Nareul gieokhae na-eui salm uriheun dasi mannal tenigga bada ggeutggaji neowa hamgge hanghaehari © Твой дом — разрушен И ты не нужен — никому! Спи и жди новую войну. © «Время и место каждого Подвига определяется Судьбой. Но если не придет Герой, не будет и подвига» © Зурин Арктус, Подземный Король.
Воздух вокруг нее дрожал, и казалось, что он тоже горит. За хрупкой женской спиной, на ветвях некогда могучего древа — болтались висельники. — Это было неразумное решение, моя королева. — Это было единственно верное решение, — несмотря на царящие вокруг нее хаос и смерть — её лицо было безмятежно. На нем не было печати сломленного смирения, вызванного потерей всего, крушением всех надежд и чаяний. — Ты могла пойти со мной. И ты всё еще можешь это сделать. Нам хватило одного предательства. И сейчас мы еще можем это исправить, — шлем мешал говорить, искажая и заглушая голос. — Это не предательство. Это — жизнь. Такая какая она есть… В этом мире. В тебе говорят оскорбленные амбиции твоего сына? — Нет, — и это было ложью, очевидной ложью. — Мне жаль. — Мне — тоже, — и это было правдой, той правдой, которую они чувствовали. Два простых слова: «Мне жаль», в которых заключена была вся история их жизни. — Убей её. Она была одной из самых красивых эльфок, которых он знал когда-либо. И сейчас эту красоту нужно было уничтожить. — Дева сохра… — не успела договорить фразу. Первое черное копье пронзило ее тело, протыкая сердце, пригвождая ее к стволу дерева. — Ересь будет искоренена, — второе черное копье пробило её голову, стирая красоту, оставляя лишь кровавое месиво. — Пусть это будет вечной памятью тем, кто осмелится пойти против Истины. — Прощай, Йола Песня Ветра.**
Город догорел лишь к утру, а с зарей его заполнили вороны. Они важно вышагивали среди мертвых тел, выбирая себе трапезу повкуснее. Птицы лишь были предвестниками более опасных визитеров, которых так или иначе приманил бы запах гниющих тел. Некогда красивое дерево, что находилось в центре поселения, руками напавших превратилось в умершее дерево висельников. Ветви его крепко держали свою страшную ношу: женщин, детей, стариков. Всё это было — устрашением, назиданием, посланием для тех кто каким-то чудом выжил. Худощавый эльф-подросток появился возле дерева словно бы из ниоткуда. Его одежда была грязной, местами порванной и в пятнах крови. Он медленно обходил дерево, с болью разглядывая его. — Мама… — искореженное тело, прибитое двумя копьями к стволу — вот и всё, что ему осталось от матери. Эльф не подходил к дереву близко. — Ве… — за его спиной медленно появлялись другие выжившие. В основном дети и подростки. Взрослых среди них было очень мало. И все они с ужасом смотрели на дерево и его «украшение». — Надо бы их снять. — Не получится, — подросток отрицательно мотнул головой и по его плечам рассыпались тонкие косички. — Это, — он указал на копья, — не даст даже подойти к ним, — чернокаменное железо. И сейчас оно запитано источником. Убьет, — его фразы становились всё более рваными. — Ветте-ри, — кто-то из выживших обратился к подростку, — что дальше? — Жить. — Здесь? — в голосе говорившего прозвучала паника. — Нет, — плечи Ветте-ри поникли. — Мы уйдем выше в горы. Мама бы… — МАМА!!! МАМАМАМАМАМАМАМАМАМА!..- отчаянный детский крик прервал его ответ. Ветте-ри в панике обернулся и увидел забившуюся в истерическом припадке маленькую девочку. — Ли-и-иф… — девочку старались утешить, закрыть глаза, но крик ее становился все громче и громче, то и дело срываясь на рваное рычание. — Мы должны уйти.**
— Ветте-ри… — Да, сестра? Они не говорили друг с другом с самого уничтожения города. Не могли найти подход и хоть какие-то слова. Так и смотрели друг на друга чужими глазами. У Ветте-ри было четыре младшие сестры и один брат. И, пожалуй, это было иронично, что все они в итоге выжили. Сейчас перед ним стояла вторая по старшинству из сестер. Она мялась на пороге его комнаты, теребя пальцами тонкие косы прически. Молчание затягивалось. — Да, Гвин? — Я хочу уйти, — сестра наконец-то подняла на него глаза. Они не были родными по отцу и всё же оставались похожи друг на друга. — Мне было хотелось покинуть Гвиндейт. Позволь мне уйти. — Я тебя, вроде бы, к вязу не привязал, — Ветте-ри не знал как надо на это отреагировать. — Ты свободна в своем выборе, Гвин. — Да, но… — она ощущалась виноватой. Ветте-ри не знал почему. Для них — coinneachan — было нормальным уходить и приходить. — Сейчас — не время, да? — Время — это относительное понятие, — чувство вины родной сестры топило его с головой в себе и это угнетало. — И всё же сейчас городу нужны — все, и я… — Гвин, — Ветте-ри всё же решился подойти ближе к сестре. Раньше у них не было проблем с физическим контактом, но все изменилось после смерти матери. Тогда, запертые в тайнике, они рвались чтобы попытаться ей помочь и умереть, а он их — не пустил. Никого. Ни сестер, ни других эльфов. Многие ему этого не простили. Многие бы хотели умереть со своими близкими и родными, а он заставил их выжить. И вот спустя время он стоял рядом со своей сестрой, держал в своих руках — её и очень остро чувствовал через тактильный контакт её боль и вину, — иди. В ответ его ладони только крепко сжали. Вина всё ещё трепыхалась на кончиках пальцев его сестры, но Ветте-ри было приятно ощущать, как эта черная волна медленно сходит с нее. «Сколько она думала над этим? Ломала себя?» — задумался он, глядя сестре в глаза. Они были темно-карими, слегка красноватыми по самому краю радужки. Она одна из всех сестер унаследовала цвет глаз отчима. — Ты… — Правда. «Наш — дар. Наше проклятье, — Ветте-ри успокаивающе гладил большими пальцами сухую кожу рук Гвин. — Мы понимаем и чувствуем эмоции, так словно сами проживаем их». — И какое Путевое имя ты мне дашь? Этот вопрос выбил почву из-под ног Ветте-ри. В целом, в нем, конечно, не было ничего необычного. Это была нормальная практика — давать Путевое имя, — и всё же… Тот факт, что этот вопрос задали ему, говорил о том, что он в их семье самый старший, самый главный, что он теперь ведет детей Песни Ветра. — Гвиндолин «Разрушительница» Фиак, дома Песни Ветра, из Белых Гаваней, пусть твой Путь будет легок и успешен. Ступай с интересом и миром. И помни, что, куда бы тебя ни завела дорога и что бы ты ни сделала на Пути — Гвиндейт всегда тебя примет, сестра моя. — Разрушительница? — Гвин смотрела на брата с немым интересом и очень ощутимым замешательством. — А разве нет? Мамин любимый витраж? Отцовский лук? Лютня Миранн? В ответ Гвин только тихо рассмеялась, а потом внезапно прижалась к брату в крепком объятии. Она пахла ромашкой и шалфеем. — Спасибо, Ветте-ри. — Пустая благодарность. Каждого из нас рано или поздно позовет Путь. — Уйти, чтобы вернуться? — Как и всегда, сестра.**
— Вы тоже уходите… — это было что-то среднее между вопросом и утверждением. Старейшина смотрел на Ветте-ри светло-желтыми, почти прозрачными от старости, глазами. Это был взгляд мертвой рыбы — Ветте-ри кожей чувствовал как старик медленно умирает, просто разлагается заживо. — Таков Путь. — Вечно нам не сидится на месте, — Старейшина только вздохнул. И в этом вздохе был слышим хрип отложенной смерти. Он доживал уже не осень, а зиму. — Тебе нужно Путевое имя. Ветте-ри только кивнул головой. — Черное Солнце, — лицо Старейшины не имело никакого выражения, словно бы оно вообще исчезло. — Йорвет «Черное Солнце», дома Песни Ветра, из Белых Гаваней. Ветте-ри лишь опустил взгляд. На него слишком рано обрушилась ответственность за всех них. Сын Знающей и Поющего — он должен был вести за собой coinneachan, но не унаследовал ни магии матери, ни таланта своего отца. Его мать, Йола, имела Путевое имя: «Солнце», а его стало: «Черное солнце», не оправдавший надежд. — Ступай с миром. И помни — Гвиндейт всегда примет тебя обратно. «Я не уверен в этом», — про себя ответил Ветте-ри, глядя в спину уходящему Старейшине.