***
В распоряжении принца Нань-Ань находилась своя армия, но кроме неё, ему служил отряд особого назначения — воинов туда Тоба Юй отбирал лично. Они должны были уметь всё, от боевых искусств до тонкостей маскировки, от починки оружия до знания гуннских диалектов, и потому, какой бы приказ, они ни получили, он исполнялся незамедлительно. В кабинете принца хранилось подробное досье на каждого из них, вся информация о семье и доходах, вполне приличных для рядового стражника — всё это обеспечивало абсолютную преданность такой воинской элиты. И сейчас, принц в этом нисколько не сомневался, двое из них с успехом выуживают из простодушных жителей деревни необходимый ему компромат. — Добро пожаловать, Ваше Высочество, — казалось, наместник и вправду очень скользкий человек, потому что сделать такой подобострастный поклон можно только при отсутствии рёбер. — Позвольте выразить мои соболезнования по случаю кончины нашего дорогого императора и Вашего отца. Это невосполнимая утрата для каждого жителя Великого Вэй. Тоба Юй спрятал тонкую усмешку за фарфоровой пиалой, делая вид, что пьёт. На самом деле, уже перед входом в поместье, принц обработал руки настоем из рисового вина, ведь, как известно, вычислить яд на сосуде сложнее, чем в напитке. — Я надеюсь, Вы не предали память о моём отце недобросовестной работой, господин наместник? Всё — таки он Вам весьма доверял. — В Нанкине сейчас трудные времена, — вздохнул Фухуа Пинг, пока его нетронутый чай остывал в его чжунцы. — Но Вы можете на меня положиться. Вот отчётный документ и доверенность императора, — мужчина поставил на стол квадратный сундучок и выудил оттуда два пергамента с красной печатью. — Исходя из этого документа, остаются только два очага восстания в устье Янцы? — Совершенно верно. Но, видите ли, — наместник замялся, промокнув лоб белоснежным платком. — …есть некоторая нужда в оружии, кроме того, мы потеряли почти треть мужчин, иными словами — не хватает рабочей силы. Нанкину нужна экономическая поддержка. Тоба Юй поставил пиалу на стол с лёгким смешком. — Мне стоит сообщить об этом племяннику? — Простите? — По итогам заседания министров новым императором стал принц Гаоян, а вовсе не мой брат, — с нажимом добавил он, наблюдая за реакцией собеседника. — Вы же понимаете, что это значит? Напускное безразличие господина Фухуа таяло на глазах. Он всё чаще подносил платок ко лбу и синим венам на висках. — Вы в любом случае должны принять мои поздравления, — пробормотал он, явно подыскивая выход из ситуации. — А Вы — принять моё предложение о сотрудничестве и дать мне настоящую карту с именами Ваших благодетелей. Наместник замер. Сейчас он напоминал принцу мышь, гипнотизируемую взглядом змеи на пол пути к бегству, ещё не до конца осознающую, что конец близок. — Ещё не поздно стать верноподданным императора и избежать тюрьмы, — в сущности он только делал вид, что выбор остаётся. Или наместник отдаст ему этот проклятый документ или завтра проснётся с праотцами. — Вы очень великодушны. Фухуа Пинг отогнул край домашнего халата и вытащил сложенный вчетверо кусок бумаги, полностью изрисованный с одной стороны. — Я всё расскажу, если Вы позволите оставить за мной должность. — Я даже гарантирую Вам безнаказанность, — доподлинный смысл сказанного отразился в турмалиновых глазах безмолвно, и этого хватило, чтобы нужные имена начали проявляться на бумаге под быстрой кистью государственного служащего.***
-…люди были вынуждены под страхом смерти подписывать бумаги о том, что они меняют ящики с рыбой на крупы и ткани у монголов, а на самом деле всё это передавалось в тайную армию. Население голодало, и тогда им обещали поддержку, если кто-то из семьи присоединится к восставшим. — Занятно. Тоба Юй покручивал в руке пиалу с вином, играя с платиновыми отблесками свечи. Один из его «двойников» стоял напротив него, пока другой тщательно фиксировал все произнесённые слова в протокол. В палатке было прохладно, но Седьмой принц запретил разжигать костры, несмотря на то, что лагерь находился рядом с рекой. — Разумеется, наместник Фухуа следил за тем, чтобы многочисленные доносы не попали в Пин. — Где копия карты? Принц повернулся ко второму воину и тот, закончив последний иероглиф, с готовностью поклонился. — Она готова, Ваше Высочество. — Забери все эти документы, включая те, которые передал господин Фухуа. Сделай ещё две копии, и отправляйтесь в Пин разными дорогами. На пол пути переоденьтесь и продолжайте путь с бродячими купцами. Передайте всё это императору в присутствии министра Ли. И не забудьте это, — принц взял из стопки на столе небольшой лист и написал несколько строк с подписью. — Это письмо от меня Цзюню. А если Вас остановят слуги генерала или его супруги… — Нам следует показать им статистику убитых в Нанкине, «письмо от наместника» и Вашу доверенность. — Ты хорошо всё запомнил. Вы свободны. — Простите…а Вы останетесь, Ваше Высочество? Тоба Юй отвлёкся от заточки меча. — У меня ещё есть дела . — Следует ли нам… — рекрут несмело улыбнулся. — …справиться о здоровье госпожи у господина Ченаня? — Вам следует перестать задавать нелепые вопросы и испытывать моё терпение. Вон. Это был тот самый ледяной тон, который пресекал любые возражения и недопонимания. Когда кривой кусок воска на столе остался единственным обитателем палатки, кроме принца, последние слова стражника снова всплыли в памяти. Он думал о ней постоянно, но в такие минуты позволял себе признать это. Прошло уже почти три недели с момента его отъезда и до предполагаемого монахами срока родов оставалось столько же дней. Принц вышел наружу, направившись к реке. Ночи приходили к нему кошмарными снами, а ритмичный шум волн помогал, если не прогнать их, то ненадолго заглушить. Берег Янцзы в который раз стал для него островом покоя, а мирный плеск воды, обнимающей гладкие скалы, — отголоском колыбельной Куифен. Даже оставив рядом с Вэйян своего самого преданного и надёжного слугу, даже не сомневаясь в покровительстве наложницы Лю, Тоба Юй не мог убедить себя в том, что девушка в безопасности. Разумеется, министр Ли позаботится о том, чтобы новый император был законно коронован, точнее… Принц холодно усмехнулся, думая об этом. Это была причина, по которой он остался. Сыновья бывших министров Цай, Цзян и Ма — лидеры заговорщиков, заключивших соглашение с каганатом. Их отцы присутствовали в тот день, когда семья правителей Северного Лян была уничтожена, а затем сосланы в провинцию. Им сохранили жизнь в обмен на подписание документа о неразглашении и ещё некоторых лживых «доказательств» мнимого восстания. Амулет, подаренный генералом своей сестре, Ли Чанлэ, оказался поддельным, если верить вдовствующей императрице, а значит, настоящий был украден или перепрятан. И об этом могут знать только они. К счастью, Седьмой принц обладал достаточным арсеналом методов убеждения, чтобы получить правдивый ответ. А Вэйян его простит, обязательно простит. Синие шёлковые нити амулета поймали последние лучи солнца, и он пропустил их через пальцы, позволяя этой невесомой мягкости заполнить разум. Когда Вэйян вспоминала о своей семье, её глаза наполнялись таким же ласковым светом, который сейчас проникал вглубь свинцовых вод реки прощальным теплом. Но горький урок её собственной семьи должен был показать ей плату за бескровное правление, да и сможет ли она понять, что ради того, чтобы сделать её императрицей, ради ещё тысячи ночей рядом с ней он готов вырезать весь Нанкин вместе с каганатом, если потребуется? И я вернусь к тебе. Нань — Ань отпустил амулет и поднял глаза к небу — здесь оно всегда казалось рыхлым и отяжелённым собственными непролитыми слезами. Он надеялся, что Куифен обрела мирное счастье, и эта грязно-серая оболочка достаточно непроницаема, чтобы мать не смогла его найти, потому что где-то в глубине души он предчувствовал недоброе. Наступала ночь, а значит пора было действовать.***
Тёмная комната ощущалась пропитанной соком полыни — горькой и вязкой влагой. Вэйян то закутывалась в тонкое шерстяное одеяло, то откидывала его, когда озноб сменяла волна жара. Взволнованная Байджи металась у её постели и молилась о том, чтобы Цзюн Тао как можно скорее привела лекаря. — Байджи… — побелевшими губами шептала Вэйян. — Почему мне так больно… Ведь ещё не время… Она боялась закрывать глаза. Измученный организм тут же проваливался в бездну страшных снов, и она видела его, связанного и в крови. И от этого было больнее, чем от давящих схваток внизу живота — в бреду девушке казалось, что внутри неё железная рука, что безжалостно стискивает мышцы, заставляя сосуды лопаться. — Госпожа, потерпите… Целитель близко, я уверена, он будет с минуты на минуту, — Байджи всхлипнула рядом с ней. Она растирала ледяные ладони Вэйян, и то и дело бросала беспокойные взгляды на дверь, у которых почти без отдыха дежурил Ченань. — Байджи, успокойся, — Вэйян попыталась сжать её руку, но в борьбе с тянущей болью сил почти не осталось. — Со мной всё будет в порядке… Вэйян много раз представляла день, когда её ребёнок, наконец, родится. Она настраивала себя на то, через что ей придётся пройти, старалась запастись терпением и любовью к нему, такому живому и удивительному, чьё сердце бьётся в одном ритме с её собственным. И в этих мечтах не было места горю, возможности того, что она может не пережить роды. Но сейчас она инстинктивно сжималась при мысли о происходящем внутри неё. — Вы…у Вас… — Байджи затрясло ещё сильнее, когда она в очередной раз потянулась поправить одеяло и обнаружила несколько мокрых пятен на простыне. — О небеса…где же лекарь, госпожааа… Пелена перед глазами стала гуще, и вдруг Байджи резко подняла голову, потому что дверь распахнулась, впуская перепуганного лекаря, подгоняемого Цзюн Тао. Вооружившись медицинским сундуком, старик нёсся к кровати принцессы, чуть не сбивая по дороге букеты орхидей полами развевающейся мантии. — Госпожа, дышите, дышите… — прокашлявшись, Ксу Вэньюань отработанным движением распахнул сундук, на глаз отмеряя несколько капель какого-то раствора с густым травяным запахом. Одновременно он деловито отдавал приказания служанкам — Немедленно принесите лохань с водой, тёплые одеяла и чистые полотенца. Шевелитесь! — рявкнул он, заметив на светлом белье свежие кровавые следы. Через десять минут дворец принца Нань-Ань поднялся на уши. Слуги сновали туда-сюда, кто-то выполнял приказ, а иные из любопытства искали наиболее удобную щель в покои наложницы Ли. Такими их и застала Лю Чжаои, когда появилась в ночном чёрном платье перед массивными дверьми. — Что здесь происходит? — О…госпожа, — растерянные служанки тут же сложились пополам в знак почтения, но некоторые упали, ушибленные дверью — на пороге возник лекарь с окровавленными руками. — Госпожа Лю, — он почтительно поклонился, несмотря на спешку. — Какая радость видеть Вас здесь. — Обойдёмся без церемоний. Чжаои зашла в комнату, где при слабом свете нескольких свечей лежала Вэйян, бледная и почти прозрачная от боли. — Госпожа почти постоянно теряет сознание, и я не могу остановить кровь, вот почему я осмелился потревожить Вас. — Ваша записка до меня не дошла, зато долетели сплетни, — фыркнула наложница, отдавая ему флакон с зеленоватой жидкостью. — Я приказала сберечь несколько пузырьков, заметив, как методично они уничтожались слугами наследной принцессы Гаоян. — Ваша мудрость свет для этого дворца, — лекарь снова благодарно поклонился, принимая из её рук стеклянную ёмкость и передавая её Цзюн Тао вместе с маленькой пиалой. — Сейчас это единственное, что может помочь спасти госпожу и младенца. — У неё преждевременно отошли воды, — это фраза прозвучала скорее как факт, чем как вопрос. Чжаои переместилась ближе к кровати. Синие глаза внимательно изучали осунувшееся лицо девушки, покрытое мелкими градинами холодного пота. — С чем это связано? Лекарь тяжело вздохнул, опуская широкие ладони на живот Вэйян с лёгким давлением. — Возможно, это следствие переохлаждения или переживаний. Ведь Седьмой принц сейчас… — Я знаю, где находится мой сын, — отрезала наложница. — Очередное государственное задание — не повод изводить себя беспокойством. Новая оглушающая болезненная вспышка, и их голоса и лица смешиваются в расплывчатый узор. Вэйян кажется, что перепонки сейчас лопнут от её собственного крика, она почти ненавидит своё тело за то, что всё ещё пребывает в сознании. Ощущение реальности возвращается на пару минут, ей удаётся разглядеть морщинистое лицо целителя, внушающее утешение, но затем всё повторяется, только с большей силой, как по спирали. Ей кажется, что таких железных рук внутри неё теперь уже больше десяти, и они дробят кости, царапают кожу и разрывают сухожилия на лоскуты, каждая клеточка тела горит ядовитым острым пламенем. Сколько времени это уже длится? Час? День? Несколько суток? Время кажется бесконечным, зацикленным на одном и том же эпизоде и осточертевшей липкой субстанции между пальцами. Когда озлобленной тьме удаётся взять верх и девушка впадает в беспамятство, она почему-то ощущает себя в лесу, её одежду, мокрую от дождя, рвут пролетающие стрелы, подгоняемые криками и стонами. Вэйян на ощупь шарит руками в сумраке, пытаясь найти Седьмого принца, она чувствует, что он здесь, но с каждой минутой запах крови становится всё гуще, щиплет глаза, и она снова теряет сознание, уже во сне. Их последняя встреча, его слова и невысказанные клятвы, застывшее на губах прощальным поцелуем — единственный якорь, который помогает держаться вопреки натиску мучительных волн боли. Наш сын ещё слишком маленький, чтобы тебя защитить… Вот он берёт её за руку, трепетно касаясь ребром ладони живота, и внутри сразу становится теплее, потому что малыш его узнал. Даже в воспоминаниях у Юя такие же глубокие глаза, но в них больше нет холодной ненависти, лишь тёмное очарование и нежность, бесконечная нежность. — Ваше Высочество… — её голос совсем охрип, оставив невнятный шёпот. — Вы обещали вернуться ко мне… Я буду беречь нашего ребёнка, но Вы…должны жить…должны… — Ещё немного, госпожа… Сквозь капли слёз она видит белоснежное лицо Чжаои, идеально ровные стрелки над синими глазами, напоминающими живые сапфиры. И холодная красота этого лица на несколько мгновений останавливает хаос вокруг, наполненный возгласами слуг и их мольбами к богине Цзиньхуа и отчаянным шёпотом лекаря о слишком большом кровотечении. Вэйян чувствует прикосновение её прохладных пальцев к раскалённой коже, и боль утихает, словно склоняется перед неоспоримым величием главной наложницы императора. — Девочка, ты должна быть сильной и помочь своему сыну появиться на свет. Вспомни, по какой причине ты стала наследной принцессой. Юй выбрал тебя, потому что ты намного выносливее, чем кажешься. Разве ты можешь его подвести? Её сын… Мысль о ребёнке пробуждает в груди какую-то ещё незнакомую, но мощную энергию. Она разливается по венам, заполняя собой каждую рану в истерзанном агонией теле. Вэйян собирает последние крупицы сил, и Чжаои сжимает её ладонь сильнее. Она снова слышит свой крик, но больше не чувствует страха, только секундную оглушающую тишину перед тем, как комнату оглашает звонкий плач. Девушка успевает заметить, как плачущий комочек подносят к чаше с отваром «цветка из золота и серебра». Кажется, там должно быть грейпфрутовое дерево, листья вампи и что-то ещё, но сознание снова обволакивает тяжёлый дурман, и она проваливается в темноту.***
— Ваше Высочество, берегитесь! Седьмой принц едва успевает отскочить, сбив стрелу мечом. Он шипит от боли — судя по всему, вывих в запястье, но это мелочи. Шпионы предателя Фухуа оказались слишком проворными, и ему подготовили засаду. Плоские ромбовидные наконечники, покрытые позолотой, выдавали в атакующих монголов, элитный отряд самого хана. Принц перебрасывает оружие в левую руку, взбегает по стволу дерева и рассекает плечо одному из монголов. Лезвие проходит насквозь и обрушивается на грудь второго нападающего. Помятая трава под ними темнеет от свежей крови, а принц отходит в тень, выигрывая время. Треть его отряда мертвы, остальные пока держатся, причём успешно, но к монголам скоро придёт подкрепление. Вверху раздаётся шорох ветвей от испуганной птицы и в эту же секунду он отчётливо слышит своё имя. Женский крик, знакомый и полный такой горькой тоски, что принц отчаянно озирается по сторонам, не замечая притаившегося за лиственницей лучника. Ядовитая стрела задевает его руку, заставляя упасть на колено, но Тоба Юй едва ли чувствует боль. Он рефлекторно зажимает рану, всё ещё находясь в плену видения. — Вэйян… Принц зубами отрывает манжет рукава и наскоро завязывает плечо. Как раз вовремя, потому что со спины к нему приближается рослый юноша в капюшоне, вооружённый двумя сюрикенами. Седьмой принц успевает поставить блок на первый удар. Заметив, что противник ослеплён злостью, он уводит его вглубь леса и в последний момент уворачивается от прямого нападения, полоснув его спину. Резко перекатившись, принц снова морщится от боли, но встаёт до того, как в то место, где секунду назад было его бедро, вонзается дротик бяо. Их схватка продолжается ещё некоторое время, но разум принца становится тяжелее, и потому лицо соперника слегка расплывается к тому моменту, когда ем удаётся оставить его безоружным с лезвием у горла. — Вы столь искусны, Ваше Высочество, — воин приподнимает руки в притворно беспечном жесте. — Но должны понимать, что, убив меня, Вы развяжете войну немедленно. Тоба Юй пристально разглядывает облепленное мокрыми прядями лицо с глубоким шрамом от угла левого глаза до верхней губ, растянутых в издевательской улыбке. Он знает, кто перед ним, потому что этот шрам — след его собственного меча. — Юань Басарху, — цедит он, и у юноши дёргается кадык, когда железное острие оказывается ближе к его лицу. — Хан всё ещё не оставляет надежд вырастить из тебя своё подобие? — Чтобы достойно отомстить за смерть нашей сестры, отцу понадобиться помощь, — выплёвывает монгольский принц, крепче сжимая подобранную с земли стрелу. Он рвано дышит, наблюдая за насмешливой улыбкой, тронувшей губы Тоба Юй. — Так может мне помочь ему, избавив от тебя? — Можешь не верить мне… Но я пришёл предложить тебе сделку. Хан свято чтит закон и соглашение о ненападении в течение трёх месяцев со дня объявления войны. Несмотря на ваше предательство, он готов дать Великому Вэй время на подготовку, если ты сейчас пойдёшь со мной. Если же отец узнает о моей смерти, Пин падёт уже завтра, до заката солнца. — Откуда такая блаженная уверенность? — Тоба Юй убирает меч от его лица, нарочито внимательно разглядывая узор из запёкшейся крови на филиграни. — Провинции сдадутся сразу. Мы об этом позаботились, и ты знаешь это. Принц втягивает носом воздух, и он прокатывается по горлу кислотой. Он действительно недооценил брата, так сказать, вернул ему долг. Год назад он поступил бы иначе, и горячее лезвие в его руке обагрилось бы голубой кровью этого желторотого, трусливого выродка, но в груди пульсировала тонкая рана, та, что никогда не затягивалась, а сейчас стала кровоточить сильнее, потому что сентябрь уже наступил. — У меня будет условие. Басарху удивлённо вскидывает брови, но нет, в этот раз никакого подвоха. — Если ваши воины доберутся до дворца, они не тронут мою наложницу и её сына. Год назад он использовал бы эту возможность, чтобы добраться до старика-хана и собственноручно покончить со столетней враждой, но действующий правитель каганата слишком честолюбив, и принц впервые благодарен ему за это. Впервые он выбирает не себя. Младший брат Миндэ самодовольно усмехается, наблюдая за тем, как принц отправляет меч в ножны, позволяя связать себе руки и увести в чащу. На рассвете в лесу остаются только алые капли на побегах дикой травы и тихое пение крон.