Темерия, 1242
Они редко заходили в столицу Темерии, Вызиму. Во-первых, делать там было нечего, потому что дальше квартала нелюдей их всё равно не пускали. А во-вторых, еще ни разу их пребывание в столице не закончилось ничем хорошим. Йорвет не любил человеческие города, от них у него портилось настроение и болела голова. Эти муравейники были очень шумными и крайне… эмоциональными. Люди фонили эмоциями. И с одной стороны — это было хорошо. Столь яркие чувства считывались на расстоянии, позволяя грамотно строить собственное поведение. Но с другой стороны — это можно было сравнить с постоянным криком. Никто не выдержит долго, когда на него орут. Можно было использовать специальные амулеты, но они блокировали вообще всё — и Йорвет чувствовал себя практически слепоглухим в такой ситуации. А уж как вонял вызимский квартал нелюдей — ни в сказке сказать, ни пером описать. — Frawd, gwyliwch allan! — и только благодаря этому окрику Йорвет успел перехватить тощую мальчишескую руку, которая собиралась ловко сорвать с его ремня небольшой кисет, в котором, правда, ничего ценного и не было. — Dhyn, — йорветовы пальцы крепко держали чумазого и тощего мальчишку за руку. — Гнида остроухая, — мальчишка силился вырваться, брыкался и норовил пнуть эльфа в колено. Выглядел человеческий ребенок — отвратительно. Весь чумазый, грязный и вонючий. Единственное что в нем было действительно интересным — это глаза. Яркие и злые. — Тебе никогда не говорили, что воровать не хорошо? — как и все выходцы с Синих Гор Йорвет говорил на общем языке с очевидным акцентом, растягивая гласные так, словно бы ему было лень говорить и он постоянно зевал. На большаке ганза Йорвета была уже много-много лет, но выучиться нормально говорить эльф так и не смог. Потому что не хотел. — А тебе никогда не говорили, что эльфы все выродки и сучьи дети? — Регулярно, dhyn. Но те, кто это мне говорят, обычно очень быстро затыкаются. Чаще всего — навсегда, — при желании Йорвет мог сломать ему руку. Шумная стайка человеческих детей пробежала мимо них, радостно вереща: «Ублюдыша поймали!». — Выродок, — эльф все еще крепко сжимал детскую руку, откровенно не зная, что делать. Не убивать же ребенка? Эдак можно было получить еще больше неприятностей. «Еще ни разу мы не были здесь так, чтобы всё прошло спокойно», — но очередной заказ привел их сюда, и Йорвет не мог этого исправить. — Твой вид не очень изобретателен в ругани, — эльф отпустил ребенка и кинул ему то, что тот пытался украсть. В кисете была сущая мелочь. И если бы его украли, Йорвет не особенно бы стал переживать по этому поводу. Скорее бы просто пострадала его гордость. — Купи себе поесть, dhyn, и помойся. А то действительно не отличить от животного. — Да пошел ты… — с этими словами мальчишка резво убежал, словно опасался, что у него отберут все обратно. — Rhywbeth o'i le, frawd? — Миранн, одна из его сестер, подошла к Йорвету ближе. — Fe wnaeth y plentyn hwnnw ddwyn rhywbeth gennych chi wedi'r cyfan? — Neen. У него странные глаза. В ответ эльфка лишь удивленно подняла брови. — Не важно. Нам нужно торопиться, иначе наш заказ уведут и мы зря приехали в этот клоповник. Эльфы не видели, как за ними из-за пустой бочки с пивом внимательно наблюдает чумазый мальчика, прижимающий к груди кисет.**
Переговоры с заказчиком можно было считать проваленными. Йорвету редко навешивали настолько бессмысленное задание за столь бессмысленные деньги. Но сложно отказать тому, за плечом у кого стоит магичка, всем своим видом дающая понять, что есть вещи, которые немного хуже, чем стычка с городской стражей. — Вот дерьмо… — они с трудом смогли расположиться в местной таверне. Местные не жаловали нелюдей, и не будь эльфы вооружены, то их скорее всего погнали бы. А так… вооруженная ганза, снабженная всеми нужными бумагами. Хозяин только зубами поскрипел да денег содрал в трое больше обычного. — Ебанная ведьма, — Миранн устало вытянула ноги, сидя на скамье, прислонившись спиной к стене. — Мы встряли, брат. — Я заметил. Жаль ее нельзя было пристрелить на месте. — Ну, ты мог бы ее придушить. Она бы даже не поняла, что случилось… Да и человечек тоже. Йорвет только коротко хмыкнул. Он покинул Гвиндейт очень давно. Первые лет тридцать — считал, сколько времени прошло с того момента, как за ним и его отрядом закрылись городские ворота. А потом просто перестал. Время для него стало статичным, как и для любого из coinneachan. — Но это бы ничего не дало, потому что… — …нам нужно это сделать. Эльф не любил участвовать в человеческих дрязгах — уж больно они мелочны и быстротечны были сами по себе, но иногда за них платили. И сейчас на кону стояла очень большая сумма. — Лиф сказала что мальчик, встреченный тобой утром, очень странный. — Чем же? — эльф честно собирался поесть, хоть паек который им выделил трактирщик и был дерьмовым. — Она его весь день чувствовала в радиусе. Возможно, зря ты был с ним так добр. Ты мог ему ничего не давать, брат. — Мог бы, но дал. — Щедрость обычно тебе не свойственно, Ветте-ри. Йорвет в ответ только хмыкнул, наконец-то наливая в кружку из кувшина — пива. Оно было кислым даже на запах и оказалось настолько же мерзко кислым на вкус. Но пить воду в человеческих поселения эльф не решился бы. Уж слишком был велик шанс подхватить что-то от людей. Еда была холодной, а от того особенно склизкой и противной, но Йорвету, у которого с утра ни крошки не было во рту, нужно было поесть хоть что-то. «Странный мальчик, — мысли эльфа снова вернулись к утреннему инциденту. Он и сам не понял почему поступил так как поступил. Для человеческого ребенка у мальчишки были слишком яркие и чистые глаза. — Что-то с ним не так, но что? — ребёнок, которого он видел сегодня, точно не был, например, полукровкой. Такие ощущались по-другому, да и выглядели приметно. На терциона или квартерона эльфа мальчишка тоже не тянул. Эльфская кровь хорошо сохранялась и показывала себя всегда с лучшей стороны. — Глаза…». Взгляд у мальчишки был цепкий и злой, характерный для того, кто живет на улице и голодает. И всё же что-то было скрыто под этой злостью. Йорвет ощутил неприятный укол легкого разочарования. Возможно, стоило обратить больше внимания на мальчишку утром, но кто ж знал? — Лиф так и не заговорила? — наконец-то прервал повисшее молчание эльф, отрывая взгляд от тарелки и глядя на сестру. — Нет, — Миранн потянулась всем телом и поставила локти на стол, подпирая ладонями подбородок. — Не уверена, что она вообще хочет говорить. Она же самая младшая из нас. То что осталось от… — сил договорить у эльфки не хватило. Прошло уже много больше ста лет, а они все не могли спокойно говорить о том как была убита их мать. Каждый из них пострадал из-за этого, но Лиф, самая младшая из сестер, больше всех. После того жуткого приступа истерики, когда она увидела истерзанное тело матери — Лиф замолчала. Йорвет надеялся, что однажды она заговорит, но годы складывались в десятилетия, а сестра — молчала. И эльф перестал ждать. — Впрочем, ей это не мешает, не так ли? — Ни капельки. С Миранн было просто и легко. Какие бы жизненные трудности на нее не накатывали, она никогда не унывала. И всегда находила слова и возможность поддержать тех, кто в этом нуждался. Ее звонкий голос, легкий смех, а также постоянная привычка что-то напевать себе под нос стали той причиной, по которой Миранн получила своё Путевое имя — sh'aent blathanna. — И всё же человечек не так глуп, как нам говорили. Он привел с собой магичку — это о многом говорит. — Ну, он подозревает, что его могут обмануть. — И мы его обманем? — Мы их всех обманем. Я не собирался возвращаться к нашему основному нанимателю. У него был один кусок карты, у нынешнего заказчика другой кусок карты, а в итоге всё есть у нас. И артефакт. Она оба хотят его себе, но оба его не достойны. — А мы? — А что — мы? — Ну, что мы будем делать с ним, с артефактом этим, Ветте-ри? Нас ведь будут искать. — Что мешает нам сделать честные глаза и сказать что артефакт… самоуничтожился? Такое с ними иногда бывает. — Я просто хочу тебе напомнить, что магички умеют читать мысли. — Я знаю, — холодная еда стояла у Йорвета поперек горла, так что он просто отодвинул от себя тарелку. — Но я не просто эльф. Я из Утерянных. Я принят этим миром, я стал с ним един, а значит, что это насилие, которое люди называют магией, не действует на меня. — И меня. Но ты не забывай, что отряд у нас смешанный. Если магичка решит проверить кого-то другого? — Ты сама сказала. — Ты ей просто свернешь шею, а она даже не поймет как это случилось. Возможно, дети Гор не так уж и не правы, когда говорят: «Бойся Утерянных», — Миранн только вздохнула, а потом внимательно уставилась на окно. — Странно, закат же… — Это пожар. Когда они выбежали наружу, то оказалось, что горит какая-то лачуга в конце улицы. Это был один из последних деревянных домов в квартале. И всё же — это несло в себе опасность. Крыши домов всё так же были выстланы деревом. Миранн, быстрее оценив ситуацию, подергала брата за рукав рубахи, мол, ничего страшного, пойдем обратно, люди с этим справятся достаточно быстро. Но Йорвет замер, не спеша уходить. Он стоял нахмуренный, словно тщательно к чему-то прислушивался. Эльф всем своим телом ощущал огромную волну паники и ужаса, крепко перемешанную с болью. И эта боль она ощущалась физически, концентрировалась в горящей деревянной лачуге. — Frawd? — позвала Миранн Йорвета, но тот не отреагировал на неё. Эльфка лишь раздраженно мотнула головой, не рискуя оставить брата одного среди людей, которые, впрочем, не замечали их, занимаясь тем, что носились с водой и спасали свои жалкие жилища. Йорвет в первый раз так остро чувствовал чужую боль. Родственники — не в счет, их боль всегда была как своя практически. Но тут… К боли, страху и ужасу примешивалось ощущение тоски, ощущение того что что-то утекает сквозь пальцы. Эльф и сам не понял, как сорвался на бег, стремясь оказаться там, в самом конце улицы, рядом с горящим в доме, что истекал болью. — Frawd!!! — Миранн ничего другого не оставалось как последовать за братом. Дом горел хорошо, основательно. Словно бы его подожгли, а не случилась какая-то нелепая ситуация, вроде опрокинутой свечи. — Чей дом? — Да, сука там какая-то жила, — местный вырвался из хватки Йорвета, спеша спасти свою шкуру. — Ничего удивительного что горит. Такие мрази и жить не должны. — Felly beth ydych chi'n ei wneud? — Миранн выглядела растерянной, ничего не понимающей. Она в первые видела своего брата таким. — Bidh a ’ghaoth, mo bhràthair agus mo charaid, gam chuideachadh. Stiùir mi tro na lasraichean chun fhear a tha cho mòr ann am pian, — эльфка вздрогнула, ощутив как сменилось направление ветра, как он стал резче и злее. Его порывы словно бы прибивали огонь к земле. Эта просьба, этот легкий шепот, это мимолетное движение рукой — всё это прошло мимо людей. Для них просто изменилась погода и лишь Миранн понимала что происходит. Её брат, словно подхваченный какой-то неведомой силой, легко бросился в самый огонь. Остановить его она бы просто не смогла. Сейчас, стоя возле горящей деревянной лачужки, Миранн очень остро ощущала чужие страх и боль, но для неё этого было бы недостаточно, чтобы, попросив помощи у Мира, броситься в огонь. Эльфка могла лишь теряться в догадках, что происходило с её братом. Внутри дома было очень много дыма. И Йорвету, наверное, стоило бы получше подумать над тем, что он сделал, но гнетущее чувство предстоящей потери гнало его вперед. На полу, придавленная балкой рухнувшего потолка, лежала человеческая женщина. В дыму ее почти не было видно, но судя по всему — она уже сделала свой последний вдох. Рядом с ней был мальчишка. Йорвет скорее узнал его по запаху, чем по внешности — пах ребенок точно так же как и утром. И в отличии от женщины — был еще жив. «Это… его, — эльф закашлялся. Помощь стихий совершенно не делала его бессмертным — дым точно так же отравлял его. — Это его боль и страх. Он еще жив». Это было рефлекторное, непонятно откуда взявшееся движение — взять на руки и спасти. Йорвет сделал — это вовремя. Остатки крыши начали обваливаться и ему пришлось выбираться из горящего дома. Оставляя мертвую женщину — огню. Тот всегда был самым благородным могильщиком. — Dalhar? — Миранн удивленно смотрела на брата. Тот лишь согласно мотнул головой, осторожно опуская мальчика на землю. Тот был практически без сознания. — Ceisiodd ddwyn pethau oddi wrthyf y bore yma, — эльфка только растеряно вздохнула, не совсем понимая, что происходит. — Ох, ты, святые тапочки Мелитэле, — древняя человеческая старуха, охая поспешила к ним с бадейкой воды. — Бедный мальчик… — Вы… знаете? — Конечно, знаю. И мать его знала. Померла, да? — старуха смочила тряпку водой и осторожно обтерла лицо мальчишки. Сразу стало заметно, что часть волос у него обгорела, а на затылке был ожог. — Ее придавило балкой крыши. И она задохнулась. — Ох, Мальва, Мальва… Хорошая была баба. Да только муж ейный, козлина такая, долгов наделал да сбег, гнида. Бросил и ее, и сына. Она всё мыкалась, всё пыталась как-то устроится, а в итоге шлюхой стала. Все пыталась сына вытащить, да кто только шалавному сыну руку подаст? Гнобили его да били. А теперь Мальвы — нет, что с ним будет? — Как его… зовут? — Вернон. Вернон Роше. А мать — Мальва Роше была. В этот момент мальчишка закашлялся, сгибаясь пополам в тяжелом приступе. — Мама… Мама… — Умерла, — Йорвет был первым, кого увидел ребенок. Их взгляды встретились снова. И мир вокруг стал — спокойнее. Эмоциональный шум людей никуда не делся — он все еще плескался вокруг эльфа, но теперь между эльфом и этой бешеной волной словно бы стоял гранитный остров, гасящий её об себя. И мир вокруг стал — ярче, а запахи острее. Ветер весело взъерошил косы Йорвета, поднимая их в воздух, разнося благую весть по всем coinneachan: «Возрадуйтесь, братья и сестры, еще один из нас нашел — Предназначение!».