Его раздирали противоречивые чувства. Совесть Роше явно была неспокойна. Достав бутылку патриотичной темерской ржаной водки, Роше щедро плеснул её в стакан и в пару глотков опрокинул в себя обжигающую жидкость. Легче не стало. Зато появилась на удивление логичная мысль, что его неожиданное эгоистичное желание приберечь Иорвета для себя наверняка связано со все крепнувшей симпатией к эльфу. А ещё этот странный сон, это совершенно нездоровое влечение… Иорвет был словно кислота, словно ржавчина, разъедающая душу. Роше чувствовал, как меняется просто от одного присутствия эльфа в своей жизни. Он познавал новые, доселе неизведанные ему глубины собственной неправильности, искаженности, порочности. Никогда раньше ему не хотелось кого-либо запереть в своём доме, превратить в эдакую певчую птичку в клетке. А ещё мужские ноги, даже обтянутые шёлковыми чулками, никогда раньше не будили в Роше непотребные желания. Мелькнула и пропала робкая мысль, что Роше хотя бы не докатился до того, чтобы совершить насилие, которого с самого начала опасался Иорвет. Но эта мысль не очень-то успокаивала, напротив, стоило только задуматься об этом, как начинали появляться фантазии о том, что было бы, если эльфа не пришлось бы ни к чему принуждать, если бы он пришел сам, если бы он был покорен… Или ещё лучше — настойчив. Стоило только представить, как Иорвет встаёт со своего привычного места у камина, подходит, садится рядом, улыбается такой особенной, порочной улыбкой и проводит изучающей рукой по лицу Роше, шее, скользит ладонью ниже… С горестным стоном Вернон налил себе ещё, но, как известно, отрубленную голову назад не приставишь. Тем более нельзя залить водкой неправильные мысли. Напротив, их это ещё больше распаляет. Стоило лишь раз позволить развратной фантазии проникнуть в голову, как всё стало намного понятнее, четче и яснее, казалось, будто сломался какой-то невидимый барьер, который до этого сдерживал слишком многое. А может, так и было. Гранитная плита, годами хранившая Роше от самого себя, трещала, крошилась, и из-под неё наружу лез монстр, дракон, до этого дня никогда не видевший света. Всё, что смущало раньше, всё, что не находило логичного объяснения, внезапно стало вполне понятно: начиная от того, почему Роше на самом деле захотел забрать Иорвета именно к себе домой — и заканчивая этим новым желанием держать эльфа под замком. Стыд уколол Роше. Получалось, что эльф был с самого начала прав насчёт него, пусть не по форме, но по сути… Раньше Роше считал, что его темная сторона — это безграничная ярость, горячность, его способность к убийствам и насилию. Это зло в нём нисколько не пугало, оно было полезно и ему, и Темерии, оно верно служило государству, пусть и не самую чистую службу. Новое же зло было весьма неожиданным и неприятным открытием. Роше никогда не подозревал, что такое в нём вообще есть. Более того, Роше всегда разбирали ужас и омерзение при столкновении с подобным. Хотя так-то это было делом вполне обычным. Просто, как правило, так развлекались зажравшиеся дворяне, хотя вот покойному коменданту Флотзама Лоредо отсутствие знатного имени нисколько не помешало запереть у себя эльфку. Выходит, Роше был немногим лучше них. Прошло меньше полугода с момента получения им власти — и вот, он уже ловит себя на желаниях, вполне понятных для какого-нибудь зажравшегося дворянина. Запереть у себя в поместье какого-нибудь эльфа или эльфку, а, может, симпатичную крестьянку — это было очень в духе мразей, обладающих властью. Неужели всякий раз, когда в твоих руках оказывается власть, в тебе просыпаются такие желания, неужели это неизбежно? И в чём была причина: в неограниченной власти над другим живым существом или в самой природе человека? Раньше Роше никогда не забивал себе разум всякими философскими размышлениями да раздумываниями, а теперь вот эти мысли невольно сами собой стали лезть в голову. А ведь Роше искренне считал, что всё это полная хрень, и дворяшки да профессора Оксенфурта балуются философией и умными мыслями исключительно из-за скуки и от лишнего жира; и что же теперь? Теперь Роше сидит, пьёт и размышляет о том, что же развращает человека: власть или его природа изначально сама по себе порочна? И всё это уже было в Роше, просто подняло голову, потому что он получил власть, или же появилось в нём именно с получением власти? Было ли его желание запереть Иорвета в собственном доме, как сокровище в сундуке, старым, просто хорошо скрытым, или же оно появилось потому, что появилась такая возможность, а человеческая порочность всегда заполняет собой все свободное пространство?.. Роше пил всё больше. Ему было мерзко от самого себя, просто мерзко. Еще недавно, в начале лета, он думал, что он это наилучшее решение для Темерии, что он сможет защитить королеву Анаис, эту прекрасную маленькую девочку, дочь Фольтеста, что он сможет защитить её от этих отвратительных людей, что он сможет спасти Темерию, и единственное, что может ему помешать в этом — это внешние тёмные силы, а уж на себя-то он может положиться… И вот, пожалуйста. Прошло совсем немного времени, и он уже ловит себя на мыслях и желаниях, которые свойственны именно тем мерзким крысам, с которыми Роше собрался воевать. Он взял власть в свои руки и теперь чувствовал желание использовать её настолько отвратительным способом, что скажи ему об этом кто-нибудь тогда, в начале лета, он был бы оскорблен даже больше, чем если бы его назвали ублюдком. Водка в бутылке быстро кончилась, но у Роше был знатный запас самых разных напитков. А также трубок, табака и что там ещё ему надарили… Вечер обещал быть долгим. *** Утром Роше было паршиво как никогда. Добравшись до кухни, он позволил кухарке Зофье позаботиться о себе так, как она сочла нужным, безропотно, в один глоток проглотил сырое яйцо с солью, перцем и каплей уксуса, выпил пару кружек брусничной воды. Голову нещадно ломило, но Роше искренне считал, что всё это совершенно заслужено. Сидя за кухонным столом в несвежей одежде и лопая во рту одну за другой брусничинки, Роше принял несколько важных решений. Иорвет поедет заказывать флейту, будет гулять по Вызиме, потом, когда будет нужно, снова съездит к этому мастеру. Это решено. Никаких препятствий чинить ему на этом пути Роше не будет. Своим желаниям Роше поддаваться также не будет. Всем своим желаниям, которые касаются эльфа, без исключения. Ещё хорошо было бы найти для себя какое-то ограничение, что-то внешнее, что наверняка бы остановило Роше и с гарантией не дало бы ему скатиться на уровень тех, кого он презирал. Хватит уже того, что он вполне понял природу их отвратительных поступков. *** В следующие дни Роше пришёл к выводу, что, пожалуй, самым подходящим ограничением для него могла бы стать женитьба. Добровольно надев на шею ошейник, а поводок вручив в руки жёнушки, можно было бы быть спокойным, что никакие фантазии относительно эльфа он воплощать в жизнь не станет. Тем более, что про необходимость жениться Роше постоянно говорили и Велерад, и Талер. Ну, это из тех, чьё мнение Роше вообще был готов учитывать. Они были единодушны в простой истине: правильный брак с дочкой какого-нибудь графа или барона мог упрочить положение Роше. А в свете надвигающейся налоговой реформы это становилось особенно актуально. Ведь реформа действительно стучалась в двери. Она была неумолима, как приход зимы. По поручению Роше казначейство Темерии подсчитало и в цифрах наглядно показало, сколько дохода получит казна в случае введения всех предложенных купеческой гильдией налогов, а сколько в случае принятия половинчатых решений. Было подсчитано, сколько будет денег, если ввести хотя бы минимальный земельный налог, сколько, если ввести налог на освобождение от военной службы, и что будет, если его не вводить вовсе; было учтено буквально всё. Цифры были категоричны и конкретны. По сути, решение, какие именно налоги и в каком размере следует ввести для дворянства, зависело только от них. Ведь с цифрами было никак не договориться. Вопрос был только один: сколько денег для казны будет достаточно? А проводить реформу или не проводить — так вопрос уже не стоял. Всё равно другого источника финансирования у казны не было и быть не могло. Или же для уплаты податей Нильфгаарду нужно было бы действительно разорить страну, обложив непомерным налогом и простой народ, и купечество, что привело бы к росту цен, ведь купцы не могут работать в убыток. А одновременный рост и цен, и налогов вызвал бы недовольство в народе. Так что выбор был очень прост: либо спровоцировать возмущения дворянства сейчас, либо позднее ждать крестьянских восстаний и бунтов в бедных кварталах городов. Но Роше не видел тут никакого выбора. Он не мог позволить разорять страну только для того, чтобы не дай боги не постричь жирную овечку. Да, эта овечка, в ответ на попытку подойти к ней с ножницами, могла больно боднуть или даже ударить копытом в лоб, но нищая разграбленная страна тоже могла, в конце концов, снести голову. И если справиться с бодливой овцой было ещё возможно, то поднявшееся народное восстание усмирить было бы значительно труднее. Так что Роше должен был провести налоговые реформы. В целом, вся налоговая система должна была быть преобразована в соответствии с нильфгаардской за одним существенным исключением — в Темерии просто не будет не облагающихся податями сословий. Теперь налоги должны будут платить абсолютно все. *** Слухи о готовящейся реформе расходились по дворцу как миазмы. Хоть ещё ничего и не было официально объявлено, все уже обо всём знали. Вернон Роше, этот из ниоткуда взявшийся выскочка, метил в кошельки всего дворянства разом. Разумеется, это вызвало всеобщую обеспокоенность. Но это было вполне ожидаемо — никто ведь не думал, что дворяне отнесутся к таким новостям с равнодушием. А вот чего Роше не ожидал, так этого того, что с ним попытаются договориться. Скорее, он ждал наёмных убийц. Но вместо этого к нему стали поступать интересные предложения. Например, его стали спрашивать, когда же он уже будет вознаграждён за блестящую службу на благо Темерии достойным титулом? Роше отвечал, что это следует спросить у королевы, вернее, подождать её совершеннолетия и вот тогда уже спросить. Но мягкие намёки на то, что титул вполне может быть пожалован Королевским Советом от имени королевы, продолжались. Странность тут была в том, что подобные разговоры заводили не обычные подхалимы, а титулованные господа с родословной подлиннее, чем у нильфгаардских жеребцов. Ещё недавно получение Верноном титула было бы для них оскорбительно. Теперь же они видели в этом некий акт братания, перехода Роше в их стан. Стоило отметить, что подобная работа велась в направлении всех ставленников Роше. Это было смешно, ведь выходило, что, по мнению этих господ, Бьянка вполне могла бы стать баронессой. Даже Талеру намекнули на то, что преданной службой Темерии он, безусловно, заслужил знатный титул. Оставалось надеяться, что Талер сумел на это ответить более-менее цензурно. Все люди, которые были под рукой Роше, которые достигли больших высот благодаря ему — все они занимали должности, ранее доступные только для дворян. Роше отменил это ограничение, и теперь высшие должности могли занимать любые талантливые люди. И вот нашлись те, кто считал, что, несмотря на то, что должность может занять человек безродный, оставаться таковым, будучи на должности, как-то неправильно. Почему бы не выдать титулы всем этим выскочкам, почему бы не сделать их своими, если уж пока не получилось их скинуть? Но эти заискивающие пожелания поскорее обрести дворянское достоинство были не самым интересным. Настоятельные рекомендации присмотреться к дочери то одного графа, то другого барона были куда важнее. Почему бы и нет, говорил Велерад. Возьмите в жёны дочку какого-нибудь аристократа, и это всех немного успокоит, это будет хорошим жестом, это будет шагом, показывающим, что вы не зверь, что вы всё понимаете, что вы не собираетесь устраивать здесь какую-то революцию, что всё будет мирно и благопристойно. Вам просто нужна благородная знатная жена, и вы сразу станете для них своим. И самым паршивым было то, что Талер был того же мнения. А Велерад так и вовсе талдычил об этом с самого лета. И чем дальше, тем больше Роше был склонен с этим согласиться. Ведь это старое правило: если у тебя есть власть, значит, твоя личная жизнь тебе уже не принадлежит. Тебе следует жениться на ком-то правильном и точка. Хотя, признаться, это бесило. Раньше никогда и никому не было дела до того, в кого Роше засовывает свой член. Не важно было, женат он или не женат, хочет ли он жениться — или хочет на всю жизнь остаться холостяком. Это абсолютно никого не касалось. Офицер, дослужившийся до главы спецотряда короля Фольтеста, всем ему обязанный, дважды награжденный орденом за проявленную отвагу, он все же мог жениться на ком угодно, хоть на Бьянке, хоть даже на какой-нибудь эльфке. Да, были бы разговоры, но не более, ведь в этом вопросе Роше принадлежал сам себе. Теперь же выяснилось, что, будучи протектором Темерии и главой Королевского Совета, Роше должен был жениться на ком-нибудь правильном. Его брак мог стать важной частью политики, мог поспособствовать примирению и союзу с дворянством. Более того, оставаясь холостым, Роше невольно заставлял всех думать, что он просто метит куда выше, чем брак с какой-нибудь герцогиней. Ведь королева Анаис была ни с кем не помолвлена. Еще недавно Роше беспокоился о том, что, по сути, незаконнорожденная дочь Фольтеста на троне будет выгодна только тому, кто захочет через брак с ней усадить свой зад на трон Темерии. А теперь в этом желании подозревали самого Роше. Оставаясь холостяком, он невольно заставлял всех думать, что пройдёт ещё лет шесть-семь, юная королева достигнет приличного для решения этого вопроса возраста, и у Темерии внезапно появится новый король Вернон I. Тем более, что разница в возрасте у Роше и Анаис с точки зрения аристократии была вовсе не критичная. Что тут говорить, у матери Анаис, Марии Луизы с её покойным мужем, бароном Ла Валетт, эта разница была больше раза в полтора. Так что оставаться одновременно и протектором Темерии, и холостяком означало декларировать не самые отеческие намерения в отношении юной королевы. Получалось, что в любом случае в ближайшем будущем Роше следовало бы жениться на какой-нибудь благородной девице, которая, вполне вероятно, будет откровенно презирать его за безродную шкуру. С его-то манерами, с его познаниями этикета, с его частой грубостью, с его солдатскими наколками на теле — о да, любая аристократка будет в полном восторге от такого жениха, и к гадалке не ходи. С горя Роше даже всерьёз задумался, не сделать ли ему предложение баронессе Ла Валетт. В конце концов, в глазах баронессы он хотя бы видел к себе неподдельный интерес. Но нет, брак с матерью королевы опять-таки ставил Анаис под угрозу. Ведь в случае, если бы в этом браке появились дети, то многие подумали бы, что они имеют определённые права на трон. Эти дети могли бы наследовать Анаис, покуда на свет не появятся её собственные наследники. Так что нет, брак с баронессой с одной стороны был бы логичен, а с другой — ставил под угрозу саму Анаис. Поэтому Вернону нужно было выбрать себе в жёны какую-нибудь девицу из знатного рода, пользующегося значительным уважением и настолько аристократичного, чтобы кровь у неё была абсолютно голубая, без малейшего оттенка красного. Политическая необходимость была непреклонна. А теперь, взглянув в алчные глаза пробудившего в нём дракона, Роше счёл, что больше нет никакого резона оттягивать свою, по сути, неизбежную женитьбу. Ведь, в конце концов, жена может быть полезна не только по политическим, но и по личным соображениям. *** Придя к ипату сдавать свою свободу, Роше был встречен с обычно не свойственным Велераду благодушием. Как вскоре выяснилось, причина была проста: у Велерада к Роше тоже было дело. — Я как раз собирался вскоре идти к вам, — сообщил ипат после крепкого рукопожатия, — нужно обсудить меры по успокоению возмущений грядущими изменениями. — Какое совпадение, — кисло улыбнулся Роше. — У меня тоже есть некоторые мысли на этот счёт. — Вот как? Тогда прошу вас, поделитесь ими со мной. Вот и всё. Назад дороги не было. — Я подумал и решил, что вы, пожалуй, правы относительно того, что мне стоит жениться на какой-нибудь знатной девице. Сейчас сохранить мир важно, как никогда, так что… В общем, у вас есть на примете кто-нибудь? — Какая прекрасная новость! — всплеснул руками ипат. — Рад слышать, что вы решили наконец оставить это ребячество. Это действительно очень своевременно. Что до выбора невесты… На примете пока никакой конкретной девицы нет, но, думаю, этот вопрос можно будет решить весьма изящно… Велерад сделал паузу, чуть побарабанил пальцами по столу. Видно было, что то, о чём он собирался сказать, его волновало куда больше, чем он хотел бы показать. — Дело в том, что я хотел с вами обсудить довольно любопытную идею… С тех пор, как стали распространяться слухи о том, какие именно изменения грядут в налоговом законодательстве, пошли разговоры о необходимости собрать дворянское собрание. И мне кажется эта идея довольно здравой. Я бы сказал, что аристократии не нравится не столько то, что вы планируете… Что мы планируем, — тут же поправился Велерад, — посягнуть на их кошельки, а то, что это решение принимается без всякого их участия. Дворянское собрание могло бы обсудить предстоящие реформы, рассмотреть все возможные варианты… В конце концов, расчёты, предоставленные казначейством, можно было бы озвучить на заседании собрания, и тогда они сами будут вынуждены утвердить необходимые Темерии решения. — Дворянское собрание — оно ведь уже собиралось после смерти Фольтеста? Когда образовали регентский совет? — сразу решил уточнить Роше. — Не совсем. В тот регентский совет входили господа, которые… По сути, это был совет графов и баронов, обладавших достаточным личным войском, чтобы с ними вынуждены были считаться. Не было ни процедуры, ни голосования, всё решалось даже не силой, а пониманием возможности её применения. Сейчас, после войны и первых месяцев вашего управления, такое собрание не то, чтобы возможно. Нет, я говорю о всеобщем дворянском собрании. Роше начал чувствовать, что смысл предложения от него явно ускользает. — Вы хотите собрать в Вызиме вообще всех дворян Темерии? — Нет, ну почему же всех. Достаточно просто собрать представителей от каждой области. Существуют местные дворянские собрания, они ежегодно собираются для решения местных вопросов. Каждое из них может выбрать своих представителей и прислать делегатов на общий съезд. Роше неплохо помнил Лок Муинне — общий съезд чародеев и королей Севера. Действительно, возрождение Капитула на таком съезде было куда более убедительным делом, чем если бы чародеи приняли такое решение самостоятельно. Да, вышло всё не так красиво, как изначально планировалось, но идея-то была здравая. — Звучит неплохо. На таком съезде действительно можно будет обсудить все вопросы реформы, — согласился Роше. — Верно. Так аристократы не будут чувствовать, что им навязывается решение, которое им не нравится и которое принято без учёта их воли. Сопричастность поможет им примириться с необходимыми изменениями. Что же касается вашего решения, милсдарь Роше… Оно как никогда своевременно. Я полагаю, что для многих отцов подобный съезд может быть одновременно неплохим поводом привезти в столицу юных дочерей. Зима — это всё-таки традиционный сезон балов. Делегаты, безусловно, начнут собираться в Вызиме заранее. Будут заключены многие союзы, и брачные в том числе. Уверен, что подыскать для вас подходящую невесту будет совсем нетрудно. Роше в ответ только кивнул. В идее дворянского съезда таилось множество потенциальных опасностей, но да, съезд мог стать хорошим способом прийти к соглашению. Что же до его женитьбы… Думать об этом особо не хотелось. Это было со всех сторон правильное решение, и этого было вполне достаточно.