six years later
— Да давай же, — молодой мужчина налёг на железную дверь новой квартиры и попытался прокрутить заедающий ключ. — Черт. Он опаздывал, и как это обычно бывало, все ломалось и не работало в самый последний неподходящий момент — через пятнадцать минут он должен быть на двадцать третьей восточной, сидеть полуголым на стульчике и отрабатывать положенные два часа, обещанные ещё полгода назад. Фотограф из Чикаго, который сделал для Эдварда Каспбрака, пожалуй, самый неоценимый вклад в его жизнь, по старой дружбе попросил всего лишь пару часов моделинга для выпускников факультета изобразительных искусств. И мужчина, привыкший к статичным позам и демонстрации нагого тела, быстро согласился, хотя и не вспомнил о просьбе вовремя. Еще четыре года назад, когда Каспбрак только знакомился с таким шумным и вечно неспящим городом, как Нью-Йорк, он бы заплутал в ближайших двух улицах. Сейчас же на широких авеню и проспектах мужчина ощущал себя как рыба в воде, и это было ему на руку — если он закроет эту чертову дверь прямо сейчас, он успеет добраться вовремя и даже прикупит стаканчик латте с миндальным молоком. И, о чудо, ключ в скважине вдруг плавно щелкнул, вводя Каспбрака своим звуком в состояние мини-умиротворения. Мужчина мог только представлять, сколько у него займет сил открыть дверь вечером, но сейчас на это не было времени: схватив кожаный портфель, он рванул по коридору, благодаря себя самого за выбор квартиры на первом этаже. Ему нельзя было бежать по нескольким причинам — во-первых, его еще с подросткового возраста не совсем здоровое сердце не позволит ему этого сделать, во-вторых, Каспбрак знал, что ему нужно будет сидеть неподвижно, а с саднящими легкими это будет сделать проблематично. В-третьих, ему нельзя потеть, потому что его серая алкологичка тут же это выдаст. С другой стороны мужчина успокаивал себя тем, что студентам еще потребуется время, чтобы усесться, и в конце концов, он же Эдвард Каспбрак — фото-модель с совсем непростым графиком, так что пусть радуются тому, что есть. Однако вопреки своим же уговорам, мужчина все равно торопился, не желая опаздывать и подводить давнего друга, и через восемь минут супер-ускоренной прогулки по второй авеню он все же стоял перед старинным, величественным зданием — Школа Изобразительных Искусств возвышалась над одноэтажными домами и напоминала Каспбраку о том, что он университет так и не закончил. Кофейная будка, кстати оказавшаяся без очереди, приветливо мигала оранжевыми огоньками — маленькие черные пластмассовые тыковки напоминали мужчине, что близился Хэллоуин, который он праздновал только в школе с лучшими друзьями. Тоскливо оглянувшись, Каспбрак посмотрел на серое, промозглое небо и посильнее закутался в темно-изумрудный шарф. — Двойной латте с миндальным молоком, пожалуйста, — мужчина улыбнулся кончиками губ, и девушка за стеклянным окошком чуть прищурилась, замирая на секунду. Видимо, пыталась вспомнить, где она его видела, но Каспбрак уже отвернулся. — Эдди? — Эдвард, — машинально исправил мужчина, неожиданно остро осознавая, что не смог отделаться от скользкого, холодного чувства в груди, слыша сокращенную форму своего собственного имени. Перед его лицом вдруг возникла высокая фигура в коричневом пальто и с пухлой папкой в широких, бледных ладонях. «Они всегда были теплыми», — неожиданно пронеслось в его голове, и Каспбрак поднял взгляд. — Точно, ты же важная шишка теперь, — Стэнли Урис поправил бордовый шарф, не скрывая своей радости, и перекинул папки в одну руку, другой сгребая Каспбрака в охапку. — Наконец-то увидел тебя вживую, а не на обложках журналов у Билли в кабинете. Эдди сам не чувствовал, как растягивался его рот в широкой, дружелюбной улыбке, потому что он тоже был счастлив увидеть некогда лучшего друга, одноклассника, и совсем неважно, что имя Стэна было тесно связано с другим именем, более болезненным и не совсем приятным, которое Каспбрак предпочитал не вспоминать вовсе. — Боже, Стэнни! — все еще не веря глазам, Эдди приподнялся на носочки и еще раз обнял друга, отмечая, какой он высокий. — Билл кормит тебя геркулесовой кашей? Ты стал большим. Его отвлекла девушка, сообщившая, что его кофе готов, на что Каспбрак даже недовольно поджал губы, потому что он резко вспомнил, что вообще-то опаздывал. — Да ты тоже изменился с последней встречи, — Стэн неловко потер шею. — Сколько лет прошло? Шесть? — с небольшим осуждением в голосе спросил Урис, и Эдди съежился. — Шесть, — Каспбрак согласно кивнул, ощутив, как к горлу подкатил неприятный комок. — Слушай, я очень рад тебя видеть, но я чертовски опаздываю, — сунув руку в карман, Эдди пошарил пальцами по гладкой подкладке, наконец сумев достать нужную ему вещь. — Это так банально, но позвони мне, ладно? Встретимся, поболтаем, — мужчина протянул Стэну визитку и покраснел. — Прям как в дешевых фильмах, но я правда опаздываю. И я правда не прочь увидеться с вами, ребята. — Как скажешь, Эдди. Эдвард, прости, — Стэнли тоже смущенно улыбнулся, смотря, как Каспбрак уже по-немногу отдалялся от него. — Для тебя всегда Эдди, — кинул Эдди через плечо, улыбаясь и уже предвкушая полную неловких пауз и вопросов встречу с когда-то близкими друзьями. Как столько лет выстраивать особые принципы и нарушать их в одну минуту, знал только Каспбрак.***
Он стоял перед зеркалом, скинув тонкий плед на локти, и прикидывал, какие позы ему лучше принять — та форма, в которой находилось тело Эдди, его вполне устраивало, ведь мужчина много работал над собой и своими комплексами, чтобы стать тем, кем он был сейчас. Когда-то съемки стали для него челленджем, способом привести себя в чувство и доказать самому себе, что он никакое не ничтожество, что его смогут полюбить и без всяких дурацких связей. Сначала это были домашние тренировки и нереальные сложности с подбором необходимых схем питания, затем, когда тот самый фотограф из Чикаго — Фредди Ньюман — стал приглашать Эдди на закрытые фотосессии и показывать эту сферу изнутри, Каспбрак смог позволить себе настоящий спортзал с бассейном. Личный диетолог, тренер и менеджер облегчали его жизнь по максимуму, а когда Эдди принял решение уйти из университета и окончательно посвятить себя моделингу, все это стало неотъемлемой частью его окружения. Работая в таком темпе несколько лет, теперь Каспбрак мог позволить себе квартиру на Манхэттене и личного водителя — хотя услугами последнего он пользовался редко — и имел в обществе какие-никакие, но связи. Как он и предполагал, его ждали, и никто не отчитывал его в лучших традициях средней школы Дерри. Осадок от внезапного, полностью неожиданного разговора со Стэном безусловно остался, потому что нет, Эдди был не против пообщаться. Но к такому следовало готовиться заранее, желательно за три-четыре месяца, чтобы найти сотню тем для беседы и сотню способов скинуть друзей с неуместных вопросов. — Мистер Каспбрак, — тихий голос какой-то больно уж сердобольной для подобного места женщины вырвал мужчину из тревожных дум. — Пойдемте. Плед можете взять с собой, но в классе придется его отложить. Не переживайте, у нас тепло, — как-то слишком весело сказала она и глупо захихикала. — Хотя Вас все равно будут изображать только до бедер. Посчитав такую шутку крайне неуместной, Эдди натянуто улыбнулся и закатил глаза, когда появилась такая возможность. Женщина открыла дверь в класс, гам в котором моментально прекратился, и провела Каспбрака к высокому табурету. — Сегодня Вы работаете только спиной, — она внимательно оглядела голое тело, когда мужчина отложил плед, и принялась поправлять позу. — Брюки немного спустите, чтобы было видно рельеф поясницы, — обойдя его вокруг и дотронувшись холодными пальцами до спины, женщина прищурилась. — Поставьте одну ногу на тумбу и облокотитесь на колено. Отлично. Завтра поработаете лицом. — Завтра? — Эдди прикинул в голове, упоминал ли Фредди что-либо про второй день, и опять же поблагодарил себя за излишнюю осторожность: часто, когда случались какие-то выездные мероприятия, Каспбрак оставлял на них несколько больше времени, чем требовалось, и иногда (как сейчас) это пригождалось. — Всего час, не волнуйтесь, — женщина встала передом к ученикам и подняла руки в молчаливом призыве. — На эту работу у вас есть чуть больше полутора часов, начинайте с головы и шеи, а затем как обычно. Не торопитесь, это ваш выпускной проект, вы все хорошо работали все эти годы и знаете, что нужно делать, — преподаватель подбодрила людей в классе и вновь посмотрела на Эдди. — Периодически я буду навещать Вас. И время для Каспбрака остановилось. Будучи готовым к заинтересованным взглядам и различным комментариям от обоих полов, даже будучи готовым к долгому нахождению в одной позе, Эдди чувствовал себя максимально некомфортно. Спину будто прожигали тысячи тонких раскаленных нитей, мужчине начало казаться, что вдоль ребер проложили тугой обруч и потихоньку сдавливали его с боков. Та сторона лица, которая была обращена к классу, казалось, готова была воспламениться. Сидеть в таком положении стало невозможно, когда в груди гулко и часто запульсировало сердце. Подобное случалось и раньше, обычно где-нибудь в толпе, и всегда Эдди списывал это ощущение на свою клаустрофобию. Но сейчас?.. Мужчина глубоко вдохнул и тряхнул головой, стараясь тут же незаметно вернуться в прежнюю позу, и в этот момент ему стало совсем нехорошо — словно в судороге сжалось горло, не давая спасительному кислороду поступать в легкие, а перед глазами появилась белесая пелена. В классе будто бы началась какая-то возня, а может, так казалось из-за заложенных ушей. — Ну что вы в самом деле! — в помещение вернулась женщина, впустив сюда свежий воздух. — Как первокурсники, ей Богу. Отвратительное состояние Эдди прекратилось так же неожиданно, как и началось, и от такого напряжения Каспбрак, расслабившись, чуть не упал с табурета. — Мистер Каспбрак, может, воды? Вы какой-то бледный. Эдди кивнул, не соображая, что происходило вокруг. У воды был какой-то гнилостный привкус, Каспбрак кое-как сглотнул, чувствуя подступающую тошноту. Он принюхался, на этот раз не слыша ничего подозрительного в стакане, и сделал еще один крошечный глоток, смакуя его на кончике языка. Вкус был будто сладким и мятным, как зубная паста, и странно-странно знакомым.