Тот день. Этот самый момент вспыхнул в памяти до мельчайших подробностей и по позвоночнику прокатилась волна мелкой дрожи. Она сконцентрировалась мерзким ощущением где-то в области хвоста, рождая на задворках сознания неясное тревожное предчувствие. Впечатление, что сейчас мне вновь придётся испытать хотя бы часть тех странных и поистине жутких ощущений. Но нет. Этого не случилось. Эта непонятная дрожь и неясная внутренняя тревога исчезли столь же быстро, как и возникли. И больше ничего. В голове продолжали проявляться яркие воспоминания о неимоверной жути, которую мне тогда пришлось пережить и которая чуть не свела меня с ума. Каждое её мгновение, каждая секунда, каждый её миг. Ясно и чётко они представали в памяти. Настолько, что должны были заставить закричать. Я должен был орать. Орать от невозможности прекратить это вспоминать. Весь я и всё моё нутро было против этих воспоминаний. Сознание всеми силами попыталось вытеснить их эмоциями: разозлиться, запаниковать, вызвать гнев, страх, ужас, но они — эмоции, были где-то далеко. Они лишь немного «приоткрыли дверь», показываясь лишь самую малость, позволяя спокойно вспоминать то, что я вспоминать не хотел. Поклялся себе забыть навсегда.
Глубокий сосредоточенный вдох и последующий за ним такой же неспешный и размеренный выдох, немного дали придти в себя. Кушетка подо мной противно скрипнула своими старыми пружинами, спина прислонилась к холодной стене, а взгляд застыл на дверном косяке. Несколько минут разум осознавал факт похожести произошедшего со мной сегодня в проклятой душегубке и того пиздеца, который случился больше месяца назад на одной из улочек чёрного рынка. Тогда, в
тот самый день.
Майлз стоял напротив и с озадаченным видом монотонно избивал позади себя стену пяткой армейского ботинка. Этот звук. Он вовсе не мешал. Провалившись глубоко в мысли, я размышлял о своём внутреннем самоощущении, сопоставлял и сравнивал два крайне жутких и неприятных момента своей теперешней волчьей жизни.
Удивительно, насколько просто и с какой легкостью мне это далось. Ничего не ломало голову. Я — это я. Если честно, то каково это — лишь померещилось в памяти, будто давно забытый сон. Но чувство сразу показалось родным и память уцепилась за него. Оно было хорошо знакомым. В голове был именно тот логичный порядок, с которым я прожил всю свою жизнь. Это было так приятно и здорово. Заставило мимолётно забыться и поверить в то, что я сижу у себя дома на кухне со своей любимой чашкой перед носом, хлебаю чай «Липтон» и смотрю новости по «Первому каналу».
Осознание обратного настигло отвратным ощущением тяжкой мути, которая творилась во всё это время в организме и вывёртывала этот бедный организм наизнанку: куча странных запахов вокруг, часть из которых просто сводили с ума, гудение в башке — чёртова сирена о воздушном нападении нацистов в сорок первом, а чувство в животе такое, словно там дыра. Смертельно хотелось жрать.
«Я вполне могу сожрать кого угодно...»
Тупая мысль. Но от того, что я её проигнорировал, внутри меня ничего не изменилось. Остаётся лишь сжать зубы и терпеть, надеясь, что всё это пройдёт само и как можно быстрее.
Мысленные изыскания привели меня к пониманию прописной истины: нужно разобраться с происходящим и никак нельзя пускать это на самотёк. Случившиеся полчаса назад сильно повлияло на меня и касается самого главного — моего физического состояния. С ним и так-то всё странно, если не сказать «фантастически ахуенно» с самого первого дня в этом дивном мире... И мучает предположение, что тело... Преподнесёт ещё очень много таких сюрпризов. А больницы...
Больницы в мои планы совсем не входят. Вообще.
— Ну?.. — послышалось в левом ухе. — Я что, по-твоему не заслуживаю ответа, ахуенный ты наш?..
— А?.. — я дёрнул ухом и перевёл задумчивый взгляд с косяка на Майлза.
— Жаром, спрашиваю, накрыло, когда в парилке сидел?..
«Жар... В этот раз его не было...».
— Нет, — коротко ответил я, снова проваливаясь в воспоминания. О нестерпимом жаре. Как мне было тяжело сопротивляться всем тем ощущениям и ему в том числе, как каждая секунда казалось вечностью. Как меня от всего того кошмара спасло чувство страха. Как я смог схватиться за него, и только это меня и спасло.
Поёжившись, подумал:
«Ну... А сейчас-то?.. Что со мной?.. Эмоции?.. Чувства?.. Моё обоняние, чёрт... Эмоции в этот раз были моими целиком, но контролировать я их не мог. Сознание потерял... Эмоции... где-то «там» ваще... Да... Ладно, это позволяет мне адекватно мыслить...».
Сосредоточившись, я решил специально прокрутить в голове весь сегодняшний день с целью проверить и удостовериться. Результат был более чем. Я даже желания сгрустнуть не испытал. Хорошо. Впечатлений за сегодня мне хватит ещё на три жизни вперёд, а моральные силы не бесконечные. И нет, я вовсе не стал безэмоциональным куском пенопласта. Неприятные чувства, конечно, защекотали душу. Только не сильно и где-то очень глубоко. Совсем.
— …когда съедаешь.
Обрывок фразы заставил встряхнуться, я снова посмотрел на безухого волчару задумчивым взглядом, всё так же стоящего напротив:
— Что?..
— Серьёзно?.. — усмехнулся он в ответ и оторвался от стены мощным рывком, — Ты проебал всё что я сказал?.. О бабе задумался?..
— Не-е… — всё более адекватно воспринимая реальность, протянул я.
— Ага, — Майлз иронично закатил глаза. — Говорю, ты первый, кому удалось просидеть столько. Ты, брат, прости нас, ты там максимум двадцать минут должен был пробыть, — тут он прервался и вдохнул поглубже. — Едрить тя в корень! — закричал он. Хриплым голосом, пугающе вытягивая морду вперёд и заложив остатки своих ушей назад. — Ты двадцать минут сидел спокойный, ебать! Мы с парнями так охуели, что начали ставки делать! Тебе на сороковой минуте похуй было! Похуй! Как?!.. Тебя даже не накрыло!
— Двадцать минут?.. — переспросил я, игнорируя ругань.
— Да! Ебать! — матюги продолжились. — Любой срывается! Любой! Двадцать минут — это максимум, до которого никто до тебя не дотягивал! Для рабо…
Я перебил:
— Ставки?..
Выражение волчьей морды моментально сменилось с просто раздраженного на злобно-убийственное. Бурый чуть зубами не подавился, натужившись:
— Этот ущербный шакал выиграл все наши деньги, бля… Братан ты мой чернохвостый, ебать тя во все места, как ты там почти три часа просидел без вентиляции?! Я хотел завалиться к тебе и впихнуть тебе кусок прям в глотку!
Я не нашёл что сказать и ответил вопросом на вопрос:
— А почему именно двадцать минут?
Какого-то хрена я опять спросил про время, отведённое мне в пыточной и безбожно проёбанное всеми ответственными мордами. Хотя, у меня на языке вертелся вопрос о ставках, но про них я промолчал. Может, к лучшему, так как крайне мощный удар кулаком в стену заставил содрогнуться.
— Рик... Сучий выродок! — Майлз стал разминать запястье. — Не представляю, где Миоро тебя откапал... — процедил он с досадой от боли сквозь зубы. — Ян, бля... Ты... Ты час спокойно терпел, сука, понимаешь?!.. Сволочь! Я из-за тебя кучу денег просрал!
Я понимаю его возмущение. Это нормально — брызгать слюнями из-за денег. Почему нет?.. Я бы сам орал, проиграй я кучу бабла на ставках, но комнатка была такой маленькой, а гудение в башке таким нестерпимым! Ещё секунда и мои мозги разлетятся кровавым фаршем по стенам. А Майлз останавливаться не собирается.
— Я многих зверей с разных ферм знаю, — голосил он, — с хорошей выдержкой, сука, но никто так не может! Никто! Тридцать две тысячи!.. С-у-ук-а-а! Я же вентиляцию рубанул! Сука! Сука, блять!
Заткнуть его. Это было желание настолько сильное, что невозможно просто. Но ничего лучше, кроме как размашисто поёрзать задницей по кушетке, надеясь перебить матерную тираду мерзким скрипом, я не придумал.
«Получилось!..».
— Насколько времени ты поставил?.. — тут же вставил я. Главное не дать продолжать выкрикивать слово «сука», доводя меня этим до разрыва аневризмы.
— Тех, кого берут на твой пост, — на моё счастье Майлз заговорил спокойно, — выдерживают минут десять. Этого достаточно. Бля, я в шоке... Никто из зверей так не может...
«...«многих зверей»... «никто так не может»...»
Тут-то у меня в голове всё сложилось и всё стало ясно как белый день. Дальше Майлза я не слушал. Пускай бормочет...
Я — типа волк. Неожиданно, да?.. И самое очевидное, что есть у волков — нюх. А у меня его с первого дня появления в этом «дивном мире чокнутых фуррей» не наблюдалось. Эта очевидная странность напрягала с самого начала. С самого начала со мной всё не так. Да, мысли об этом посещали постоянно. Постоянно, но по большей части я на них забил. Какой смысл задумываться и размышлять над тем, на что ты не можешь повлиять?.. Никакого.
А вот сейчас, игнор уже не прокатит. На этот раз со мной случилось что-то серьезное. Я обязан разобраться. Этот волк радуется, вернее, психует, что я перетерпел сущую пытку, а я сам себя не чувствую. Сколько я тут уже сижу и в себя прихожу, размышляя?.. Минут двадцать?.. И мне плохо. За это время не стало легче.
«Моё сознание — моё сознание. Человеческое. А вот тело — нет. Это чёртово сознание не может... Не может целиком интерпретировать и воспринимать всё, что может воспринимать тело...».
Совершенно логичный вывод, казавшейся очевидным, который я должен был вбить себе на подкорку гораздо раньше, но этого не сделал. Почему не сделал — ничего хорошего мне бы это не сулило. Просто целый ворох вопросов, ответы на которые мне вряд ли кто-то даст; Отлично! «Повезло стать лохматым клыкастым чудищем», а инструкцию никто не дал! Зажали! А сколько мне привыкать, а?.. Как?.. Что делать?.. Что со мной в итоге будет?.. Я благополучно всё это заигнорил, а теперь придётся со всем этим разбираться, иначе никак. Понятно другое: процесс идёт. Хрен знает по каким правилам, но идёт. А из-за сегодняшней пытки этой, спасибо, блять, проблема получила увесистый пинок под зад!
Мысль о заде заставила сосредоточился на своём хвосте.
«Нет. Ладно. Нужно теперь за собой наблюдать и хорошо бы записывать все свои непонятки. Куплю блокнотик. Куплю и буду записывать всё...».
Ещё сто тысяч миллионов вопросов о самом себе мне обдумать не дали. Грубо оборвали. Майлз топнул ботинком и мотнул головой на выход:
— Хорош, вставай! — он вышел за порог и посмотрел на меня, повернувшись. — Как голова, прошла?..
— Гудит, — признался я и встал с кушетки, собираясь покинуть маленькую комнатушку.
Стараясь не задумываться о своём состоянии, поспешил за Майлзом. Мы переглянулись, взяли высокий темп по направлению к лестнице и спустились в уже знакомый мне коридор, ведущий к подъёмнику. Наши тяжёлые шаги по бетонному полу немного скрашивали молчание между нами. Я начал считать лампы аварийного освещения, попутно разглядывая электрооборудование, закреплённое на влажных от конденсата стенах. Затем прервался от этого занятие на другое, более интересное: изучение волков, шакалов и всяких прочих псин. Для справки, их разнообразие: размер, окраска, форма ушей, выражение их морд, цвет глаз, длина шерсти и много чего ещё, удивляло всякий раз, когда кто-то из них попадался в поле зрения. Поразительно, насколько они все были разными. Хотя, конечно, попадались и совсем одинаковые, что хрен отличишь одного от другого. А Майлз просто шёл. На пару метров впереди чеканил чёткий ровный шаг и звук его бахающих по бетону ботинок почти загипнотизировал. Но, видимо, ему надоело молчать. Он поравнялся со мной и стал доносить до меня устройство базы. Речь его была наполнена множественными матюгами, выражениями, смысл которых просто не передать, и говорил он очень быстро и с энтузиазмом. Первое, о чём пошла речь — пункт нашего назначения. Мы направлялись на склад. Там он должен исполнить свой долг начальника по «безопасности и режиму», и выдать полагающиеся мне по должности снаряжение. Об устройстве базы рассказал особенно живо: что и где находится, куда и как мне ходить, с кем общаться, что делать, как себя вести, назвал кучу имён, которые мне нахрен не были нужны и всё такое прочие. Я искренне старался его слушать примерно до половины, честно. Навострил уши и старался не пропустить ничего, так как именно в середине его рассказа, была вся самая полезная и важная инфа. А на моменте, как посыпались ничего не говорящие имена, мы подошли к лифту.
Майлз почему-то одарил меня недоверчивым взглядом, ткнув когтем большого пальца в кнопку вызова:
— Короче, у нас всё просто: не суёшься носом куда не надо — тебе хорошо, — рассказ про базу завершился и Майлз перевёл дыхание. — Ты всё запомнил?..
Вопрос в конце прозвучал от него как-то злобно. Я совершенно не хотел его разочаровывать. Уверенно начал пересказ, слушая дребезжащие звуки приближающегося лифта:
— На первом уровне кубрики и административно-хозяйственный блок: столовая, комнаты для отдыха, личные комнаты, твой кабинет, пост охраны. На втором изолятор, в котором я буду находиться основную часть смены, санитарная, производственные помещения и склады. Вот... Эм-м... По каким именно помещениям мне нужно и можно будет ходить — узнаю на неделе. Свободный доступ у меня только по изолятору и смежным с ним зонам. И ещё, — припомнил я, — административной части санитарной зоны. На третьем уровне арсенал, но я туда не попаду.
— Молодец! — мне была протянута ловко вытянутая из кармана военных брюк магнитная карточка.
Мы зашли в распахнувший свои створки лифт. Когда те схлопнулись перед носом с противным скрежетом, я встал позади Майлза и стал рассматривать панель с кнопками. Всего их было пять. Напротив нижних двух, вместо магнитных считывателей для карточек — мгновением раньше приложил свою к нужному — были два ржавых гнезда под специальные поворотные ключи. Видимо, не успели заменить.
— Пять уровней... — протянул я невзначай, пялясь на панель из-за пушистой бурой спины, усеянной шрамами.
— Четвёртый не для тебя, как и третий.
— А там?..
— Ничего.
— Правда?..
— Шпион?.. — серые волчьи глаза стрельнули в мою сторону и внезапно что-то блеснуло. Я остался на месте, а Майлз быстрым коротким шагом назад и немного левее, оказался ко мне вплотную. С внутренней стороны левого бедра почувствовался давящий холод. Я опустил голову. В паху у меня был армейский нож с весьма солидным лезвием. Одним лёгким движением он мог легко отрезать мне всё что нужно. А надавит — истеку кровью за минуту. Нужно было что-то сделать, но что — вопрос открытый. Можно было сколько угодно долго так стоять и ждать, пялясь на нож в промежности, например. Ну, это логично, наверное, в такой ситуации, да?.. Но я вдруг понял, что никакой реакции с моей стороны такой «сюрприз» не вызвал. Я не реагировал. Равнодушно и со спокойным видом поднял голову, и посмотрел прямо в глаза Майлу. Он после этого усмехнулся мне, оскалившись, и убрал лезвие. Я отошёл на шаг правее и всё на этом закончилось.
— А пятый?.. — спросил я сразу же, наблюдая, как ножик-хуёжик оказывается в поясных ножнах. Ёбнуться... Отсутствие эмоций напрочь отрубило инстинкт самосохранения. Яйца мне так-то ещё пригодятся! Наверное...
— Он заброшен, — секунд через десять прозвучал отстранённо-равнодушный голос и на пару мгновений настала тишина. — Дохуя лет...
Старый лифт продолжал спускаться в час по чайной ложке.
— Почему?..
— Хуй его знает... Там звери пропадают...
Я ожидал всякого, но такой ответ никак не ожидал. Любопытство просто не могло не разыграться. Он будто специально так сказал. Стоило некоторых усилий сдержаться от вопроса в «лоб».
— Не понял?.. — выдавил я с надеждой, что рассказ продолжиться и меня не прирежут за излишнюю настойчивость.
— Два идиота... — почти сразу же Майлз оправдал надежду, — ...спиздили дубликат ключа. — Лифт ещё тогда опускался. Спустились...
— И?..
Бред. Возможно ли, что мне повезло?.. Я не верю в такие совпадения. Возможно ли, что сейчас я узнаю всё что мне нужно от какого-то волка, который видит меня второй раз в жизни, чуть меня не прирезал пару секунд назад, а тут вдруг решил рассказать такое? Это сущий бред. Звучит, как пугалка для новеньких. Сто процентов на пятом уровне нечто такое, про что мне знать не нужно.
— Пиздец им настал, — вздохнул тем временем Майлз, почёсывая щёку. — Мы с Риком одуплили через пару часов из-за Хато, он был старшим электриком. У нас в ту смену были проблемы с главным генератором, а мы его найти не смогли. Это он всё затеял. Когда починили, я начал трясти парней и один из его приятелей проболтался, куда этот мудак полез, прихватив с собой Кая, сука... Рик и я спустились за ними, думали найти, но хер там плавал! Пропали они. Ни отметок, ии следов. Идиоты, хоть бы мелом путь свой отметили! Одним словом — идиоты. Запаха никто из нас не учуял. Как их найдёшь без освещения?.. Всё разбито, плана уровня давным-давно нет. Мы пошли на угад, прошли несколько коридоров, подёргали по пути с десяток заклинивших дверей и вышли в какую-то огромную штольню. У нас фонари даже до половины не доставали, а потом вдруг просто вырубились нах. В полнейшей тёмной жопе мы дальше идти не решились. Там было что-то... ебанутое в этой штольне. В таких местах всегда слышно воду, но там ебнейшая тишина. Рик прислушался — тупо ничего. На помощь никто не звал. В общем, хороший был электрик. Хреново, что сдох...
— А как вы вышли?.. — только и спросил я.
— У меня был химсвет и я отмечал им путь. Но в штольне у меня остался последний и всё на этом. А так... дальше бы прошли.
— А почему вы опять не пошли? — задал я вполне логичный вопрос. — А что за Кай?..
У Майлза мотнулся хвост и ударил меня по ноге. Он отвернулся и поморщившись задумался, потеряв всякое желание продолжать. А я по совершенно не ясной мне причине, как-то давить на него и попытаться продолжить разговор в данной ситуации не решился. Возможно, меня остановило наличие ножа у него на поясе. Я тут как бы никто и звать меня никак. Для него чужая жизнь — ничто. Может прирезать. Но зачем он всё это рассказал?.. Просто страшная пугалка для новеньких?..
Этот вопрос засел в голове очень прочно.
Желание спросить не отпускало. Где-то в глубине колыхнуло и сердечко забилось сильнее. Если в этом есть хоть доля правды, я не зря согласился на всю эту авантюру и нужно будет разузнать всё в будущем. Как-то попасть на пятый уровень, чего бы это не стоило.
Кабину дёрнуло. Створки разъехались. Взгляд встретился со знакомой информационной табличкой. Я мельком посмотрел на неё, затем не еле видимую отсюда дверь изолятора и вышел вслед за Майлзом.
Порывы холодного воздуха свободно блуждающие по широкому коридору маленькими вихрями, проносились мимо и ерошили шерсть на щеках. Тщетные попытки совладать с ней, я оставил довольно быстро. И когда очередная холодная волна ударила в морду, превращая её в лохматую чухню, я от досады подумал догнать шагающего впереди волчару и снова завести разговор про горе-электрика, но по тому, как он стремительно шагает, было понятно, что желания разговаривать у него нет ни малейшего. Пришлось даже ещё немного отстать и идти солидно позади, продолжая тщетно бороться с проклятым ветром.
— К этому быстро привыкаешь, — Майлз внезапно сбавил шаг и поравнялся. — Один чудак из бухгалтерии пытался спастись с помощью ультра-геля для укладки, но стал выглядеть прилизанным тупым дебилом. Не становись дебилом — так привыкай.
— Угу, — буркнул я.
— Ты правда сырого и живого мяса не ел, а?.. — спросил он, видимо решив сменить тему на более приятную. — Ты его вообще жрёшь?..
— Да, — признался я.
Тут же добавил:
— Колбасу...
— Ха-ха! — смех не дал закончить.
— А ты, Майлз, типа...
— Не только, я ещё персики люблю! — усмехнулся он, вильнув хвостом. — А так, да — постоянно! Знаешь, как бывает — если ты начал есть сырое, то тебя уже не остановить, но оно того стоит, — наверное, рефлекторно, у него напряглась челюсть и из-под губ показались клыки, — Когда ешь жи...
— Прямо так?.. — я оборвал, а у самого проснулось трудно контролируемое чувство голода. Вернее, проснулся я, вспомнив о нём.
— А что?.. У нас тут иногда бывает «некондиция», чего добру пропадать? — оскал, которым Майлз невольно ощерился секунду назад, преобразился довольной клыкастой улыбкой, когда он полностью повернул голову в мою сторону. — Ты против?
— Н-нет...
— Твоя работа — следить за детишками. Но главный-то я! Ха-ха-ха!
«Главный... Если все… Боже, если все едят их живьём, то почему он, например, или любой другой не может пойти смотрителем? Зачем им отдельная должность?.. Зачем я?..»
Я собрал всю свою волю и решил — пока с темы слезать не буду. Вдруг, смогу узнать что-то полезное для себя. Да и идти нам, скорее всего, ещё долго. Где этот чёртов склад?.. Мы уже мнут десять шагаем по коридорам этого гигантского комплекса. Майлз-то уже давно выучил все его проходы и ориентируется, а мне это только предстоит.
— Если вы все жрёте их, то… — покивав своим мыслям, начал было я, но меня прервали.
— Да-да-да, — предвосхитив меня, Майлз начал развёрнуто отвечать. — Если я зайду в «парилку», сдерживать себя не буду — зачем?.. Я люблю жрать. И со мной всё отлично. А вот, если начать жрать сырое, а потом себя заставлять терпеть… Кто-то пытался. Если постоянно жрать свежатину, ты и трёх минут в парилке не просидишь, а если попытаешься сопротивляться, тебе пиздец и ты уже не ты. Мозги сносит нахуй. Инстинкт всё делает сам. Те крышу так срывает, что родную мать разорвёшь и не заметишь...
Чуть не врезавшись во внезапно открывшуюся перед носом дверь, я ловко юркнул в сторону и решил узнать один очень важный момент, который завертелся в голове.
— Но, ведь все срываются?.. Даже те, кто никогда не...
— Да, — меня опять прервали на полуслове. — Тут дело в выдержке. Она у всех разная, но итог всегда один. Для тех, кто всю жизнь салат зубами стриг — пятнадцать минут до пиздеца, да даже десять — прилично.
— А я?..
— Ты — уникальный случай, — когтистая лапа одобрительно похлопала меня по плечу. — Я такого раньше ещё не видел.
Одобрение со стороны волка заставило испытать непонятную внутреннюю гордость за свою «уникальность». Мы почему-то сбавили шаг. Майлз остановил меня, снова положив свою лапу мне на плечо, а сам зачем-то отошёл к стене, облокотился, и, посмотрев на меня с непонятным блеском в глазах, спросил:
— Хочешь фокус?.. Показать?..
Давайте. Мне стало интересно. Я утвердительно кивнул и стал ждать обещанного, последовав указанию закрыть глаза и представить перед собой любого из травоядных. Воображение тут же нарисовало «стандартную зебру», она мирно паслась на небольшой лужайке среди россыпи полевых цветов. Я с детства люблю зебр. Особенно меня радуют их чёрные полоски. Тут начало что-то шуршать. Стало любопытно. Возникло желание сразу открыть глаза и посмотреть на происходящие, но оно стремительно испарилось из сознания. По носу что-то ударило и произошло нечто: я напрягся, выгнулся, пасть раскрылась и тотчас схлопнулась, издав при этом звук похожий на удар здоровенного камня об асфальт. Я в полных непонятках распахнул глаза. Обнаружил себя на метр впереди того места, где стоял, а звук мощнейшего клаца зубами, ещё секунд пять расходился раскатистым эхом под потолком.
— В горло?.. — тут же послышался голос.
— Да... В горло... — я кинулся воображаемой зебре в горло как по мановению волшебной палочки.
«Вот тебе и...»
— Уникальность на инстинкты не влияет, — подытожил он. — Когда убиваешь — хватаешь за горло, а потом выплываешь, как из воды, а от бедолаги только пара костей и шкура, и то не факт. Как-то так у меня это всё... происходит.
После эксперимента нахлынуло немного эмоциональности. Не сильно, но всё же. Я подошёл к стене и встал рядом с Майлзом. Пока подходил, он хищно облизнул пасть и вывалил язык, судя по всему представляя что-то, или кого-то. Интересно, а у меня язык такой же длинный?..
Через секунд тридцать Майлз обнял меня за плечо, опять, и мы вместе пошли дальше. Спустя пару десятков метров он снова заговорил:
— Я слышал, есть хищники, — сказал он, — они могут не «проваливаться» и осознавать себя полностью, когда убивают. Я им завидую. Убивать и всё понимать, это... здорово.
«Ну да...», — подумал я. — «Как они по улице ходят, если хищникам крышу может срывать? А если кто-то сильно пораниться рядом? Настанет кровавая мясорубка?..»
Мысли о кровавой мясорубке заставили размять когтями шерсть за ушами, чтобы отвлечься от своих эмоциональных чувствований, неумолимо пробуждавшихся где-то в глубине. Не сказать, что стало сильно легче, но эмоции в свободный пляс — ну нахер! Предложил сменить тему разговора.
— Только если расскажешь, как убил, — согласился волк.
— Ч-что?.. — я недоумённо вылупился.
— Я знаю, ты крольчонка кончил, — уточнил он. — Как ты его?.. Как у тебя это было?..
— Я не буду тебе это р-р-рассказывать! — прорычал я на весь проход. Стремительным порывом подступила злоба. — Это личное и п-р-ротив пр-р-р-авил!
— А-а-а, — Майлз в ответ на мой рык довольно усмехнулся. — Зачем он их придумал?.. Брат, ты не дома под опекой у Миоро. Тут моя территория без дурацких правил!
Попасть в засаду на ровном месте? Сука, так могу только я... Что делать, соображать нужно быстро и прямо сейчас. Иначе моё положение может ухудшится и загнать меня в ситуацию, выход из которой я могу не найти. Как это обычно и бывает.
— Я его задушил... — ответил я, опустив голову. — Случайно вышло. Вот и всё. Доволен?..
— Понятно, — ответ был абсолютно равнодушным. — А что чувствовал?..
— Слушай, — начал я, даже не пытался скрыть вновь нарастающие рычание в голосе, — тебе нрр-р-рр-авиться издеваться надо мной?..
— Я хочу понять кто ты. Как мне с тобой работать, Ян?
— Да?!.. Ну и как?! — рычащие нотки на связках начали превращаться в самый настоящий горловой рык, заполняющий собой всё вокруг. Вот он — зверь. Как я выглядел при этом со стороны — без понятия, но бурого это не пугало. Вообще. Совсем. Больше того, не напрягало даже. Его пренебрежительный взгляд стал приговором. Ну и урод же. Он просто отвернулся! Я злой шерстяной волк, а ты... Урод! Я бы себя испугался...
Через пару минут после разочарования что меня не испугались, на очередной развилке мы повернули, и я хотел было поразмышлять о хищном эксперименте, что мне устроил Майлз, но они — мысли — прервались. Произошло то, что заставило отойти в сторонку к какой-то двери и отвернуться, чтобы не видеть это и лишний раз эмоционально не рефлексировать. Навстречу шло два вооружённых волка, они вели за собой целую вереницу скованных между собой цепями травоядных. Все без исключения — дети. Четыре пары. В голове невольно промелькнула мысль про взрослых, ведь мяса с них больше, но сразу же затерялась, когда стал разглядывать этих несчастных. Они были напуганы, большая часть дезориентированы. Лишь некоторые из них судорожно продолжали озираться по сторонам, словно искали выход, а остальные просто смотрели в пол, покорно идя вперёд и изредка позвякивая цепями. Из одежды на всех была надета роба — простой мешок с дыркой под голову с небольшим воротом.
— Майк! Сэм! — воскликнул Майлз, вскидывая лапу в приветственном жесте.
Волки сразу обратили на него внимание и резко остановились. Кто-то в цепочке не успел среагировать на внезапную остановку и упал навзничь. Раздался плачь.
— Заткнулись, живо! — рявкнул один из волков и дёрнул за цепь, ответом ему стали всхлипы и причитания.
Им было всё равно. Майлз стал брататься с волками, а когда закончил, то смерил детей взглядом полным такого призрения, словно те должны пасть ниц перед ним. Махнул лапой, подзывая меня. Я не охотно подошёл. Чисто из вежливости пожал лапу молчаливому матёрому серому волку в чёрной форме с автоматом в лапах и стал ждать.
— Это Ян, — Майлз решил меня представить. — Наш новый смотрящий в вечернюю смену. Я говорил о нём, помните?..
— Да, — ответил волк, которого, как я понял, звали Сэм и он был одет, как я. — Канадец?.. — он посмотрел на меня с лёгкой улыбкой. — Мы как раз ведём их в изолятор после обработки, хочешь посмотреть?..
— Да, Ян, они все твои! — подхватил Майлз. Повторно окинул взглядом пленников, задержавшись на упавшей антилопе в середине и, кажется, приметил ещё козлёнка, которого я каким-то образом не заметил. Он был самым последним в цепи и не имел пары. В глаза бросились тонкие детские руки. Приглядевшись, я разглядел у каждого на запястьях висящие бирки с номерками. — Это часть партии, которую вы с Алитой в нижнем приёмнике видели утром, — говорил бурый. — Ты мне тогда, кстати, даже лапой не помахал, канадский парень. Давай-ка, подыми этих двоих.
Я нагнулся и схватил беспомощно лежавшую на бетоне антилопу, еле слышно причитающую что-то невнятное себе под нос, а потом и козлика, пройдя в конец цепочки. Их тела были мягкими. Такими хрупкими, что сожми я лапу чуть сильнее, чем никак, я бы поломал им все рёбра. Чувствовался отчётливый запах ацетона. Колени у козлёнка были все в крови. Хреново, значит запахи в норму не пришли. Нос щекотало. Он учуял что-то... Странный, необычный, ни на что не похожий запах. Он был едва уловим, почти невесомый, едва слышный. Сознание его никак не могло понять, даже найти сколько-то знакомый аналог, хоть и пыталось. Неожиданно под майкой стало тесно — вздыбился загривок.
— Одиннадцатого нашли? — Майлз обратился к Сэму. Сдержанно рыкнул, чуть кашлянув, и начал поглядывать на меня и козлёнка.
У Сэма на поясе висела сумка для документов, он извлёк какую-то папку и передал её Майлзу. Тот раскрыл папку, перевернул лист, сверился с данными и посмотрел на второго волка.
— Где нашли? — спросил он.
— Девятое техническое ответвление на четвёртом. Под трубы залез, еле вытащили.
Басовитый голос продолжал что-то говорить, только слова стали пролетать мимо ушей. Я сосредоточился и посмотрел на козленка. Наверное, он ещё совсем маленький, у него даже не было рожек. Дрожа, он поднял на меня взгляд, но сразу же спрятал глаза в пол, как только они встретились с моими. Я же продолжал смотреть на него неотрывно и сосредоточенно. Захотелось присесть рядом. Опустился. Моя морда оказалась совсем рядом с ним и как бы между делом — внутри что-то «ёкнуло». В центре груди неспешно разлилось странное ощущение... тепла, заполненности. Во мне зародилось страшное желание. Он такой беспомощный и беззащитный.
«Очень близко...»
Оно не было моим. Желание. Это не «я». У меня чуть было не отлетели ноги, настолько быстро я поднялся. Громкий голос позади помог заглушить звук того, насколько громко я взглотнул, а слюней во рту у меня было целое море разливанное. Я напряжённо собрал их языком и кротко взглотнув ещё раз, осознал мысль — я мог сделать
это. С ним. Сейчас. Случилось бы — не знаю, может, и не было бы ничего, но представив, как даже не успев «насладиться» маленьким козлёнком у которого ещё даже не выросли рожки, я получаю очередь с автомата в свой шерстяной жбан... Мозги весело разлетаются...
Мне это не нужно!
— Ян, отстегни-ка козлика, — в меня полетела связка ключей, которую я не глядя поймал.
— Я?.. — переспросил я, неуверенно размышлял о своих дальнейших действиях.
— Да, хоть поймёшь, как замки работают.
Я выполнил приказ. Машинально и с пустой головой. Освободил козлёнка и стал держать его за копытце, вложив его в свою лапу. Не знаю. На лапу не очень похоже, скорее, полноценная человеческая рука. Вырваться он не пытался.
— Ладно, парни, удачи, — Майлз вытащил из нижнего кармана своих брюк приличную пачку денег и протянул Сэму. — «Не нашли», понял?..
— Как скажешь, — ответил тот. Волки синхронно кивнули головами, Сэм забрал деньги и конвой скрылся за углом.
Переглянувшись с Майлзом, я собрался спросить его, что мне делать дальше, но он опередил меня:
— Сними с него бирку и хватай на руки, — сказал он мне. — Ща заскочим кое-куда...
Он очень лёгкий. На тонком запястье правой руки, в белоснежной шёрстке была видна разноцветная фенечка, а рядом верёвка, на которой держалась бирка. Подцепил когтем одну и они обе порвались с неизмеримой лёгкостью, оказываясь у меня на ладони.
14
Сбежать вместе с козленком на руках. И этого хотел не волк, а моя человеческая душа. До боли. Только я, наконец, осознал, когда в лифте спускался — не надо иллюзий: если смирюсь со всем — будет реальный шанс разузнать что-то про моё появление в этом, или возвращение в свой мир. А если и нет, то Генри никто кроме меня не спасёт. Если совсем честно: какое право я имею на то, чтобы осуждать зверей за то, что они звери?.. Это мерзко, тяжело, только это — иной мир. Их мир. Мир со своими законами, моралью и историей. И уж если на то пошло, то единственное, что должны делать хищные звери... Они делают это в нашем мире...
Майлз опять облизывается!
«Ну, глупо, конечно, попробовать вырубить эту волчару и попробовать сбежать. Что дальше?.. Предам Генри, подохнув от пуль в этом концлагере, не вернусь в свой мир — всё. Пиздец козлёнку...»
«Сожрать кого-то, это... так просто?.. Без жалости, без сожаления. А я могу?.. Он такой хрупкий, стоит сжать его в объятьях, и он просто уснёт. Уснёт и всё. Тихо. Без боли».
Прижал козлёнка к груди, положив его голову себе на плечо. Снова отозвался отголосок желания из глубин, не исчезнувшего целиком.
— Я тебя прибью к хуям! — проорали рычащим голосом. — Лапки расслабь!
— А?.. — опомнившись, вдруг понял, что и в правду душу козлёнка. Он со всей силы вцепился в шерсть на моей шее и дёргал, пытаясь освободиться.
— Расслабь, а то сожру кусок твоей жопы! Мне срочно нужно закинуть что-то в желудок...
Я послушно подчинился, отринув странное наваждение. Поудобней перехватил козлика, снова прижимая его голову к своему плечу рукой, и так донёс его до сдвижной двери с массивной ручкой, время от времени пресекая его тщетные попытки вырваться из объятий и избивать меня ногами. И свои свои порывы его обнюхать тоже — нужно держать свои зубы от него подальше. Ладно. Мы зашли в помещении со смотровым окном, стенами и полом из белого кафеля и сливом посередине. Я прошёл чуть вглубь и аккуратно спустил козлёнка с рук. Едва ему стоило коснуться пола, он сорвался с места. Со всех ног ринувшись к выходу, он побежал насколько быстро, как мог, спотыкаясь, а я остался на месте. Смотрел, как он не видя ничего, бежит к своей судьбе. Прямо в хищные лапы Майлза, стоящего на пороге. Если бы не он, козлёнку удалось бы даже выбежать, но у самого входа он был схвачен за воротник робы. Послышался звук рвущейся ткани, а за ним раздались неразборчивые истеричные вопли отчаяния, когда волк потащил брыкающегося изо всех сил козлёнка обратно в центр, как мешок картошки.
Малыш полетел вперёд и шлёпнулся на кафель прямо мне под ноги. Его крик боли, которую он испытал, ударил по ушам. Весь в слюнях, в истерике, он едва приподнялся, пытаясь встать, но тут же получил от Майлза удар ботиком в бок и затих. Теперь не плакал, стонал, подобрав ноги под себя.
— Почему не схватил?.. — Майлз сурово посмотрел мне в глаза.
Начало казаться, что я спятил. Какое-то время я переглядывался со злобно смотрящим на меня волком, а затем перевёл взгляд под ноги на тельце, задаваясь тем же вопросом. Хныкая, оно медленно шевельнулось. На тонкой шее, ближе к плечу, сквозь робу проступили четыре кровавых пятна и неспешно слились в одно.
— Зачем ты так?.. — спросил я наконец, а морда Майлза тут-же довольно скривилась,
делая уродливый косой шрам на ней ещё хуже, чем он есть.
— Не понимаешь?..
— Нет. Извини... Я, просто...
— Тебе правда их настолько жалко?!.. — взревел волк. — Реально?!.. Посмотри! — его коготь указал на мои лапы, — И на это! — палец плавно переместился к моей челюсти. — На всего себя в зеркало посмотри! Ты — хищный зверь! Ты родился хищником, а ведёшь себя, как травоед! Сколько тебе лет?!..
— Д-двадцать четыре...
— Неужели тебе не надоело унижаться столько лет, скажи?.. Уверен, на улице, в магазине, в автобусе, куда бы ты не пошёл, ты постоянно думаешь о том, что можешь их напугать лишний раз. Боишься искренне улыбнуться, показать себя настоящего или порадоваться, потому что какая-то зайка от страха обосрётся, или это заденет её нежные блядские заячьи чувства... Правда?.. Тебе это не противно?.. Почему именно мы должны подстраиваться под них, а не они под нас, засунув свой страх себе в свою травоядную задницу?! Почему именно мы должны жертвовать своей природой, своими чувствами, своей жизнью, комфортом — всем, чтобы
им было хорошо?! Чтобы они получали самое лучшее от жизни. Вдумайся, штраф за клыки на публике! Что за херня, сука?!! Тут ты можешь сказать, что так надо, но поверь, тебе просто засрали мозги пропагандой с яслей! Быть самим собой — нет, ты что, нельзя! Неужели тебе ни разу не хотелось наплевать на всё это дерьмо?.. Неужели не хотелось... без опаски наорать на глазеющего на тебе барана в парке, а если не прекратит, сожрать вместе с рогами...
Я опешил. В голове возник сумбур и не нашлось слов в ответ. Пришлось смириться с тем, что ответить на это представление я просто не могу — нечего просто.
— Тут в тебе не должно быть жалости! Ты можешь страдать дома, но тут не вздумай их жалеть! Будь собой! Никакой жалости! Иначе, в один из хуёвых дней ты решишь спасти несчастную пожалейку и я тебя ёбну! А ты хороший парень, Ян. У тебя уникальная выдержка и мне ты нравишься. У меня на тебя большие надежды, брат. Слышишь меня?..
Я стоял и тихо охреневал. Прошептал в пустоту:
— Я просто не хотел, чтобы... Он страдал... Ему больно...
— Бля...
Я всё не мог избавиться от чувства охреневания, а Майлз... Он... просто... Нагнулся... Схватил, и... Взгляд мой видел широкий замах и блеск стали. Козлёнок даже не вскрикнул, когда лезвие ножа вошло в грудь по рукоятку. Его стеклянные от страха, залитые слёзами глаза уставились в пустоту, теряя блеск, обмякшее тело накренилось и рухнуло на кафель. Смерть была мгновенной.
— Доволен?.. — глаза, серые и злые, смотрящие на меня, были наполнены холодным равнодушием. Майлз тщательно вытер нож о незапачканную часть окровавленной робы и вложил в ножны.
Безэмоциональный шок. Я схватился за коленку и впился в неё когтями. Боль разлилась по телу. Она помогла выбросить из головы все возможные поводы как-то отреагировать на произошедшее.
«Если не ты, то это будет делать кто-то другой… И если не ты, то Генри умрёт, тоже из-за тебя. Ты в свой мир не вернёшься, идиотина! Заткнись и делай! Ты можешь вообще наплевать на то, кем ты был раньше! Это не твой мир! Это мир, где нет человеческих законов и запретов! Целый мир, без человеческой морали, где можно творить любые зверства! Никто из людей не осудит! Никто...»
Каждый шаг отдаляющий нас от того помещения, где только что произошло то, что произошло, приносил облегчение. Благо, мы всё шли на этот проклятый склад. Миновали «санитарную» и находились теперь в той части комплекса, где я ещё не был. В голове была пустота.
«А что?.. Было бы лучше, если бы он его медленно на куски зубами рвал?..» — подумалось наконец, когда до какого-то огороженного сеткой-рабицей сектора в конце коридора оставалось метров тридцать.
— Заебал! — разнеслось эхом под потолком. Майлз резко остановился и я в него почти влетел, еле успев затормозить. Мы встали в паре метров от цели — этого самого огороженного сеткой-рабицей закутка, со стоящим рядом с калиткой волком-охранником.
Бурый повернулся на месте, разворачиваясь ко мне целиком и под пристальным взглядом волка-охранника, спросил:
— Ты можешь хоть немного успокоиться, брат?..
— Я нормально, — решил я ответить. — А с этим что? — разжал кулак и показал помятую бирку.
Майлз в очередной раз за сегодня рявкнул:
— У меня от твоего напряга, ща яйца отскочат! Не пизди мне тут про нормально! — посмотрел на бирку. — С этим ничего не делать, оставь себе. Они временные, просто маркируешь завтра одиннадцатого, как четырнадцатого, понял?
Просто кивнул.
— Вали-ка ты домой...
— Что?.. — непонимающе переспросил я.
— Тебе после «парилки» и всей этой твоей хуйни нужно приди в себя. Просидеть там три часа, это… Короче, завтра. Тебя Као подменит на сегодня. Иди назад до лифта с синими створками, там Рик тебя выведет.
«Сука. Теперь просто топать назад?! После всего?! Ты серьёзно?!!..»
Захотелось со страшной силой уебать Майлза его же ножом в голову, но волчара как-то очень вовремя оказался вне зоны моей досягаемости. С ироничной усмешкой, он шмыгнул за бронедверь, что была рядом.
***
Я вышел с фермы.
Казалось, что ещё какая-то жалкая минута…
Нет, секунда. Мгновение…
Эмоции. Не скрыть, не заглушить. Я был готов сорваться и закричать в голос. Орать, вырывать на себе шерсть и биться о стену, выть, плакать, кричать, словно в нервном припадке, биться в истерике и захлёбываться от злобы на самого себя, от безысходности. Я позволил себе переступить порог этого бесчеловечного ада. Живодёрни. И я смирился. Смириться — единственный способ спасти Генри и начать узнавать что-то о себе! Господи, это самый настоящий ад. Я побывал в аду.
Оторвавшись от холодной влажной двери, прошёл в глубь переулка. Остановился напротив кучи мусора. Я был полностью истощён морально, физически и психологически. Шипя от злобы, ударил кулаком в стену. Боль. Между кулаком и стеной прошла струйка крови. Стрельнуло плечо. Спустя минуту грохотания мусорных баков, ударов, шипений, крика, рыка, бьющегося стекла и раскидывания мусора, стало легче.
— Ненавижу... — отряхиваясь шипел я, скидывая с уха банановую кожуру. И словно мне всего пережитого было мало, грянул гром и по кровельной жести заколотил дождь, моментально перешедший в ливень.
Убеждать себя в чём-то — это просто, а пережить... Ещё с момента разговора с Миоро про то, что мне суждено, я уверял себя — выдержу. И что?..
Как оказался перед дверью в квартиру, ускользнуло из памяти. Ввалился весь мокрый, грязный, и даже не раздевшись, рухнул на диван. В квартире было пусто. За окном на отмашь хлестал дождь. Пара слившихся воедино громовых раскатов ударили по стеклу и комната на секунду озарилась яркой вспышкой. Я уткнулся в подушку и выбор, который я сделал, заставил почти зарыдать.
И только мысль о родном не дала пустить слёзы. О мире, таком родном и понятном. Там вся моя жизнь. Там все планы и начинания. Там все мечты о будущем и радость настоящего. Самое дорогое и родное. Всё где-то там.
Так захотелось сейчас открыть глаза, повернуться, и увидеть себя на кровати с нормальными руками, ногами и прочими атрибутами человеческого тела, в своей комнате двухкомнатной московской квартиры на седьмом этаже. Окна с плотными зелёными шторами, подаренными мне мамой на новоселье, дурацкий стул без ножки возле шкафа, который я обещаю себе починить уже целый год, но руки никак не доходят. И скрипучая дверь, раздражающая всех знакомых. Казалось, вправду, сейчас открою глаза и очнусь от кошмара.
Я медленно втянул ноздрями воздух. Поднялся. Сижу на мокром диване. Окинул взглядом освещённую очередным ярким сполохом комнату. Это так театрально... Всё как в кино: герой перед тяжёлым выбором сидит в темноте, за окном зловещие раскаты грома и ненастье. Боже... тут не хватает только бакала вина, камина в огромной пустой зале старинного замка и бархатного кресла перед ним. Но я не в кино. Я здесь. Я здесь и сейчас. Ясно, что шансы всё вернуть у меня сегодня солидно прибавились. Нужно вернуться домой. Ради семьи, друзей, себя — надо приложить все силы. Нельзя просто бесцельно шляться. Хорошо, ладно, решено, возможно, это будет невыносимо трудно, но иного выхода для меня просто нет.
Меня не должно тут быть.
