Цветы нашей юности похожи на венерины мухоловки

      Столкнуться в выходной день, да и ещё в таком месте. Чистая случайность, конечно. Кто ж знал? Как говорят мудрые люди, уже успевшие пожить эту жизнь и насладиться её подчас сомнительными прелестями: карма мерзкая, но справедливая сука. Может, всё и обошлось бы, не случись в тот день час-пика похлеще токийского. Редко, но метко. Сакуре подозрительно везёт быть частью массы потных и надушенных пассажиров вагона метро. Ничего специфического. Для некоторых это есть некий элемент повседневной рутины — да, далеко не радужный фрагмент в общей картине бытия, но вполне себе естественный для больших городов. Только бы извращенцев и грубиянов поменьше, а адекватных людей побольше. А ещё нормальных запахов. Особенно для тех, кого природа щедро одарила острым обонянием, будто бы втайне планировала соткать матёрого зверёныша, а не простого человеческого детёныша, которому волей-неволей приходиться ездить на общественном транспорте. Но жаловаться грех. Дышать можно в дикой давке, и на том спасибо. Однако сегодня к Сакуре боги милостивы — от рядом стоящего (волей случая вплотную прижимающегося) Кагеямы пахнет приятно. Рубашка отдаёт ароматом кондиционера для белья, за лёгкой шлейфом которого можно уловить запах самого Тобио. Шампунь, мята и терпкие нотки пота. Неудивительно, в такой духоте и семь потов легко сойдёт, а с Кагеямой вроде всё нормально.       — Извини, — выдаёт парень несколько рассеянно, когда вагон тряхнуло. Не сильно, но в такой давке достаточно ощутимо, и собственное тело невольно прижимается к другому.       Сакура качает головой, давая понять, что всё если не нормально, то хотя бы терпимо. Почему-то близость Кагеямы её не смущает — успокаивает. Скорее всего из-за банальной причины — он знакомый, хороший знакомый, одноклассник, которого не стыдно будет назвать и товарищем, если случай представится. Сакура интуитивно знает, что вреда Кагеяма не причинит. От того до белой зависти спокойна и даже хладнокровна в какой-то степени. Кагеяму же наоборот изрядно нервирует происходящее. И не только то, что он прижимается к однокласснице — просто людей слишком много. Даже если ты к толпе человек привычный, она временами умеет изрядно напрячь. Пусть Кагеяму и сложно отнести к людям, которые о таком обыденном явлении, как толпа или массовое скопление людей в одном месте, вообще задумываются. Есть и есть, нет и нет. Его подобное не напрягает ровно до того момента, пока не начинает касаться лично. В прямом смысле. Касаться, прижиматься, давить, толкаться, нервировать, раздражать. Но деться некуда. Другие люди тоже заложники обстоятельств — тут всё ясно, тут всё кристальные слезы младенца. И как бы Кагеяма не хмурил свой красивый лоб, человеческая масса не рассосётся от одной силы мысли.       Сакура думает, что облегчит парню жизнь, перестав пялиться на его кадык. Надо только опустить взгляд вниз, ведь рассматривать носки собственных армейских ботинок и кагеямовы кроссовки вместе с незамысловатым узором металлического пола куда увлекательней, чем красивую шею со светлой кожей и всякий раз перекатывающимися под ней мышцами, когда Кагеяма начинает вертеть головой. Но увы, если Сакура займётся созерцанием грязного пола, то прижмётся лбом к лицу одноклассника. К острому подбородку. Губам — тонким, красивой, очень правильной формы, аккуратным, с тонкой, чуть обветренной кожей. Сакура невольно отмечает, что такую проблему можно легко решить обычной гигиенической помадой, и развлекает себя презабавнейшим способом — попыткой мысленно подобрать запах, который подошёл бы Кагеяме. Хорошо, что он не Профессор X или не демон Сатори, умеющий читать человеческие мысли. Смущать парня Сакуре никак не хочется. Поэтому всё как в балетной школе — спинку держим ровно, а голову прямо и смотрим перед собой.       — Ты в порядке? — Сакура прекрасно знает, что Кагеяма не в порядке, но всё-таки уточняет.       — В норме, — отвечает он почти отстранено, а щёки будто хорошенькие губки кокетливой девчушки расцеловали — красные.       Сакура слишком хорошо понимает, что дело тут не в жаре или духоте. Кагеяма стесняется. Не каждый же день он с одноклассницами по вагонам метро обжимается, пусть и вынужденно. Сакура знает, что его реакция вполне закономерна и нормальна, тем более, что в самом начале давки Тобио всячески избегал телесного контакта по максимуму, а когда ситуация вышла из-под контроля, смирился. Хотя бы отчасти. Потому что продолжал пыхтеть и особо не наваливаться на Куран, упираясь руками в поручни. Сакура невольно вспоминает произошедший не так давно случай с Савамурой в метро. Надо же, какой контраст. Тогда она не знала, что делать — то ли сквозь землю проваливаться, то ли богов благодарить за неожиданную близость к любимому человеку. Но из-за чистого упрямства и уважения к Дайчи чаша внутренних весов Сакура склоняется исключительно к первому варианту. С Кагеямой же всё просто. Вот совсем просто. Сакура даже мысленно благодарна за такой расклад. Она его не смущается. Она из-за него не раздражается. Она спокойна. И чувствует себя почти в безопасности. Странно, учитывая какой Кагеяма желторотый, неокрепший птенец. С одной стороны. С другой же гордый и простой в своих желаниях. А простота желаний и гордость в купе со скверным характером — легко воспламеняемая горючая смесь.       — Не нервничай так. На следующей станции будет полегче, — говорит Сакура. — Я надеюсь.       — Я тоже на это надеюсь, — голос звучит ровно, но Кагеяма нервно повёл плечом, будто стараясь уйти от чьего-то навощенного внимания.       Вагон опять трясёт. И Кагеяму вжимает в Сакуру.       — Чёрт, — ругается парень. — Извини.       — Не парься, — говорит Сакура.       Кагеяма какое-то время молчит. Весь непростой мысленный процесс буквально отражается на его лице через сдвинутые к переносице тонкие брови. А потом он неожиданно выдаёт:       — Ты совсем не стесняешься?       — Тебя?       — Да, — мрачно отвечает он. — Я к тебе прижимаюсь…       — Разве специально? — Сакура чуть поднимает голову вверх, заглядывает в бесконечно синие глаза Кагеямы.       Ей не хочется его дразнить, но соблазн слишком велик. Сакура мысленно даёт себе крепкую затрещину, видя, как Кагеяма смущён. И обещает себе — тоже мысленно и скрестив пальцы где-то в самом потаённом уголке сознания — что больше увлекаться столь сомнительным занятием не будет.       — Нет, конечно, дурёха, — он фыркает, будто кот, учуявший подвох от хозяина.       — Так вот и не парься.       Кагеяма раздражённо вздыхает. Он смотрит поверх голов, потому что взгляд опустить было ну никак нельзя. Сегодня под клетчатой рубашкой Сакуры надета простая серая майка с простым вырезом, который открывал не только шею и ключицы, но и немного…       — Тебя напрягает моя грудь?       — Гру… что? Ничего подобного.       — Правильно, — усмехается Сакура. — Как может напрягать то, чего нет.       Кагеяма снова фыркает, на этот раз как будто бы веселее.       Хотя из принципа в лице не меняется. Зато чуть расслабляется. Ему становится почти комфортно. Но спустя полминуты хмурится, будто бы весь подбирается, подаётся вперёд, напирая торсом на Сакуру, но тут же отстраняется, не желая прижать и раздавить. Пытается повернуться, но выходит не ахти. Сакура мгновенно настораживается. Знакомое поведение. Человек явно пытается понять, что с ним сейчас происходит. И проблема сейчас не в их вынужденной близости.       — Что такое? — спрашивает Сакура.       — Показалось, — морщит нос Кагеяма. И не то чтобы звучит очень уверенно.       Нет, ему не показалось. Потому что не проходит и десяти секунд, как парень снова напрягается и пытается увильнуть, будто бы уйти от лап назойливого пса, что без устали прыгает на спину в попытке добиться внимания. Опять прижимается к Сакуре, на этот раз без попытки отстраниться. Девушка видит, как Кагеяма хочет отнять от поручней одну из рук и ищет удобный вариант. Проблема заключается в маленьком, но поганом моменте — такого варианта просто нет. Если Кагеяма отпустит хотя бы одну, то под напором толпы полетит вперёд, не удержится на ногах. Покалечится сам и покалечит других.       — Позади меня кто-нибудь есть? — спрашивает Кагеяма уж совсем напряжённо.       — Да там полно народу, — отвечает Сакура.       Кагеяма поджимает губы, будто бы решая сложную задачку на тесте. Он раздражён. Не знает, как реагировать. На виске проступает испарина. Маленькая жемчужинка пота бежит вниз, оставив после себя мокрую дорожку. Кагеяма как-то неестественно бледнеет, сереет даже, не решаясь высказать свои подозрения вслух. И Сакура с отвращением шипит, резко заведя свои руки за спину Кагеяме. Рыбка ловится сразу же, не надо и крючок с наживкой закидывать. Сакура обхватывает чужое запястье сильной пятернёй и с нажимом попыталась отстранить чужую руку от ягодицы Тобио. Естественно, встретив сопротивление. Девушка тут же приподнимается на цыпочки — в такой толпе и в такой давке почти смертельный трюк — и кладёт подбородок Кагеяме на плечо, заглядывая прямо в глаза незнакомому мужику.       — Руки уберите, — цедит Сакура.       Мужчина отворачивается, будто бы обращаются вовсе не к нему, но своих действий не прекращает, только, казалось, сильнее впивается пальцами в упругую плоть ягодицы. Худой, потный, высокий и мерзкий. Сакура знает таких ублюдков. Очень хорошо знает. Только в отличие от большинства боящихся привлекать лишнее внимание людей, которые предпочитали молча терпеть и не поднимать шум, дабы избежать неприятных последствий и разбирательств с горящими от стыда лицом и душой, приставания не терпела и не терпит вообще. Она может применить физическую силу, благо, ею располагает. Не гнушается иной раз привлекать внимание криками и руганью — такое уже случалось. И пусть в конце таких историй Сакура выглядит в дурном свете в глазах большинства (хотя должен под порицание прежде всего попадать грёбаный извращенец, распустивший руки), зато не в своих.       Кагеяма дёргается, шипит раздражённо, пытается резко развернуться. Но вагон трясёт, и бедняге приходится сильнее вцепиться в поручни, чтобы не улететь носом вперёд и не придавить собой Сакуру, попутно опрокинув на пол ещё пару-тройку ни в чём не виноватых пассажиров. Он неловко тычется в шею Сакуры. Уязвлённый и злой. Куран его очень хорошо понимает. И внутри взревело что-то дикое, сумасшедшее, яростное и первобытное. Она переползает пальцами с запястья по тыльной стороне чужой ладони и запускает большой под мизинец, безымянный и средний этого ублюдка. Чувствует металл кольца на заветном безымянном. Попавшейся им изврат женатая мразь оказывается. Это вызывает булькающий злой смешок и желание вывернуть чужую конечность в другую сторону, а не просто причинить боль. Но усилием воли порыв удаётся сдержать. Сакура решает обойтись малой кровью, хотя стоило бы как следует проучить засранца.       Она помнит простой, но действенный приём с детства — отец показывал, как правильно заламывать пальцы не сумевшем держать руки при себе ублюдкам, когда учил дочь самообороне. Девушка напрягает кисть и давит на чужую руку, неестественно выгибая пальцы извращенца назад. Мужчина шипит. Кидает яростный взгляд в сторону нахальной девчонки. И тут же осекается.       Сакура смотрит спокойно, так, будто ничего не происходит. И с поразительным хладнокровием медленно произносит:        — Убери свои поганые руки, пока я тебе пальцы не сломала, уёбище.       И чтобы не быть голословной, заламывает конечность сильнее, услышав как из пазух начинают выходить суставы фаланг. Мужику кажется, что если девчонка перед ним сейчас раскроет рот пошире, то вместо обычных человеческих зубов там окажется несколько рядов острых акульих, с помощью которых эта бешеная сука откусит ему голову. Извращенец выдёргивает руку и тут же с яростным рвением попытался отойти как можно дальше. Сакура чувствует, что не удовлетворена абсолютно. Убивать, молоть сухожилия и кости в труху хочется неимоверно. Мало ублюдку досталось. Но хотя бы к Кагеяме больше никто не лезет — уже большой плюс, который давал Сакуре возможность вздохнуть с облегчением.       — Ты в порядке?       Кагеяма неопределённо мотает головой, всё ещё неуклюже, немного по-кошачьи тычась носом в шею Сакуры. Цепляется за поручни до побелевших костяшек. Он не расклеился, нет. Просто наверняка чувствует себя очень мерзко. Слишком знакомое Сакуре ощущение. С Кагеямой подобное скорее всего впервые. Да, не повезло ему ехать в вагоне с извращенцем, предпочитающим юных мальчиков в качестве объекта для удовлетворения собственных отвратительных потребностей. Сакура частенько нарывается на подобные случаи, но обычно для хулигана всё заканчивается плачевно. Пару раз приходилось разбираться с полицией на станции, но это лишний раз доказывает, Сакура может за себя постоять. Мог и Кагеяма, только тут обстоятельства сыграли против него.       Куран осторожно поднимает руки, положив их под лопатки Кагеямы в каком-то дружеском, подбадривающем жесте. Кагеяма сначала дёргается, но потом понимает, что это ладони Сакуры и вреда они не причинят. По крайней мере ему.       — Ты меня жалеешь, что ли? — бубнит он недовольно, не способный сейчас ершиться недовольным котом. Чуть отстраняется. От рубашки Сакуры пахнет цитрусом и немного кофейными сигаретами.       Сакура осторожна в действиях. Она уже достаточно знает Кагеяму, чтобы понять, насколько он гордый, но вместе с тем весьма уязвимый из-за такого сильного личного свойства. Ха! Куран фыркает. Подумается же иногда какая-нибудь несуразица. Личное свойство. Он ей что, освежитель для воздуха с запахом лаванды, у которого на торце написан состав? Личное свойство данного спрея химический запах Прованса с чувственным мистралем гордости на заднем фоне. Ещё раз «ха»! Эмоция это, эмоция. Ярко окрашенная и временами изрядно портящая жизнь. Кагеяма гордый — да, но уже успел испытать на своей молодой шкуре все прелести неправильного использования этой самой гордости. Инструкции к ней не прилагается.       — Я за тебя просто держусь, чтобы не упасть, — спокойно говорит девушка. — Не жалею.       Да, Кагеяма гордец — известный факт. Опорочить его гордость равноценно смертному приговору. Так было раньше, но не сейчас, не в эту минуту. Сакура решает встать нормально, плавно опустив затёкшие ступни на пол полностью. Но тут же встречается взглядом с мужчиной, которому всего минуту назад едва не сломала пальцы. Реванш взять намеревается? Или Кагеяма так понравился?       Мужик смотрит прямо на них. Неприятный металлический блеск в глазах. Потный лоб и виски. Прилипшая к коже чёлка. Мерзкая мысль о том, что боль совершенно не отрезвила этого человека, тоненькой иглой прошивает Сакуре сознания. Наверняка у ублюдка стоит. Ками-сама, зачем ты таких на земле держишь? Для чего? Чтобы жизнь раем не казалась? Так она у каждого и без того свой маленький персональный адок.       Девушка раздражённо цокает языком.       — Ты чего? — спрашивает Кагеяма, выпрямившись. Бледный, как жнец на посылках у матушки смерти. И злой.       — Сильно спешишь?       — Нет.       — Давай выйдем на этой станции, пока есть такая возможность. Чтобы тот ублюдок за нами не увязался.       Кагеяма хмурится, попытался повернуться и глянуть через плечо. Получается.       — Зря ты ему пальцы не сломала, — раздражённо цедит Кагеяма.       — Зря, — соглашается Сакура, поведя плечом и смотрит на Кагеяму внимательно. — Оставь идею надрать ему задницу.       — Он… — Кагеяма сверкает глазами зло, пряча неожиданное удивление. Сакура что, просит его ничего не делать тому ублюдку?       — Лучше не связываться с такими, Кагеяма-кун. Ты с ним разборки учинишь, морду набьёшь, а факт домогательства не докажешь. С тобой полиция разбираться будет, как с хулиганом. А с него взятки гладки.       У Кагеямы на лице отражается гамма эмоций, которых Сакура раньше не видела. Она знает, ему частенько бывает сложно выражать собственные. Но не считывать их у окружающих. Другое дело, разбирать каждую по полочкам и не путать одну с другой. Кагеяма не тупой, как раз наоборот. Просто в его системе координат не все пробелы смещены в нужном направлении. Пока что. Он внимательный. Порой, даже не замечает, насколько, делая это инстинктивно, загружая полученную информацию куда-то на подкорки и вынимая её, когда того требует ситуация. Приобретает опыт. Кагеяма смотрит какое-то время в глаза Сакуры, а потом кивает. Да не глупый он, совсем не глупый.       Они с Кагеямой оперативно начинают проталкиваться к выходу, попутно извиняясь за нечаянно оттоптанные другим пассажирам ноги. Извращенец двигается навстречу, но поезд останавливается. Двери открываются. И Сакура, схватив за руку Кагеяму, спешит по течению людского потока, повалившего из вагона. Шустро выводит их на перрон за жёлтую линию. Двери закрываются. Неприятный мужик остаётся в вагоне метро, не успев выскочить вместе с остальными.       Сакура не удерживается и с гаденькой улыбкой показывает ему средний палец, наслаждаясь перекошенной рожей незнакомца. И только когда триумф от сомнительной, маленькой, но такой приятной победы утихает, девушка замечает, что переплела пальцы с пальцами Кагеямы. Со стороны как парочка наверное — хмурый, даже сердитый парниша и его не совсем адекватная, лишённая манер и стыда (Сакура по-прежнему не убирает с лица издевательскую улыбку) подружка. Смешно даже. Тобио вообще мальчик в отношениях с девушками не очень уверенный. Точнее нет, не так, просто не особо по данному поводу напрягающийся. Как бы то ни было, но с противоположным полом он общается спокойно, за исключением отдельных случаев. Сейчас же Кагеяме просто паршиво. Он человек не тактильный — теряется, когда к нему прикасаются, не часто прикасается к другим, если того не требует ситуация, а реже — его желание. Но ему можно помочь за счёт этой самой тактильности.       — Ты в норме?       — Нет. По-моему, нет.       Сакура понимающе кивает, аккуратно выпутав пальцы.       — Подождём другой поезд.       Теперь очередь Кагеямы кивать. Они молчат какое-то время, занимаясь в поисками островка ожидания. Тобио идёт к торговому автомату. Сакура прислоняется спиной к холодной серой стене, достаёт из кармана джинсов пачку сигарет. Смотрит на запрещающий курить знак — красный круг с перечеркнутой внутри дымящейся сигареткой, суливший пиздец от полиции в случае нарушения запрета. Открывает тоненькую картонную крышку, встряхивает, оценивает сколько осталось. Вздыхает тяжело и убирает пачку обратно в карман. К щеке в этот момент прижимается что-то холодное. Сакура поднимает взгляд и смотрит на Кагеяму. Он уже потягивает молоко из трубочки, а ей протягивает бутылку холодной воды с лимоном. Видел что ли где-то, что она именно такое пьёт? Или просто пальцем в небо?       — Спасибо за заботу, — она улыбается краешком губ и принимает бутылку.       Кагеяма встаёт рядом. Почти зеркально копируя расслабленную позу Сакуры — скрещенные прямые ноги, спина к серому холоду стены прижата крепко, только одну руку убрал в карман брюк. Выражение лица нейтральное, даже немного хмурое, если брать едва заметную морщинку между бровей. Сакура невольно отмечает, что у Кагеямы чуть дрожат пальцы. Его бьёт едва заметная маленькая дрожь. Такую вибрацию собственного тела и сам не сразу уловишь. А потом Кагеяма будто бы вспоминает что-то важное и смотрит на Сакуру удивлённо. Та смотрит на него в ответ, моргает растерянно, как золотая рыбка в аквариуме.       — Ты куришь? — спрашивает Кагеяма немного по-детски поражённо, невпопад царившей атмосфере.       Мысленно Сакура делает мультяшное «хух», с облегчением понимая, что это бессознательная попытка Кагеямы отвлечься. Накроет его или не накроет, видно будет попозже.       — Курю, — просто отвечает Сакура.       — Ты же спортсменка.       — Бывшая.       — Не бывает бывших спортсменов.       — Что? — Сакура смотрит на Кагеяму растерянно.       — Хината сказал, что ты бегаешь по утрам. Он пару раз видел.       Сакура вспоминает, что тоже раза три-четыре пересекалась с Шоё во время утренней пробежки. Они живут в одной стороне? Сакуре этот вопрос кажется не очень важным, но почему-то вызывающим интерес.       — Почему начала?       — А? — Сакура ожидала вопроса вроде «ты же девочка, как так можно?» или «ты о вреде курения вообще знаешь?». Или просто реплику, мол, дыхалка страдать начнёт. Но Кагеяма не из тех, кто будет читать нравоучительные лекции или нести просвещение в массы. Поэтому Сакура ничего подобного не ждала и не ждёт. Но простой вопрос о причинах появления вредной привычки стоял в самом конце списка.       — Почему курить начала? — повторяет вопрос Кагеяма.       — Смеяться будешь, если расскажу, — Сакура подносит бутылку к губам и делает несколько глотков.       — Не буду.       — Обещаешь.       — Мы что, в начальной школе?       Сакура тихо смеётся, вертит бутылку воды в руках, наблюдая за пузырьками воздуха, а потом говорит:       — Чтобы не расти.       — Что? — Кагеяма удивляется сильнее прежнего.       — Ну знаешь, взрослые часто говорили: будешь курить, не вырастешь. Вот я и решила попробовать. Очень глупо, знаю. Но тогда я думала, что старшие врать не станут, хуйни не сморозят.       — И помогло?       — С момента, когда я начала курить, вымахала ещё на десять сантиметров, а привычка осталась.       — Почему… почему ты не хотела расти? — Кагеяма вообще не любопытный, но разговор ни о чем и правда немного отвлекает. В котле со скверными мыслями он поварится чуть позже.       — В гимнастике высокий спортсмен не очень… ликвиден, я бы так сказала. Гимнастика любит низеньких. А я вымахала шпалой.       — Разве рост это проблема для спортсмена, — Кагеяма не спрашивает, просто задумчиво ворчит.       — Смотря для какого. Не сравнивай всё с волейболом. Если на волейбольной площадке рост — это преимущество, то на гимнастических снарядах — помеха. Не страшная, но всё же ощутимая.       — Зачем тогда в гимнастику пошла?       — Ну, причин достаточно. Самая банальная, но не первая в списке: хотелось доказать, что и высокие девчонки могут вытворять крутые штуки на снарядах.       — Что-то вроде вызова, — говорит Кагеяма. И Сакуре нравятся его слова.       — Да, именно. Вызова.       Какое-то время они молчат. Сакура невольно думает, что с Кагеямой ей легко откровенничать, хотя он сам не из простых людей. Его товарищем быть трудно, значит, другом ещё сложнее. Сакура соврёт, если скажет, что ей совсем не любопытно, о чём Кагеяма сейчас думает.       — Надо было тому ублюдку рожу начистить, — говорит Кагеяма мрачно.       — Таким людям мозги на место кулаками не поставить, увы, — говорит Сакура.       — Не думал, что и к парням пристают, — Кагеяму передёргивает. — Я только сейчас подумал, что надо было его ногой пнуть сзади.       — Лягаться вслепую… — Сакура задумывается. — Можно, конечно. Но не факт, что ты бы попал. Он стоял не очень удобно.       — Значит, единственным способом было сломать ему пальцы, — Кагеяма жутковато улыбается.       Сакура с трудом глотает воду, чуть прочистив горло после.       — У меня была идея закричать на весь вагон «люди добрые, что это делается, моего парня средь бела дня лапает какой-то потный извращенец». Но подумала, что тогда тебе будет ещё более неловко.       — Ты бешеная.       — Да, бешеная, — Сакура усмехается. — А по-другому не получается. Один раз я стала свидетелем того, как мужик трётся своим пахом о спину женщины. Дело было, правда, в Токио, не в Сендае. Тоже вмешалась, правда там уже… без полиции не обошлось. Выставили меня несовершеннолетней хулиганкой, а он профессор этики оказался, представляешь? Этики, мать её. Взрослый дядька. Вот в таких случаях и понимаешь, что у богов извращённое чувство юмора.       — Ты там тоже пальцы ломала? — настороженность и искреннее любопытство плещется в синих глазах Тобио.       — Нет, я засняла на телефон и поклялась при других пассажирах выложить это в сеть, добавив, что лицо изврата хорошо видно. Он попытался отобрать у меня телефон и получил между ног. Как-то так. Тебе смешно?       — Тот ублюдок, что полез ко мне, ещё легко отделался. Чего?       — Честно, я думала, что это очень сильно твою гордость заденет. Точнее, сейчас подумала, тогда не сообразила.       Кагеяма фыркает. И Сакура понимает, что зря сказала это вслух.       — Я хоть и гордый, но не идиот.       — Да ты растёшь прямо на глазах.       — Что ты имеешь в виду?       — Ничего, — Сакура улыбается. Смотрит на наручные часы. Скоро должен подойти поезд.       — А за тебя кто-нибудь заступались? Или всегда сама?       — Савамура-сан, — просто отвечает девушка. — Савамура-сан заступился.       — Я не удивлён, — говорит Кагеяма.       — В смысле? — Сакура понимает, что вопрос вышел агрессивнее, чем следовало.       — Ну, на него это очень похоже, — Кагеяма не тушуется и, казалось, даже не удивляется резковатой реакции Сакуры.       — А, — кивает та.       — Ты именно тогда в него влюбилась?       — Ты слышал о коте, которого любопытство сгубило?       Кагеяма смотрит на нахмурившуюся, чуть покрасневшую Сакуру, которая раздражённо пытается сдуть чёлку со лба. Жарко.       Ну вот почему именно они оказались в глупом сюжете неумело скроенной сёдзё-манги? По классике жанра это Кагеяма должен её спасти, стать рыцарем на белом коне или принцем со щитом да мечом. Только что-то как обычно идёт не так. Не по плану. Как-то раз Окита обронил Сакуре, когда они параллельными классами собирались делать постановку Спящую Красавицу и на роль главной героини предложили долговязую Куран, что будь Сакура принцессой, то скорее бы разъезжала на коне и развязала пару-тройку войн, а не валялась в усыпальнице ничком в ожидании принца-копуши. В целом Сакура с другом согласна. И сейчас тоже не особо задаётся вопросом о своих рыцарских качествах в сложившейся ситуации. Кагеяма, конечно, последний человек, которого можно отнести к категории «дам в беде». Но факт остаётся фактом. Не важно, кто попал в неприятности — девушка, парень, собака или кот — важно, чтобы рядом оказался тот, кто может помочь. И не надо оглядываться на штампы, заложенные в общественном сознании самим обществом через многочисленные, нескончаемые истопники. Вот, что важно, думает Сакура, в очередной раз понимая, что придерживается правильного ракурса.       Кагеяма снова сводит брови к переносице. Решает, что взболтнул лишнего. Значит, всё-таки не такой толстокожий.       Сакура протягивает руку и большим пальцем разглаживает суровые морщинки.       — Перестанешь так страшно хмурится, все девчонки у твоих ног будут.       — Зачем мне все девчонки. Одной хватит.       Сакура зачем-то кивает, совершенно не догадываясь, кого имеет в виду Кагеяма.