Слепота

Ноги сами несли Роше по улицам Вызимы. Спонтанная вылазка в город была больше похожа на побег. От Иорвета, от внезапной боли, от самого себя. Хотелось что-нибудь сломать, разрушить. Дать кому-нибудь по морде, а может и получить по ней самому. Хорошо хоть, разум всё же восстановил частичный контроль над действиями и велел не сметь трогать тонкую кольчугу, когда Роше судорожно переодевался из синего форменного мундира в потасканный костюм мелкого лавочника. В последний раз Роше устраивал такую вылазку инкогнито ещё летом. Всегда полезно самому послушать разговоры в городе, тем более когда обстановка неспокойная. В этот раз у него не было никакой благой цели, да и чёрт с ними. К тому моменту, когда Роше добрался до проспекта имени себя, он уже немного остыл. Совсем летний костюм и тонкий плащ из грубой шерсти, позаимствованный у конюха, этому, безусловно, способствовали. Запахнувшись поплотнее и убавив шаг, Роше двинулся в сторону Купеческого квартала. Нужно было определиться с хотя бы примерным планом действий. Может, посетить Дом Королевы Ночи? Это было редкое по всем параметрам заведение, один из немногих борделей, где Роше в былые времена случалось бывать не с целью что-нибудь разузнать, а просто как клиенту. Ходили слухи, что уникальность заведения в том, что там работали не только обычные женщины, но и самые настоящие вампирши. Роше в это не особо верил, потому как нет трупов — нет и вампиров. Но что-то особенное в самых дорогих жрицах любви этого борделя и правда было. Им будто действительно нравилась их работа, ведь в их холодных глазах не было презрения к клиентам. Скорее, в них можно было увидеть снисходительность, иногда даже интерес или страсть. А Вернон всегда смотрел в глаза женщине, которую покупал. То, как она на него смотрит, было для него куда важнее того худая она или полная, большие у неё сиськи или от них одно название. Девка могла быть любой, а вот взгляд у неё должен был быть вполне определённый. В дешёвых борделях такой почти не встречался, а вот в Доме Королевы Ночи был целый цветник. Да, там, определённо, было хорошо, но все же Вернон рассудил, что сейчас ему туда не нужно. Если бы в холодную ноябрьскую ночь его выгнали желания, ищущие выхода, — тогда да, идти в бордель было бы здравой идеей. Но куда нести эту боль в груди? Где её исцелят? Да и есть ли для неё лекарство? Лекарства, конечно, не было и быть не могло. Можно было разве что залить всё это вином. Но за последний месяц Роше уже один раз успел напиться в сопли, чего он себе не позволял года эдак полтора. Повторять это было опасно. К тому же, пить в одиночестве, запершись в кабинете… Нет, от этого точно легче не станет. Постепенно придя к мысли, что одна-две кружки пива в компании простых вызимцев — это, определённо, то, что сейчас нужно, Роше свернул с проспекта Протектора в Храмовый квартал, так и не дойдя до Купеческого. Добравшись до таверны «Старая Преисподняя», Вернон задумчиво посмотрел на её окна. Было уже поздно, но народу внутри сидело достаточно много. Собственно, то, что надо. Роше уже хотел было зайти внутрь, но тут его внимание привлек приглушённый звук… Флейты? Тоскливая мелодия была еле слышна, но да, это была флейта. Пройдя чуть дальше таверны, Вернон свернул на узкую улочку, ведущую вниз, к другому заведению — к корчме «У Лиса». Музыка стала звучать громче. Музыканта почему-то не было видно, но, пройдя пару домов, Роше его всё-таки заметил. Флейтист устроился прямо у стены дома, уселся на кучу ящиков, к тому же накинул на плечи полушубок из овчины. В темноте его можно было принять за кучу мусора. Поравнявшись с музыкантом, Роше заметил на земле шапку, в которой поблескивало несколько медяков. Значит, этот эльф — а в остроухости музыканта Роше не сомневался — был из тех, кто таки переступил через себя и играл для dh'oine. Вот только dh'oine нигде не было видно, так что музыкант старался впустую. А может, в этот час он играл уже просто так, для себя? Уж слишком печальной была мелодия. А за музыку, нагоняющую тоску, мало кто захочет платить. Хотя… На всякий товар найдётся купец. Роше достал из кошеля пару оренов и метко запустил их в лежащую на земле шапку. Музыкант это заметил и благодарно кивнул головой, не отрывая губ от флейты. Музыка продолжала литься по пустой улочке. Она тихонько, понемногу, трогала сердце. Роше почувствовал, что от этой мелодии ему становится хуже, что воспоминания о словах Иорвета вновь начинают впиваться в мозг. Но почему-то прекращать это не хотелось. Он постоял немного, прислонившись к стене напротив музыканта, а потом взял один из ящиков и присел на него. Было довольно холодно, ну и пусть. Замёрзнуть — это, конечно, не то же самое, что получить по морде, но и это сойдёт. Мелодия флейты все ковыряла душу, теребила ее раны. И в то же время она будто помогала окончательно осознать случившееся. За всю свою жизнь Роше ни разу не доводилось испытывать… В общем, то, чем обычно страдают молодые дураки, Роше миновало, а теперь вот, выходит, догнало. Да ещё и в такой больной форме. Мелькнула мысль, не наложил ли кто на Роше проклятие или, может, порчу? Но при всей своей привлекательности, эта идея была слишком уж нелогична. Враги Роше не стали бы над ним так шутить. Будь у них возможность применить магию — они бы его просто убили. Такое могло бы прийти в голову разве что обиженной, отвергнутой женщине, но Роше не помнил, чтобы он хоть кого-то отвергал. Разве что только его мягкий уход от намёков Марии-Луизы… Но Роше точно знал, что интерес баронессы к его персоне был сугубо политический. Что до интересов более личных... Мария-Луиза состояла в активной переписке с нильфгаардским генералом Морвраном Воорхисом. Их письма друг другу несколько раз аккуратно перехватывали, копировали и отправляли дальше адресату. Как оказалось, эти послания носили сугубо личный характер, политики почти не касались и были все об одном. О любви. Морврану Воорхису вскоре предстояло стать мужем дочери самого императора Эмгыра, и он, и баронесса всё понимали, а потому нежно прощались друг с другом. Потому как долг есть долг. А личное счастье — редкая случайность, на которую человек их положения не может всерьёз рассчитывать. Можно разве что надеяться найти краткое утешение в ком-нибудь, не более. Так что нет, увы, просто некому было навести на Роше такой странный приворот. Можно было, конечно, при случае сходить к Кардуину, попросить проверить себя на предмет магического воздействия, но всерьёз ухватиться за эту идею как-то не получалось. Роше чувствовал, что весь этот бред вполне его собственный. А при пристальном рассмотрении он замечал, что из клубка пут, окутывающих его сейчас, все ниточки тянулись в его собственное прошлое. По одной, по две, они уводили в воспоминания о многих вещах, истинный смысл которых раньше не был понятен. Первая встреча, вторая, восхищение при прочтении отчёта о том как ловко Иорвет перебил спецотряд реданцев, злая радость, когда белки Иорвета стали носить трофейные маски в синюю полоску. Заметил, гад! Оценил! Ты тоже думаешь обо мне, ты тоже хочешь меня достать! Вот только победа будет за мной! Так и вышло, но момент победы вспоминать не хотелось. Он столкнул Роше с истинной подоплёкой всей этой погони, а признать её тогда было невозможно. Да и что было с ней делать? Проще всего — не делать ничего. Уйти и забыть. Благо что Роше на тот момент очень даже было чем заняться. Сейчас дел меньше не стало, вот только от эльфа теперь было никуда не деться. Их сожительство под одной крышей в любом случае должно было продлиться ещё какое-то время. И если один месяц рядом с Иорветом вывернул Роше всю душу наизнанку, то что же будет дальше? Хотя… Роше сам поселил Иорвета у себя. Сам же может и переселить его куда-нибудь в другое место. Теперь, когда между ними достигнуто соглашение, можно вернуться к первоначальному плану… Роше живо почувствовал, как в нём шевельнулась уже знакомая алчность. Нет. Нет, сам он это не прекратит. Кажется, желание сделать себе же хуже по-умному называлось мазохизмом. С другой стороны — что будет хуже в нынешнем положении: видеть Иорвета редко или часто? Гад ты остроухий, с тихим отчаянием думал Роше. Ну что тебе стоило согласиться сразу? Тогда бы со мной всё было в порядке. Мы бы просто нормально работали, и только. А всех этих чёртовых чувств и желаний, планомерно сводящих с ума, просто бы не было. Действительно, едва ли они бы проклюнулись при простом рабочем взаимодействии, да, тогда с Роше всё было бы в порядке… Всему виной эта надломленность, которая так явно сквозила в Иорвете первое время. А может, и нет. Может, это всё равно бы нагнало Роше, просто не так быстро… *** Мелодия завершилась, когда Роше уже изрядно промёрз. Музыкант спрятал флейту в футляр, закинул его за спину, а после начал аккуратно слезать с ящиков. Делал он это на удивление неловко. — Эй, осторожней… — только и успел воскликнуть Роше, когда ящики начали сыпаться. Пришлось не говорить, а действовать и ловить горе-артиста, чуть не сверзившегося на землю. — Ох, спасибо, милсдадь, спасибо!.. — запричитал эльф, когда Роше помог ему встать. — Ноги, видимо, затекли, вот и… Ещё раз, спасибо тебе! Кряхтя, эльф принялся разбирать развалившиеся ящики, стремясь, видимо, найти свою шапку с монетами. Стоял он всё ещё неровно, так что, вздохнув, Роше помог ему и с этим. Вручив шапку владельцу, Роше не удержался от вопроса: — Кому же ты тут играл так долго, что чуть не околел? — Да так, милсдарь… Всё больше себе конечно, — ответил эльф, зябко кутаясь в овчину. — На улице? — А почему бы и нет? — Так ночь на дворе и холодно! Себе можно и дома подудеть… Или где ты там обитаешь. — Там, где я обитаю, никто мне монетку не кинет, — заключил эльф, ссыпая заработок в мешочек и надевая шапку так, чтобы острые уши стало не видно. Роше и сам не заметил, как перешёл в рабочий режим. Информация из одного источника — это не информация, это мнение. А тут перед ним был второй возможный источник знаний о премудростях эльфской души. Такой шанс упускать было нельзя. — Тут тебе их тоже особо не накидают, если ты себе играешь. Сыграл бы что-нибудь весёлое, да перед трактиром! — Что верно, то верно. Я не шибко-то зарабатываю. Но играть у трактира… Нет. Кому моя музыка не по сердцу, тот просто проходит мимо, а кто остановился и слушает, тот, значит, услышал что-то своё. Вот как ты, милсдарь. — Что-то своё? Как это? — Ну я же вижу. На сердце у тебя тяжело. Несчастная любовь, да? Роше обдало нехорошим холодком. Даже мысленно назвать то, что с ним творилось, этим словом он был как-то не готов. Но готов-не готов, а, выходит, всё настолько плохо, что у него это прям на роже крупными буквами написано? — Что, так заметно? — с легкой паникой спросил Роше. — Ну так конечно… — пожал плечами эльф. — Ох, трудное это дело! Тяжело носить в себе. Эльфу тут проще, мы такие чувства выпускаем в музыку. А люди чаще топят их на дне бутылки… — А ведь я как раз хотел предложить тебе пойти выпить, — дружески улыбнулся Роше, постепенно беря себя в руки. — Я бы не отказался поесть! — тут же оживился эльф. — А вот пить лучше не буду. И тебе это ни к чему. Я лучше ещё сыграю, и тебе полегчает. — Ну так пошли! К «Лису» или в «Старую Преисподнюю»? — Лучше к «Лису». Там к нелюдям относятся спокойнее. — Звать-то тебя как? — Эльмар, — ответил эльф, — а тебя? Роше нутром почуял, что имя не настоящее, ну да ладно, он тоже не собирался представляться Верноном Роше. — Бартон, — ответил он не задумываясь. *** Жирная мясная похлёбка с большой краюхой хлеба, казалось, сделали Эльмара счастливейшим существом на свете. Роше взял себе пиво и закуску и, пока эльф ел, аккуратно втирался к нему в доверие, рассказывая про себя обычную легенду, что у него свой прилавок всяческих бакалейных товаров, что дела нынче не очень, а зима обещает быть холодной… Короче, нес всякую чушь, после которой собеседник обычно считает своим долгом рассказать немного и о себе. Так и случилось. Эльмар поведал, что он беженец из Редании, пришёл в Вызиму ещё летом, семьи у него нет, все погибли. Было вполне очевидно, что врал он во всём, кроме последнего. Разнообразные лохмотья эльфа все были с чужого плеча и часть из них явно когда-то была доспехами. Мозоли на руках выдавали в нём лучника. А чутьё Вернона буквально вопило, что он сейчас мирно беседует со скоя’таэлем. Возраст Эльмара на глаз было не определить, но он точно был не молод. Хотя и на того, кто воюет больше сотни лет, он не походил. Да и с Роше он держался слишком по-свойски, а такое отношение к людям встречается только у оседлых эльфов… По всему выходило, что в белки этот эльф подался не так уж и давно. Когда Эльмар прикончил похлёбку, Роше снова начал пытаться его споить: — Выпей со мной! Нет, правда. Я хочу, чтобы ты со мной выпил! Пиво не предлагаю, знаю, эльфам надо что послаще. Эй! — махнул Роше корчмарю. — Неси сладкое вино! Туссентское! — Нету такого, — пробасил корчмарь из-за прилавка. — Это простая корчма, без выебонов. За туссентским топайте на проспект Протектора! — Ну тогда давай сидр. Или медовуху. Мед-то хоть есть? — Это есть. — Тогда неси то, что слаще! — Нет-нет, не нужно! — тут же начал отпираться Эльмар. — Да почему ты не хочешь со мной выпить? — с обидой возмутился Роше. — Или ты в завязке? Сорваться боишься? — Да нет… — вздохнул эльф. — Бартон, пойми, мне ещё к своим идти. А пьяного и ограбить могут, да и стража наверняка оберёт. А мне твои орены хочется всё-таки донести в целости. Вызимская стража уже почти неделю летала, считай, земли не касаясь, понукаемая пинками Винсента Мэйса, которому в свою очередь планомерно откручивала голову Бьянка. Так что никакими поборами эти увальни сейчас заниматься бы не стали. Вот только Бартону, владельцу прилавка бакалейных товаров, этого знать совершенно не полагалось. — Да… Дела, — Вздохнул Роше. — Может, я тебя провожу тогда? — Нет, что ты! — тут же живо отказался Эльмар, только подтверждая догадки Роше. — Что, нельзя, чтобы твои товарищи увидели, с кем ты водишься? — продолжил обижаться Роше. — Да не в этом дело, просто, ну, тут провожай, не провожай… Всё равно ко мне прикопаются. Нельзя мне пить, ну никак, прости уж, Бартон. Тем временем на стол поставили две здоровые кружки хмельного мёда. Эльмар посмотрел на них с явной тоской. Искушение было велико. Роше поймал девушку, принёсшую мёд, за локоток и спросил:  — Комнаты у вас есть? — Ага. — Давай тогда ключ, я сразу оплачу. Расплатившись, Роше толкнул ключ через стол к Эльмару: — Вот. Заночуешь здесь и не надо переживать за свой кошелёк! А утром пойдёшь домой. — Ну спасибо! Эх, милсдарь Бартон, век не забуду! — расцвёл Эльмар и тут же потянулся за кружкой. — Ой, да ладно, — засмеялся Роше, — эльфский век долог! Всё ты забудешь! Вот сколько тебе лет? — Сто одиннадцать! — улыбнулся Эльмар. — Согласись, красивая цифра! *** После второй кружки медовухи на стол встали и третья, и четвёртая. Разговор шёл всё непринуждённее. А уж после того, как Роше помог захмелевшему эльфу добраться до сортира и обратно, язык у Эльмара окончательно развязался. На вопрос, где он всё-таки живёт, он многозначительно показал пальцем в пол, а дальше Роше нужно было только с максимальным удивлением и сочувствием задавать правильные вопросы. Больше всего Роше интересовало, почему же эльфы упорно не хотели селиться в бывшем замке Ордена Пылающей Розы, переданного под нужды лечебницы пророка Лебеды. В замке теперь размещались самые разные беженцы, летом там были и эльфы, но, как пришли холода, все они спустились в катакомбы. Оказалось, это было решением какого-то беличьего командира, а скорее даже небольшого совета командиров. Имён Эльмар не называл, просто сказал, что главные так решили, и всё. В замке при лечебнице было тесно, и, когда стало прибывать всё больше эльфов, стали возникать конфликты. Вот главные и решили отступить в катакомбы не дожидаясь взрыва. К тому же это позволяло скрыть истинное количество остроухих беженцев. Зачем? Были опасения, что, если эльфов будет слишком много, их перестанут пускать в Вызиму. Сколько их было сейчас, Эльмар и сам не знал, но уже, наверное, больше сотни. Эльф не говорил всего этого прямо, но картина складывалась именно такая. Нужно было только задавать правильные вопросы, слушать между строк, а это Роше умел. Чем, блядь, занимается наша разведка, думал Роше, смеясь и наливая Эльмару ещё хмельного мёда. Наружное наблюдение! Молодцы какие! И почему, интересно, никто до сих пор не сел на уши такому вот «беженцу»? Осторожные они всё, с людьми они не разговаривают! Ага, как же… Неучи, блядь! Тем временем вопросы невольно столкнули Эльмара в водоворот воспоминаний. Его семья погибла в погроме, случившемся незадолго до Второй Северной. Эльф рассказывал об этом, смахивая редкие слёзы, видимо, не понимая, что даёт «Бартону» вполне логичный повод спросить, как же он после этого не подался в лес? — Так я и подался… — вздохнул Эльмар, хрустя сухариком, стащенным с тарелки Роше. К мёду закуски не полагались, так что эльф потихоньку таскал их у Вернона. — А говорил, что беженец из Редании, — без осуждения напомнил Роше. — Ну так… Так оно и есть. Просто последние десять лет были тяжёлыми. Но кто ж думал, что всё так будет. Я ушёл на войну, надеясь, что мы отвоюем своё государство и там не будет ни погромов, ни всего остального дерьма… И это получилось ведь! В конце войны наш командир получил письмо от Иорвета, он звал нас объединиться с его отрядом и вместе выдвигаться в Дол Блатанна для мирной жизни. Я так радовался, дурак. — А потом был Цинтрийский мир, — вздохнул Роше. — Верно. И никуда мы не отправились. И возвращаться мне тоже было некуда. — Ну, может сейчас всё наладится, — утешительно сказал Роше. — Ох, и хочется верить, и страшно, что опять всё кончится, как всегда. Да и… Как бы не получилось, как в Вергене. — А что было в Вергене? — Да сами мы всё похерили, вот что, — вмиг помрачнел Эльмар. — Верген же чёрные сожгли, — изобразил недоумение Роше. — А за две недели до этого нас оттуда попёрли! Да, может, если бы Иорвет сумел очаровать эту красавицу, Деву-драконшу, она бы за нас вступилась, но что вышло, то вышло. — Так почему вас попёрли-то? — Да глупо всё очень получилось… Только мы пришли в город, один из наших умудрился влюбиться в суккуба! И начал убивать всех её мужиков. А это всё были dh'oine. Когда это вскрылось, он уже почти тридцать местных укокошил. Ну и пошло-поехало… Потом был ещё какой-то конфликт с местными краснолюдами, наши не сторговались в цене за уже сделанную работу. Краснолюды схватились за топоры, наши за мечи, в итоге — два краснолюдских трупа. Нашего парня тоже зарубили, но кому это было важно. В общем, нам там и так были не рады, а после всего этого… Староста нам велел уходить. А Саския за нас не вступилась. Вот и вся история. — Мда… Ну, суккубов в Вызиме вроде нет. Но, говорят, есть шлюхи-вампирши. Боюсь, мы все в опасности! — пьяно засмеялся Роше, хоть он был вовсе не пьян. И смешно ему особо не было. — Так ты, значит, из отряда Иорвета? Раз был в Вергене? — Нет, — замотал головой Эльмар. — Мы пришли как подкрепление к нему на помощь. Ну, а ушли уже все вместе. Потом разбрелись, конечно, держаться вместе большим отрядом невозможно же. Потом вообще говорили, что он погиб. А вон как всё вышло. Сам, небось, знаешь, где он теперь живёт. — А то ж. Вся Вызима знает. Я его даже как-то видел на проспекте Протектора. — Да? И как он выглядит? — Ну, эльф как эльф. Только с шрамом на пол лица, да повязка на глазах. Одет богато, — цокнул языком Роше. — Я вот не видел пока его, — вздохнул Эльмар, — но посмотреть хочу, конечно. Говорят, что всё с ним в порядке, но как-то не верится. И сделать ведь ничего нельзя. Вот как ему поможешь? — Если ты не можешь наколдовать ему назад хотя бы один глаз, то, наверное, никак. А в остальном… Одет он хорошо и голодным не выглядит. Чего тут ещё желать? — Да ладно, Бартон, ты же знаешь, чего хотят все эльфы. — И чего же? — Свободы. — А по-моему, ты хочешь ещё мясной похлёбки, Эльмар! — сказал Роше, дружески хлопнув эльфа по плечу. — Вон, все сухарики у меня перетаскал. Эй, девица! Подь сюды! Прими ещё заказ. *** Роше, в свою очередь, для поддержания разговора рассказал сильно смягчённый и урезанный вариант своей биографии. Такой она могла бы быть, если бы он, к примеру, ушёл после Второй Северной войны со службы. На откровенность следовало отвечать откровенностью, так что Роше тоже немного пустился в воспоминания, рассказал пару солдатских баек. Эльмар же умял вторую миску похлёбки и окончательно разомлел от тепла, сытости и выпивки. Достав флейту, он заиграл мирную, спокойную мелодию с нотками грусти и надежды. Роше это в момент настроило на печальный лад. Всяческой полезной информации он получил более чем достаточно. Можно даже было похвалить себя за успешную полевую разведку. Вроде как выбрался из дома без всякой цели, а на деле провёл время с пользой. Но эльфская флейта быстро прогнала эти победные мысли. А вот о том, из-за чего Роше изначально оказался на улице, как раз напомнила. — Почему ты сейчас играешь? — спросил Роше. Эльмар только пожал плечами. Чуть позже прервавшись, он кратко пояснил: — Так тебе будет проще рассказать. — О чём? — встрепенулся Роше. — О своей любви. Ты ведь не просто так слушал меня на улице, привёл сюда, накормил. И напоил, — улыбнулся Эльмар. — Тебе думалось, что легче будет рассказать, если я тоже выпью. Ну, я выпил. Но ты всё молчишь. А тебе надо выговориться. — Ничего мне не надо! — горячо возразил Вернон, чувствуя, как его охватывает совсем не свойственная ему тревога. — Давай я ещё сыграю тебе, а ты пока решишь, надо или не надо, — примирительно сказал Эльмар и снова поднёс флейту к губам. Роше почувствовал, что в душе у него вновь поднимается, казалось бы, уже утихшая буря. Эльфы Aen Seidhe не играют для dh'oine? Ага, как же. В этом правиле, оказывается, множество исключений. Между высоким общением эльфов между собой и унизительной игрой для пьяной публики на улицах есть, оказывается, множество промежуточных вариантов. Например, играть, что хочется, а слушатель сам найдётся. Или вот, можно, оказывается, играть для dh'oine, если эльф счёл его другом и хочет ему помочь разобраться с сердечной мукой. Конечно, Роше понимал, что дело тут в том, что характер у Эльмара был в разы мягче, чем у Иорвета. Да к тому же этот эльф воевал всего десять лет, а до этого жил среди людей. Может, он не озлобился, а может война и лишения сбили этот огонь. Так или иначе — Эльмар явно не видел ничего дурного в том, чтобы доверить свои чувства и переживания человеку. Более того, он хотел, чтобы человек доверился ему. Но вот этого Роше сделать никак не мог. Он стал мрачно прикидывать, как именно стоит соврать. Сказать, что причина всему — обычная женщина? Или лучше сказать часть правды и пусть это будет эльфка? Признаться в том, что речь идёт о мужчине, казалось Роше категорически невозможным. И даже раса тут была не так уж и важна. Эльмар играл и играл, а Роше всё глубже закапывался в отвращении к самому себе. Его чувства были неправильными, отвратительными, они не заслуживали того, чтобы о них было сказано вслух. И тем более того, чтобы в их честь звучала такая красивая музыка. — Эльмар, прошу, остановись, — прервал эльфа Вернон. — Я просто не могу тебе рассказать. Потому что, если я тебе расскажу, мне придётся тебя убить. И я сейчас не шучу. — О! Запретная любовь! — улыбнулся эльф. — Любите вы, люди, всё усложнять. Хотя, уверен, нет там ничего трагичного и запретного, сплошные людские предрассудки, вот и всё. — Ты ошибаешься! — рыкнул Вернон. — Да ладно! — отмахнулся Эльмар. — Давай проверим! Это твоя мать? — Что?! — Твой отец? — ?! — Твой ребёнок? Или, может, брат или сестра? Хотя, тут в Вызиме много рассказывают про любовь предыдущего короля к своей сестре… — По-твоему, что, в этой жизни нет никаких препятствий для… Что, всё, что не инцест, это всё нормально?? — Ага, ты заговорил про нормальность, — хитро подметил Эльмар, — значит, я прав, всё дело в ваших людских предрассудках. — Вот правду говорят про вас, эльфов, что все вы… — возмущённо запнулся Вернон, подыскивая подходящее слово. Собственно, подходящих слов у него было навалом, но обижать Эльмара не хотелось. — В общем, что вы развратны, — мрачно заключил Роше, решив, что лучше не конкретизировать. — Мы просто свободнее в вопросах секса, вот и всё, — широко развёл руками Эльмар, улыбаясь так, что Вернон окончательно смутился и помрачнел. И тут до него неожиданно дошло, что Иорвет-то эльф. И он тоже может быть… Свободнее в вопросах секса. Кто знает, что у него было и с кем. На людские предрассудки Иорвету плевать, так что… — Эльмар, а… Можешь рассказать подробнее? — попросил Роше, запихивая смущение куда подальше. — Про что именно? — Свободнее — это как? У вас там что — оргии по праздникам? Или нормально, когда мужик с мужиком любовь крутит? — спросил Вернон, следя за голосом и интонацией так, как будто от этого зависела его жизнь. Правда, ушам стало горячо, Роше был просто уверен, что они горят, как маков цвет. Но это и не важно, уши у него были под чепцом, и плевать на них. — В городе я за вами ничего такого вроде не замечал, семьи как семьи. Вот по одиночке вы часто живёте, это да. — Ой, Бартон, человеку это не понять, уж прости, — махнул рукой эльф, — просто ну… Вы так мало живёте. А срок, в который ваши женщины могут рожать, вообще совсем крошечный. Лет двадцать, да? А дальше всё, старость. У нас всё не так, потому и отношение к этому другое. — А как же тогда все эти сказки про великую эльфскую любовь, один раз да на всю жизнь, и чтоб на столетия? — фыркнул Роше. Слезать с этой темы он категорически не хотел, так что Эльмар сейчас мог сколько угодно рассказывать про ограниченность dh'oine и их неспособность понять сложные эльфские взаимоотношения. Пускай, Роше обижаться и отвлекаться на это не собирался. — Это бывает, конечно, — вздохнул Эльмар, — но не со всеми. Говорят, раньше, до прихода людей, так было у доброй половины, ну у трети наших точно! Тут как повезёт. Можно же встретить, влюбиться и не получить взаимность. А можно так и не встретить ту самую, единственную… А сейчас, когда нас мало и жизнь не жизнь, а так, существование… Сейчас такое совсем редко бывает. Чтобы двое молодых встретились, полюбили друг друга и ничто не помешало их счастью… Войны, погромы, нищета. Редко кому удаётся сохранить друг друга, даже если случается найти. — И те, кто остались одни, они… Что, пускаются во все тяжкие? — Бартон, эльфы не пускаются во все тяжкие, — засмеялся Эльмар, — нет в нас такой страсти, чтобы без устали искать удовольствий. Просто, если не сложилось большой любви, всегда можно найти утешение в малой. Это… Как правильно это сказать по-вашему… В общем, это когда в первую очередь рождается дружба, привязанность. А потом уже может быть и другая близость. Такая любовь не так поэтична, конечно, но в ней много тепла. — И в такой малой любви… У вас что, нет никаких ограничений? — Ну, скажем так… Считается, что плохо, когда кто-то молодой всерьёз влюбляется в того, кто уже перешагнул порог бесплодия. Особенно если для старшего всё это не так серьёзно. Но если эти отношения кратки для обоих, то всё нормально. — Значит, кто какого пола для вас действительно неважно, — аккуратно заметил Роше. — Почему же? Мужчин обычно больше привлекают женщины, женщин — мужчины. Редко с кем всё уж совсем по-другому. Но это обычно. На войне, например… В отрядах ведь мало женщин. Там часто бывают такие романы. А у людей это совсем не так, даже если у вас нет женщин. Роше смотрел на эльфа как на диво диковинное. Да… Вот тебе и солдатские шуточки про эльфских пидоров. Не так уж и далеки они были от истины. — И что… Скажешь, и с тобой такое было? — Допустим, было. И что с того? Конец нашей краткой дружбе, или что? Эльмар заметно напрягся и явно был готов к плохому развитию событий. Вплоть до драки, вздумай Роше сейчас ляпнуть что-нибудь оскорбительное. Роше этого делать не собирался, но всё равно чувствовал себя жутко скованно. — Да нет, что ты… Просто… Не говорят о таком обычно кому попало, — наконец выдавил он из себя. — Ну, ты не кто попало. Ты ведь… — Эльмар развёл руками и начал делать странные пассы, пытаясь то ли найти нужные слова, то ли ещё что вытащить из воздуха. — В общем, ты же слушал мою музыку. И слышал! Вот. У тебя душа поглубже, чем у людей обычно бывает. И вообще. Ты ко мне отнёсся как к человеку, а я к тебе как к эльфу, понимаешь, Бартон? Вот. То-то же! Так правильно. Ты спросил, я ответил. У тебя же душа болит, как тебе честно не сказать-то? Ты хоть и не говоришь, что и как, но я же вижу, что видать… — Не надо, Эльмар, — прервал его Роше. — Не надо, прошу. Не говори этого. Лучше сыграй мне ещё, раз ты ко мне как к эльфу… Лучше сыграй. *** Под утро Роше отвёл совсем уже не стоящего на ногах Эльмара в снятую комнату и отправился домой. Пробираясь по пустынным улицам ещё спящего города, Роше пытался навести порядок в голове, но ничего толком не получалось. Прошедшая ночь зародила в нём странные надежды, что, в общем-то, всё может быть возможно. Есть шанс, и всё такое. Вот только… Дело ведь было не только в том, что для Иорвета Вернон был просто dh'oine, а к dh'oine Иорвет относился с откровенным презрением. И даже не в том, что между Роше и Иорветом простиралось целое море взаимно пролитой крови людей и нелюдей. Чужая кровь впитывается в землю, а по весне прорастает травой. Нет, беда была в том, что дело было не только в Иорвете. Судьба закинула Роше на такие вершины, где не было места личным желаниям, их гнал в тень долг. Как там писал этот нильфгаардец? «Личное счастье — редкая случайность, на которую человек нашего положения не может всерьёз рассчитывать». По расчётам Роше, не позднее весны ему предстояло жениться на некой аристократичной юной особе. И думать следовало об этом, а не о том, есть у него шансы добиться от Иорвета той малой любви, о которой толковал ему Эльмар, если приложить к этому усилия, или же они в любом случае уйдут как вода в песок, не принеся никаких плодов.