***
Эдди не понимал, что происходило в этой комнате. Он изо всех сил старался вести себя разумно, каким выглядел Ричи, но слова сами вырывались из его рта, зля Каспбрака еще больше. Вчерашний разговор со Стэном, его предположения, почему Тозиер не подошел поговорить, теперь казался абсолютно абсурдным, ведь Ричи прав, он не мог уйти из аудитории только потому, что Эдди отпустили. Но за утро и вчерашний вечер Каспбрак накрутил себя так сильно, что одних только слов Ричи не хватило, чтобы поверить ему. Теперь нет. — Ладно, — все же ответил Эдди, соглашаясь на приглашение Ричи. — Нам действительно стоит разобраться. — Рад, что ты это понимаешь, — Тозиер оглядывался по сторонам, щурясь через каждые несколько секунд. Он был без очков, наверняка в линзах, но, видимо, его зрение испортилось еще сильнее, чем раньше. Ладонь, которую словно бы прошило электричеством минуту назад, все еще неприятно чесалась, и Эдди пытался незаметно водить рукой по колену в попытке избавиться от зуда. Что-то ему подсказывало, что этот зуд никуда не денется до тех пор, пока Ричи не исчезнет из поля зрения, поэтому уже приготовился к долгому дискомфорту. Иногда посматривая на Тозиера через зеркало, что сделало возможность смотреть на него почти незаметной, Эдди все больше отмечал детали в его внешности. Например, его волосы были такими же непослушными, как раньше, только лежали намного более аккуратно. Челюсть стала широкой, мужественной, а на длинноватом носу так и остались многочисленные веснушки, которые раньше Каспбрак любил чуть ли не считать, давая имя каждой. Кадык теперь проглядывался хорошо, вернее, Эдди даже бы сказал, отлично, и подобные проявления взросления слишком громко кричали о том, что перед ним абсолютно другой человек. В его словах было больше взрослого, чем в поведении Каспбрака, и это тоже невероятно сердило Эдди. Борясь с эмоциями внутри себя, он чересчур усердно начал стирать макияж с лица, оставляя на щеках и лбу более-менее чистые полоски от смывающего средства, и совсем не замечал, что теперь пришла очередь Ричи рассматривать его. Конечно, Эдди не мог видеть, как его взгляд блуждал по ровной спине и по порхающим около лица пальцам, зато мог слышать иногда срывающееся дыхание. — Ты можешь выйти, если тебе нехорошо, — сказал он, вновь смотря на Ричи через отражение. — Я более чем в порядке, — раздался сзади тихий голос. Эдди качнул головой в согласии и встал со стула, закончив с остатками макияжа. Отойдя в сторону длинных рядов напольных вешалок с множеством вещей, Каспбрак взял первый попавшийся кофр с вешалкой и, аккуратно сняв пиджак, повесил его на плечики. По коже побежала прохлада, тогда как внутренности словно моментально обуглились, настолько резко стало жарко. Эдди закашлялся от жалящего ощущения внутри себя и схватился за прохладный металл вешалки, выдыхая спертый воздух из легких. Каспбрак, обернувшись, затуманенным взором посмотрел на Ричи — тот, довольный, так же сидел на кресле, совсем не выражая эмоций, но Эдди будто знал, что спонтанная реакция организма обусловлена именно его присутствием. Карие глаза казались одновременно игривыми и осторожными, и то, как Тозиер мягко постукивал по своему колену, заворожило Эдди. Изящный, тонкий палец с красивым ногтем дотрагивался до обтянутого тканью колена и приподнимался на сантиметр, а потом вновь падал, словно укалывая. На секунду — жалкую, ничтожную — Эдди позавидовал материалу, с которым работал Ричи. Наверняка, в его руках глина буквально таяла и принимала именно ту форму, которая была необходима. — Эдди! Он так сильно дернулся всем телом, что чехол с пиджаком шмякнулся прямо ему под ноги. К нему уже подбегала Беверли, но Эдди все продолжал глупо смотреть на пол и не понимать, что вообще произошло. Какое-то странное, зыбкое наваждение одолело его разум. — Эдди? — Беверли махнула рукой перед его лицом, и Каспбрак покачнулся, немного испугавшись. — Что с ним? — забывшись, она повернулась к Ричи. — Не знаю, — послышался, как показалось Эдди, чуть надломленный голос Тозиера. — Вроде ничего необычного не произошло. — Ты сидишь здесь, и этого хватает. Выйди, — она опять взглянула на Каспбрака, нежно хлопая его по щекам. — Эдди! — Да, — еле слышно ответил он, жмурясь. — Все в порядке. Тут слишком жарко. Когда он бросил взгляд на место, где сидел Ричи, мужчины там уже не оказалось. Он выдохнул, понимая, что опять вляпался в какое-то дерьмо и уперся лбом в стену.***
Они сидели в ближайшем кафе, причем не самого лучшего качества. Друг напротив друга, один на один. Ребят они даже не стали звать, потому как Беверли так разнесла Стэна, что он, обидевшись, ушел с мероприятия и забрал с собой Билла, даже толком не попрощавшись. На самом деле это было на руку, потому что Ричи не хотел уговаривать Беверли, словно чокнутую мамашу, чтобы она отпустила бедного Эдди одного, а Эдди просто не хотел нагнетать атмосферу, осознавая, что окажется в обществе друзей совсем как раньше. Лишняя нервозность бы точно не помогла ему разобраться с возникшей проблемой, и мужчины, попросив прощения у Марш за доставленные неудобства — Ричи она, конечно, послала далеко, — молча ушли. Даже не перебросившись парой слов, они дошли до первого кафе и обоюдно решили остаться здесь. Эдди сразу подозвал официанта, не желая проводить беседу с Ричи в абсолютно трезвом состоянии. Усталость и тревога брали свое, вытягивая из него все силы. Ричи же продолжал думать насчет своего маленького открытия — за кулисами ему хватило всего лишь одной крохотной мысли, что тело Эдди, тоже потерпевшее сильные изменения, показалось ему более привлекательным, чем на экзамене. Возможно, потому что сейчас его не отвлекали одногруппник и боязнь провалить рубеж, а может, пропал первый шок, Тозиер не знал. Но то, как скрутило Каспбрака там, за сценой, и то, каких усилий стоило Ричи не показать, что его желудок пожирало пламя, было даже приятным. — Текилу, пожалуйста, — сказали они одновременно и по-детски удивленно уставились друг на друга. — И стейк с овощами, — продолжил Тозиер, видя, что Эдди не собирался заказывать дальше. — Что-нибудь из рыбы без гарнира, — чуть позже закончил Каспбрак и мягко улыбнулся официантке. — Итак, твоя жизнь сложилась успешно, как я понял, — начал Ричи, когда девушка ушла. — Ты был великолепен на подиуме. — Не лучше, чем другие модели, — Эдди смотрел в окно, будто бы совсем не заинтересованный в собеседнике. Но потом он перевел взгляд на Тозиера и усмехнулся. — Но да, я успешен. Дал себе слово, что стану таким. — Для этого были серьезные причины? — Ричи, взяв в руки салфетку, начал рвать ее на мелкие-мелкие кусочки, выдавая беспокойство. — Как тебе сказать, — Каспбрак пожал плечами и облокотился на стол, — хотел доказать себе, что мне не нужен соулмейт, чтобы меня кто-то любил, — жестко, не скрывая ничего, ответил он. — Не страшно, что меня не хочет кто-то один, если есть другие. — И что, ты счастлив? — игнорируя очевидные выпады в свою сторону, спросил Тозиер. — Теперь я понимаю, что для счастья мне никто не нужен, кроме себя самого. Так что да, я счастлив. — Поэтому у тебя нет пары? — чуть сощурившись, Ричи заметил, как на скулы Эдди закрались алые пятна. — Никто не видел тебя с кем-либо. — А ты, значит, следишь за мной? — Каспбрак округлил глаза. — Не думал, что удостоился такого внимания. — Вчера одногруппницы трещали без остановки, какой ты очаровательный, — Тозиер скуксил лицо и изменил голос, пропуская очередную издевку. — И раз ты уже считаешь меня скотиной, сознаюсь, что я с ними поспорил. — Чего? — Эдди смешно вытянул лицо, не совсем понимая, что сказал ему Ричи. — В смысле поспорил? — Сказал им, что твой соулмейт — парень. Они, естественно, не поверили, — он ухмыльнулся. — Но я-то это знаю, и когда-нибудь об этом узнают все, ведь ты достояние общественности. Так зачем терять возможность? — Когда ты сказал про разговор, я не думал, что ты будешь настолько честным со мной. Наглости у тебя не убавилось, — Каспбрак закатил глаза в раздражении. — Пересечься мы не успели, зато спорить в заведомо выигрышном положении вполне себе. — Окей, я отдам тебе эти двести баксов, если это так принципиально. — Двести баксов? — вздернув брови, Эдди тут же нахмурился. — Прекрасно. Я стою, как два куска сыра в элитном ресторане. — Не ты, Эдди, а твоя ориентация. Спорить на людей или секс это кощунство. И кстати, ситуация не совсем выигрышная, потому что я не знаю, гей ли ты, — в этот момент к ним вернулась официантка, принеся часть заказа, и Ричи, кинув на нее взгляд, заметил, как расширились ее и так большие, серые глаза. — Я вот гей, — он подмигнул ей, совсем вводя девушку в недоумение, и она быстро отошла от их столика. — Меня это мало интересует, — было видно, что на самом деле это еще как интересовало Эдди, и Тозиер опять усмехнулся. Взяв одну стопку текилы, он быстро макнул в нее палец, затем ткнул в солонку, а затем опрокинул напиток в себя. Поморщившись, он сцапал с тарелочки кусочек лайма и закинул в рот, кривя губы еще сильнее. — Я все еще думаю, хочешь ли ты вообще разговаривать со мной, потому что твой тон убивает весь настрой, — когда горечь от спиртного прошла, проговорил Ричи. — Прости, что так грубо отшил тебя тогда. И я сожалею, что не сказал тебе правду сразу, — осторожно добавил он. — Сейчас это не имеет никакого значения, — все так же холодно сказал Эдди, тоже приговаривая свою порцию текилы. — На самом деле, я не знаю, зачем мы здесь, потому что мне абсолютно плевать. Ричи осекся и замер на полпути ко второму шоту. Конечно, это было очевидно, но он надеялся на более мягкий исход этой встречи. Возможно, они могли бы просто видеться чаще, обедать с друзьями. Возможно, Беверли бы простила его, и тогда они могли бы встретиться все вместе, совсем как раньше. «Но как раньше уже не будет». — Тогда зачем ты согласился пойти со мной? — Тозиер не мог не спросить, потому что этот вопрос был первостепенным. И он думал, раз Эдди пришел, он хотел что-то исправить. — Хотел посмотреть на тебя, — Эдди, не отводя взгляд, смотрел прямо ему в глаза. — Хотел сказать, что ты и правда не можешь дать мне того, что я хочу. В памяти колыхнулось что-то болезненное, но со временем притупленное, и Ричи не вспомнил, когда именно эта фраза была произнесена. Может, оно было и к лучшему, ведь напоминать себе подробности своей подростковой жизни значило закопать себя с головой в кучу с навозом. — Я думал, что… — Что ты думал, Ричи? — теряя терпение, неожиданно резко спросил Каспбрак. — Что я прыгну тебе на шею, и мы заживем долго и счастливо? Думал, что я начну доверять тебе, как только ты извинишься? Позволь узнать, с какой стати я вообще должен начать доверять тебе снова? Мы незнакомые друг другу люди. Ричи отшатнулся. Слабо кивнул головой, потом потряс из стороны в сторону и опять согласно кивнул. — Ты обманул меня, воспользовавшись нашей дружбой, ты отверг свою родственную душу. Меня, Ричи, ты отверг меня, не дав даже крохотного, малюсенького шанса что-то доказать тебе, и после этого я должен довериться тебе? Как доверять тому, кто уже разбил мое сердце однажды? — он откинулся на спинку стула, а Ричи только смотрел на столешницу, не в состоянии поднять взгляд и слушая внезапно разоткровенничавшегося Эдди. — Повторять я это не хочу. Я привык жить для себя. Привык знать, что я не нужен в этом мире даже своему долбанному соулмейту. Человеку, который был дан мне свыше, и который плевать на меня хотел с высокой колокольни. Только вот знаешь, в чем загвоздка? Ты своему соулмейту теперь тоже не нужен. Ты сделал свой выбор, и тебе с ним жить. Последняя фраза буквально ударила под дых, и Ричи задохнулся от обиды и возмущения. Конечно, он был не прав. Безусловно, он наворотил много лишнего в свои шестнадцать лет, но он вырос, и обвинять его в ошибках прошлого, даже не пытаясь прислушаться, тоже было неправильно со стороны Эдди. — Не обвиняй меня во всех смертных грехах, — взорвался Ричи. — По-твоему, ты тоже поступил нормально? Черт возьми, мне было шестнадцать! Что может решить человек в шестнадцать лет? Я хотел свободы, хотел выбора, и вообще не стремился найти свою родственную душу так скоро. Ты хоть раз подумал, чего лишил меня своим выбором? Да, я обманул тебя, но я не знал, как сказать тебе правду. Ты был влюблён в меня, но если бы все сложилось наоборот? Если бы ты не хотел меня, а я бы бегал за тобой? Как бы ты сказал мне об этом? Только в этом моя вина, что я не любил тебя? — его трясло от злости и русла разговора, куда их занесло с такой скоростью. — Может, если бы ты хоть раз поговорил со мной на чистоту, я бы задумался о тебе, как о партнере? Но нет, ты делал из себя страдальца, сбежал, ещё называя меня трусом, и забрал с собой абсолютно все, Эдди. Друзей, которые были мне семьей, и остатки беззаботного детства, и половину меня, потому что ты был ею, чертов Спагетти. Ты был частью меня, даже не представляя, сколько ты делал для меня и значил для меня. Я всего лишь не хотел лишаться своего лучшего друга, ведь я не мог предположить, что из этого выйдет. Ты тоже не дал мне шанса свыкнуться со всем этим дерьмом. Мы были оба неправы тогда, и мы неправы сейчас, нам надо прекратить это. Последний кислород в легких истлел. В ушах в панике забилась кровь, оглушая Ричи, а пальцы тряслись. — Ты прекратил это шесть лет назад, — все еще твердо и тихо сказал Эдди, однако мимика его лица выдавала внутреннюю неуверенность. Нижняя губа еле заметно подрагивала, взгляд бегал по столу и останавливался на клочках салфетки, разбросанных отчего-то по всей столешнице. — Хватит, Эдди, — собрав в кулак всю свою волю и понимая, что если они не закончат это сейчас, они не смогут оставить это в прошлом совсем, устало проговорил Ричи. — Прошу тебя, если мы абсолютные незнакомцы, почему мы не можем познакомиться? Почему мы должны и дальше тащить этот груз? Я не хочу продолжать эту бессмысленную ссору из прошлого, потому что теперь мы настоящие. Совсем другие. Мы можем бесконечно обвинять друг друга, но я уже признал свою ошибку, Эдди. Да, я был неправ, что не дал тебе возможности стать мне ближе, — он встал, и Каспбрак проследил за ним взором, полным непонимания. — А теперь успокойся и скажи, ты не хочешь своего соулмейта, или это твоя гордость говорит в тебе. Ты знаешь, как меня найти, — он накинул пальто и ушел, совсем не притронувшись к еде, видимо, даже не заметив, когда ее принесли. Каспбрак растерянно хлопал глазами, смотря на пустое место перед собой. Ричи сделал свой выбор, и теперь его осталось сделать Эдди.