Лилии цветут в феврале

      Вэйян катала по тарелке рисовый шарик с овощами, не в силах проглотить ни кусочках, игнорируя настойчивый уговоры Байджи. — Госпожа, Вы должны поесть! Иначе у вас не будет сил. Госпожа!  — Байджи. — шикнула на неё Цзюн Тао, и Вэйян мысленно поблагодарила её. Ей не спалось всю ночь, и теперь девушка была даже рада тому, что восприятие мира происходит словно в тягучей пелене, мешающий полноценно чувствовать. Она была готова провести в этой комнате вечность. — Леди Аньпин! — строгий выкрик присланного из центрального крыла слуги перерезал какую-то тонкую нить внутри, и сердце упало вниз. — Прибыли Их Высочества. Ваш отец ждёт Вас и госпожу Чанлэ в церемониальном зале. Цзюн Тао с опаской обернулась на Вэйян, ожидая её реакции, но девушка даже бровью не повела. Что бы она ни чувствовала, она спрячет это внутри — не доставит Чанлэ радости видеть её боль. Служанки помогли ей переодеться в светло-голубое лёгкое платье и уложили волосы несколькими васильковыми гребнеями, когда слуга пришёл повторно, чтобы проводить её к министру. Перед выходом Цзюн Тао осторожно сжала её пальцы: — Госпожа, Вы…  — Я в порядке, Цзюн Тао, — Вэйян постаралась придать голосу настойчивость. Ей и так потребуется всё её мужество на этом вечере, и от этой тревоги в глазах стражницы становилось только тяжелее. — Это будет непросто, но мы справимся. — Принц Хэсси гордился бы Вами сейчас, — прошептала девушка, и Вэйян сглотнула комок в горле. Едва ли, Цзюн Тао. Вэйян вошла в зал в тот момент, когда принц Гаоян приветствовал зардевшуюся от смущения Чанлэ. Его приятный, низкий голос мгновенно музыкой разлился изнутри, осторожно открывая все раны на сердце, едва успевшие покрыться тонкой плёнкой со вчерашнего дня. Она ненадолго столкнулась взглядом с Ли Чанжу: девушка замерла у стенки и выглядела абсолютно безучастной, однако, когда Вэйян вошла, Чанжу робко подняла на неё полные отчаяния и тоски глаза. Её молчаливая просьба заставило сердце Вэйян сжаться от безысходности. Прости меня, Чанжу, я ничем не могу помочь. Ни тебе, ни себе. Ли Вэйян до ужаса хотелось развернуться и убежать, наплевав на все правила, но суровый голос отца тут же окликнул её, будто министр мог слышать её мысли. — Вэйян! Подойди поближе, поприветствуй принцев, как положено. Огромным усилием девушка заставила себя приблизиться и покорно опуститься на колени, приветствуя Тоба Цзюня, Тоба Юя, отца, Чиюнь Жоу, бабушку и Чанлэ. Она почти физически чувствовала взгляд обоих молодых людей, так ощутимо, что могла бы определить их местоположение с точностью до сантиметра, не поднимая головы. Не смотреть на него. Абстрагироваться. Не позволять себе вспоминать.  — Поднимитесь, леди Аньпин. Я рад видеть Вас и всю Вашу семью в добром здравии, — Седьмой принц гипнотизировал её ласково-насмешливым взглядом, явно подразумевая второй контекст. Это был его обычный стиль — превращать их диалоги в игру — угадайку, заставлять её чувствовать себя слабее. — Главный министр Великого Вэй Ли Сяожань, — Тоба Юй обернулся к министру, и его тон резко изменился, как по щелчку пальцев. — От имени императора Великого Вэй Тоба Тао я прошу руки Вашей дочери, Госпожи Аньпин, Ли Вэйян. — От имени моего дедушки, императора Великого Вэй, я прошу руки Вашей старшей дочери, Ли Чанлэ, — реплика Тоба Цзюня прозвучала, как ответ на дипломатическое предложение о торговле, и такое сравнение в каком-то смысле, всегда имело смысл, когда речь шла о политике.  — Ваш преданный слуга повинуется Вам и не имеет достаточного красноречия, чтобы выразить свою благодарность, — Ли Сяожань низко поклонился, излучая искреннюю гордость. — Так как Вы дали своё согласие, — ответил ему Седьмой принц. — Я прошу Вас доставить во дворец астральную карту восьми знаков каждой из Ваших старших дочерей для того, чтобы выбрать наиболее удачный день свадьбы. После этого Вы получите письмо с выбранной датой и сможете начать подготовку.  — Как прикажете, Ваше Высочество, — министр снова поклонился.  — Слава богам, всё сложилось удачно, — приторно сладко пропела Чиюнь Жоу, заставив Вэйян мысленно фыркнуть. Как будто могло быть иначе. — Я прошу разрешения поднести моей будущей супруге подарок от моей матери. Тоба Цзюн подозвал к себе слугу, который осторожно передал ему длинный футляр, покрытый тёмным бархатом. Принц открыл его, и присутствующие тихо ахнули от переливающегося изумрудами в бриллиантовой огранке браслета. — Я благодарю Ваше Высочество и наследную принцессу, её вкус безупречен! — Чанлэ так сияла от счастья, что все свечи в комнате можно было спокойно задуть. И тем более контрастно на этом фоне выделялось неестественно бледное лицо Тоба Цзюня. Холодная улыбкой совсем ему не шла. После церемонии сватовства министр пригласил принцев на террасу, на которой уже накрыли большой стол с закусками и вином. Вэйян только сейчас осознала, что всё это время она так сильно сжимала ладони, что едва смогла разомкнуть ноющие от боли пальцы. Приглашение на обед означало, что мероприятие почти закончилось, и она была этому несказанно рада, особенно учитывая, что от бронзовых курильниц с благовониями вкупе с гнетущей атмосферой напряжения в зале у неё уже начинала болеть голова. Она больше так не выдержит. Вэйян буквально умоляла отца отпустить её раньше и в итоге добилась своего, но только после того, как принц Нань-Ань, по сути, приказал ему выполнить желание дочери. Теперь она ещё и у него в долгу. Девушка поспешила к себе чуть ли не бегом и просто упала на кровать, приказав Цзюн Тао и Байджи оставить её одну. Только когда Вэйян осталась в одиночестве, и тишина ласково опустилась на её волосы, слёзы побежали по её щекам неровными дорожками, и она уже не могла остановить их. Прошло несколько дней, Вэйян упорно избегала встречи с Чанжу, чувствуя невыразимый стыд. Её раздражало это чувство: в конце концов, не она вовлекла себя в этот любовный треугольник, и едва ли нашёлся бы тот, кто желал этого ещё меньше, чем действующая леди Аньпин. Но, тем не менее, огромные печальные глаза сестры преследовали девушку, подобно ночному кошмару. Воскресное утро пропиталось сладко-ржаным запахом рисовых лепёшек. Каждая из них была посчитана перед отправкой в определённую семью с письмом, на котором стояла личная печать министра — древний обычай приглашения на торжество. За окном слышался громкий топот и радостная болтовня, и это могло означать только одно — день свадьбы уже назначен. Слуги с воодушевлением носились по территории поместья, работая в три раза быстрее: свадьба обеих старших дочерей хозяина сулила им множество подарков и выходных. Вэйян аккуратно провела ладонью по ресницам: она уже привыкла к тому, что каждый раз после пробуждения они становятся непривычно тяжёлыми от высохших ночных слёз. Заметив, что она проснулась, Байджи принесла ей розовую воду и новое белоснежное платье с тёмно-синим сложным орнаментом. — Вам пришли подарки из дворца! — девушка расплылась в улыбке. — Министр Ли ждёт Вас у себя, чтобы сообщить радостную новость — дата свадьбы назначена на четв… — Байджи хлопнула пальцами по губам, но поднятые, чтобы поправить причёску руки Вэйян, уже безвольно опустились вниз. — Осталось всего два дня… — Байджи! Разве можно было говорить! — в комнату вошла Цзюн Тао с роскошным букетом свежих белых лилий. — Все слуги уже судачат об этом с самого утра, и о подарках тоже, говорят у Ли Вэйян их даже больше, чему госпожи Чанлэ… — заламывала руки Байджи, но её уже никто не слушал. Вэйян безразлично смотрела на бесконечную череду тяжёлых сундучков из красного дерева, которые вплывали в её комнату один за другим на руках императорских слуг. — Госпожа… — несмело прервала её мысли Цзюн Тао. — Ваш отец… Он ждёт Вас, чтобы сообщить дату свадьбы лично. — Я знаю, Цзюн Тао. Помоги мне одеться. Едва ли этот день мог стать ещё хуже. ***       Вечером Вэйян зашла к матери, чтобы попросить благословение. Седьмая наложница сильно переживала за неё, и именно поэтому последние дни Вэйян как могла избегала встречи с ней: она просто не могла усугубить её беспокойство своим состоянием, а для того, чтобы скрыть его, у неё просто не хватило бы сил. Когда она вошла в единственный безопасный для неё уголок поместья, её мать зажигала благовония. Она подняла на дочь сияющие глаза. — Вэйян! Я так ждала тебя! Женщина положила на столик ароматный ладан и почти подбежала к дочери, заключая её в объятия.  — Почему ты не приходила ко мне? — Простите меня, матушка, мне нужно было немного времени, чтобы привыкнуть к… — тому факту, что Тоба Цзюн больше не любит меня. — К моему новому статусу. — Я понимаю, понимаю… — наложница неуклюже стёрла с лица следы радостных слёз, но её глаза всё ещё блестели. Она ласково погладила дочь по плечам. — Если тебя что-то беспокоит, ты всё можешь всё рассказать. Я знаю, как это трудно, выходить замуж за человека, которого почти не знаешь, но вот что я заметила… — Она помедлила, словно решая, насколько своевременны её мысли. — Мне кажется, что принц Нань-Ань действительно заботится о тебе. То есть, я хочу сказать… Он не выглядит тем жестким и хладнокровным человеком, каким мы все привыкли его видеть, когда находится рядом с тобой. Считает дни до вступления на трон. Вэйян больших усилий стоило улыбнуться в ответ на её слова. — Моя матушка очень мудрая, намного мудрее меня. — Постарайся быть ему хорошей женой. Роди здоровых сыновей, чтобы продолжить его род, окружи его нежной заботой и поддержкой, которая наполняла бы его силой и мудростью, стань для него тихой гаванью в бушующем и жестоком океане судьбы, и тогда чаша вашей любви да не опустеет. Я буду молиться об этом каждый день, доченька. Вэйян обняла её, ощущая как долгожданное тёплое успокоение окутывает душу. — Будь осторожна с Чанлэ, — вздохнула наложница. — Теперь, когда она станет наследной принцессой, а потом, вероятно, и императрицей, власть семьи Чиюнь будет только расти. — Я тоже стану наследной принцессой, мама. Ещё неизвестно, кому будет принадлежать трон. — Но Седьмой принц, он же… — Вы даже не представляете, насколько он амбициозен. Вэйян не смогла скрыть горечи, промелькнувшей в этих словах, но тут же приказала себе забыть о ней. Сейчас не время для этого. — Тебе пора возвращаться к себе. Ты сильно похудела в последние дни, должно быть ты очень устаёшь. Седьмая наложница внимательно смотрела на неё и явно видела больше, чем говорила, но Вэйян мысленно поблагодарила небо за то, что она озвучила именно эту причину её грусти. — Вы правы, матушка. Я пойду, берегите себя. Девушка ещё раз обняла мать, запоминая каждое мгновение, проведённое с ней. После потери всей своей семьи, она по-настоящему привязалась к своей приёмной матери, и одна мысль о разлуке с ней, о том, чтобы оставить её беззащитной в этом «царстве змей», сковывала горло спазмом. — Вот увидите, всё будет хорошо. ***       Очередной тихий звон от неаккуратно поставленного на мраморную поверхность флакона с ароматной жидкостью. За последний час Вэйян уже потеряла им счёт. Она сидела у туалетного столика, пока около двадцати служанок готовили её к церемонии. Девушке казалось, что она уже наизусть выучила палитру цветов всех шпилек, кисточек и масел, стоящих перед ней: даже с закрытыми глазами нарисует их лучше любого художника. А всё потому, что всё это время она не отрывала взгляд от разноцветного стекла, только чтобы не поднимать его выше, туда, где находилось зеркало. Чтобы не встретиться с собственным отражением. Это было похоже на ощущение предательства самой себя, только хуже: однажды судьба поворачивает тебя лицом к твоим поступкам, и чарующий образ собственного благородства разбивается о то, что ты видишь. Осколки ранят, и нельзя залечить эти раны, потому что они плата за выполнение долга. Вэйян поморщилась, когда широкий, атласный пояс слишком плотно сдавил её рёбра (как будто внутри могло болеть ещё сильнее), в голове в сотый раз всплыл их последний разговор с принцем Нань-Ань в тот день, когда он повторно приезжал в поместье, чтобы собственноручно привёз министру письмо о дне бракосочетания. Тоба Юй встретил её на пути к любимому кусту шиповника, осторожно преградив ей дорогу рукой. — Госпожа Аньпин так спешит, что даже не соизволит поприветствовать меня? Несмотря на такое грубое нарушение, в его голосе не было и капли возмущения, лишь ироничное любопытство. — Приветствую принца Нань-Ань, — тон реплики был точно противоположным её смыслу, но Седьмого принца это только позабавило. — Что ж, — вздохнул он с притворной грустью. — У нас впереди много времени, чтобы чаще встречаться где-нибудь на территории дворца и оттачивать хорошие манеры. Вэйян пришлось закусить губу до крови, чтобы накопившийся за последние сутки яд так и остался внутри. — Если у Вашего Высочества нет ко мне каких-либо поручений, я прошу Вас пропустить меня. Мне нужно идти. Девушка поклонилась и прошла вперёд, когда бархатный вкрадчивый голос заставил её в бешенстве развернуться назад. — Как жаль, что пожелания, которые Цзюн просил передать Вам, так и останутся непринятыми. Не так ли? — он игриво склонил голову набок, отчего десятки тонких кос тёмным дождём покрыли левое плечо — Зная его большое сердце, я полагаю, он уже считает Вас своей семьёй. — Да осталось ли в Вас хоть что-то человеческое? — прошептала Вэйян. Его виртуозное издевательство над её чувствами при сопоставлении с искренней, благородной речью Тоба Цзюня о своём дяде, поражало так, что проходил даже гнев. Если победителей не судят, то почему им недостаточно собственной победы? Почему так важно построить для неё трон из чужой боли, чтобы сделать неоспоримой? — Цзюн верит каждому Вашему слову, а Вы используете его, и не только его. Вы идёте по головам, ломаете судьбы, и…  — И добиваюсь собственных целей, — Тоба Юй пожал плечами. — Кажется, это называется «власть». Вэйян отшатнулась, как от удара. Он говорил об этом слишком обыденно, и это действительно пугало. — Вы и правда истинный император, — выплюнула она, едва сдерживая дрожь. — С той разницей, что его называют «отцом народа», а Вы ничего не знаете о любви. — Спроси об этом любого члена императорской семьи, какой ответ ты получишь? Всё, что действительно имеет для нас значение — это могущество и процветание, — Нань-Ань медленно приблизился к ней, не разрывая зрительный контакт. — Разве ты сама исключение? — он остановил её возражение, подняв палец вверх, и продолжил. — Разве твоя любовь к народу Северной Лян не есть в своей сути желание восстановить власть твоей семьи в том числе? Что ты знаешь об этих людях, кроме того, что тебе дозволяли смотреть? — Я знаю, что это мой долг. — Возложенный на тебя предками. Конечно, — Тоба Юй ласково улыбнулся, будто она наконец-то выучила сложный урок. — Но почему тогда ты так хочешь восстановить независимость Лян вместо того, чтобы обеспечить этим людям достойную жизнь в Великом Вэй? У тебя для этого есть все возможности. Теперь. Он осторожно коснулся её ладони, но девушка резко отступила, как будто его кожа была раскалённой. — Потому что, сколько бы времени ни прошло, они всегда будут считаться здесь рабами. — Ли Вэйян! Они одновременно обернулись на голос, чтобы заметить министра Ли в одном из лучших халатов, который направлялся прямо к ним. Приблизившись, мужчина торжественно поклонился. — Приветствую Ваше Высочество, принца Нань-Ань. Считаю своим долгом сообщить, что приготовления к свадьбе идут хорошо и к назначенному сроку будут закончены. — Прекрасно, — кивнул Тоба Юй и снова встретился взглядом с Вэйян. — Мы как раз обсуждали детали церемонии с моей невестой, верно? На его губах играла лёгкая улыбка, и Вэйян отчаянно хотелось закричать громкое «нет!» или что-то более грубое, лишь бы стереть и эту свадьбу, и само слово «невеста» из этого дня.  — Седьмой принц слишком великодушен, он потратил много времени, чтобы объяснить мне все тонкости жизни при дворе. — Эта особая честь для тебя, — воодушевлённо произнёс министр Ли, не заметив холода в голосе дочери. — Ваше Высочество, на днях Вы и принц Гаоян осчастливили меня, Вашего никчёмного слугу, своим выбором. Я лишь надеюсь, мои дочери окажутся достойными… — Не стоит об этом, — мягко прервал его принц. — Красота Ваших дочерей так же несомненна, как смена времён года. — Благодарю Вас… — Ли Сяожань снова рассыпался в церемонных любезностях, сохраняя при этом достоинство главного императорского министра. Наконец, он пригласил Тоба Юя в свой кабинет для обсуждения брачных документов, и Вэйян почувствовала, как настроение медленно поднимается вверх: наконец-то её оставят в покое. — Увидимся у алтаря, — усмехнулся принц, слегка наклонив голову в жесте прощания, и скрылся за поворотом, вслед за её отцом, оставив после себя тот слегка ощутимый холод, который, казалось, окружал его даже в самые жаркие дни. — Госпожа! Вэйян растерянно обернулась, сфокусировав взгляд на пяти шпильках, которые поднесли к её лицу на круглом подносе. — Вам нужно выбрать, — смущённо объяснила служанка, заметив её замешательство. — Возьми ту шпильку, которую подарила мне мать, — Вэйян едва удостоила своим вниманием россыпи нефритов, кораллов и рубинов высшей пробы на поразительно тонких золотых палочках. — Вы не можете надеть такое невзрачное украшение на свадьбу! — фыркнула Чун Мин, укладывая четыре чёрные пряди в сложную косу. — Это неуважение к императору и его семье. — Я будущая наследная принцесса, — отрезала Вэйян. В ответ на её грозное замечание, служанка ехидно усмехнулась. — Вот когда станете ею, тогда и будете приказывать. Она с особым удовольствием стянула волосы девушки потуже, и Вэйян с трудом смогла сдержать крик. После этого длинные пальцы Чун Мин ловко закрепили косы на темени двумя шпильками крест — накрест Вэйян отчётливо запомнила момент, когда сначала на её плечи опустился ярко-алый плотный шёлк платья, нежно прилегая к коже, очерчивая каждый изгиб, будто успокаивая, защищая. Затем служанки облачили её в халат, на котором золотыми рунами сияли два огромных дракона. Движение ткани «оживляло» и рисунок — казалось, что драконы танцуют свой мистический танец, скрепляя самый древний обряд человечества благословением небесных духов. Как только последний непослушный волос был возвращён в аккуратную сложную причёску, как по сигналу, дверь торжественно распахнулась, и в комнату внесли поднос со свадебной гуань, многоярусной конструкцией из драгоценных металлов. В тонком плетении сложного орнамента цветочные композиции сменялись тотемной резьбой. Фэньгуань венчала маленькая золотая фигурка феникса. Утренний свет играл в рубиновых венчиках, скользил вниз по россыпи длинных мерцающих нитей, каждая из которых заканчивалась огромной жемчужиной. Ослепительно прекрасная и мучительно тяжёлая. Дежавю. Вот уже второй раз Вэйян стояла перед зеркалом в свадебном наряде и чувствовала себя пленницей, идущей на казнь. Только теперь её смерть растянется на годы. В соседней комнате послышался звонкий смех Чанлэ, которую также тщательно готовили к церемонии, и Вэйян вздрогнула, будто шёлковое платье было усеяно иглами изнутри. Какая забавная метафора: её приготовления к свадьбе были похожи на зеркально искажённый обряд сестры: вместо того, чтобы отражать внутреннюю радость ожидания, всё великолепие её наряда словно высасывало из неё все силы, оставляя пугающую пустоту внутри. Фарфоровая кукла, способная только украшать чей-то праздник, разбивающаяся от любой попытки сделать её живой. Вэйян чувствовала, что кортеж из дворца приближается — ей казалось, что в комнатах становится меньше кислорода с каждой минутой. — Госпожа, принцы здесь! Байджи появилась в дверях лучом солнца, и на секунду Вэйян почти смогла улыбнуться. Её личных слуг не пускали в комнату до самого конца — это было распоряжение Чиюнь Жоу, о причинах которого можно было только догадываться. Может быть, приёмная мать просто хотела поиздеваться напоследок, и только удачно устроенная судьба Чанлэ не позволила ей вытворить что — то вроде отравленных украшений или ядовитой змеи в ванной с отваром диких трав. Хотя, возможно, змея могла бы стать благом, учитывая все обстоятельства. Вэйян почувствовала, как сильные руки Байджи и Цзюн Тао снова обхватывают её дрожащие локти — как раз кстати, учитывая неоправданно длинный подол. Дорога в главный зал казалась вечностью. Когда-то этот дом ощущался чужим и враждебным, а сейчас каждый мостик или куст шиповника, каждая трещина на стене и торопливый гомон пробегающих служанок запечатывались в памяти как что-то особенно прекрасное, дорогое сердцу. Наверное, именно так видит мир человек, знающий точную дату своей смерти. У входа Вэйян встретилась с Чанлэ в сопровождении Чун Мин и Тан Сян. Её глаза в этот раз были подведены сурьмой и казались ещё выразительнее, а тонкие, ярко-красные губы, похожие на кровавое пятно на белоснежном лице, изогнулись в насмешливой улыбке. — Кажется, ты должна поблагодарить меня, сестрица. Если бы принц Гаоян не был увлечён мною, едва ли принц Нань-Ань заметил бы тебя. Хотя, учитывая его безукоризненный вкус, он мог быть и поизбирательнее. Например, Чанжу или Чанси могли бы составить ему куда лучшую партию, чем ты. Чанлэ даже не осознавала, как недалека она была от истины. — Я восхищаюсь не только твоей удачей, но и твоим терпением, сестра, — мягко парировала Вэйян. — Всё-таки, принцу Гаояну потребовалось столько лет, чтобы заметить тебя. Учитывая естественное старение кожи со временем, мне становится грустно при мысли о том, сколько пудры сейчас на твоём лице. Чанлэ вскинула голову, намереваясь поставить дерзкую девчонку на место, когда к девушкам подошёл слуга и поклонился, приглашая их войти. Большой зал, обычно блестящий от чистоты, сейчас благоухал от множества цветочных букетов, переливался мягкими огнями праздничных свеч. Вэйян медленно рассматривала его, неосознанно задержавшись взглядом на том месте, где стоял принц Гаоян в день помолвки. — Ли Вэйян! Ли Чанлэ! — министр, облачённый в тёмный ритуальный костюм с меховой подкладкой, обратился к дочерям. — Сегодня Вы покидаете отчий дом и переезжаете во дворец в качестве супруг принцев, и я очень горд этим, я благодарю богов за то, что мне удалось вырастить таких прекрасных дочерей, заслуживших особое внимание императорской семьи. Так помните о том, что вы должны быть достойными оказанной вам чести, и также безукоризненно выполнять свой долг, как это стараюсь делать я. Окажите поддержку вашим мужьям станьте им духовной опорой, и да благословят Вас небеса и духи предков. — Да, отец! Девушки опустились на колени, чтобы сделать коутоу и поблагодарить министра. Чиюнь Жоу подошла к дочери, её губы дрожали, а в глазах умилённое восхищение смешалось с глубокой печалью. — Моя девочка… Я не смогу долго оставаться с тобой, теперь ты должна сама о себе позаботиться, — Вэйян впервые видела всегда высокомерную и самоуверенную супругу министра Ли в таком состоянии. Удивительно, но даже в её отравленной душегубством и алчностью душе нашёлся светлый уголок для чистой любви, на которую была способна только мать. — Я обещаю, матушка, — Чанлэ часто моргала, пытаясь сдержать слёзы. — Вэйян, береги своё счастье! Сегодня Вам с Чанлэ особенно повезло. — старшая госпожа подошла к Вэйян, заметив, что Чиюнь Жоу игнорирует падчерицу, и погладила её по ладони. Её морщинистое лицо светилось лаской и добротой. — Миндэ встретит тебя во дорце. И ещё кое-что, не ссорьтесь с Чанлэ, — она легонька похлопала девушку по руке. — Теперь, когда мы будем далеко, в огромном дворце, вы особенно нуждаетесь в заботе друг друга. — Я буду скучать по Вам, бабушка, — прошептала Вэйян. Она оглянулась, пытаясь найти Чанжу и попрощаться с единственной сестрой, которой действительно дорожила, но её лицо уже накрыли тончайшей красной вуалью. Время начала церемонии пришло. Девушек повели к выходу. Вэйян почти ничего не могла разглядеть за полупрозрачной алой пеленой. Она слышала, как Тан Сян крикнула, что невеста готова к отъезду, и всё идёт хорошо. Затем эти же слова повторила Байджи, усаживая её в покрытый красным лаком паланкин с вензелем императорской семьи. Цзюн Тао закрыла шёлковые шторки, и Вэйян почувствовала, как низ конструкции дрожит, когда двадцать самых сильных слуг подняли паланкин на руки и понесли его вперёд. Её второй дом остался позади, а впереди опять тёмная и пугающая неизвестность, и дорога к ней снова устлана красным. Вэйян закрыла глаза и нащупала тайно спрятанный под халатом у сердца нефритовый амулет, подаренный её родной бабушкой. Девушка осторожно провела пальцами по гладкой резьбе ровного круга, слегка кольнув пальцы о знакомый скол с левой стороны. По семейной легенде этот амулет был подарен первой императрице Северного Лян самой императрицей Великого Вэй в знак вечной дружбы, и той, кому он принадлежит, суждено было править. Я не знаю, хотела бы ты такой судьбы для меня, бабушка, — Вэйян подняла голову к потолку паланкина, за которым раскинулось бескрайнее пасмурное небо. — Но теперь, когда боги отняли у меня любовь, я буду бороться за то, что принадлежит нашей стране по праву, и я клянусь, что больше никто меня не остановит.