Papa bien-aimé

Щелчок двери и грозное «Сядь на переднее.» Дыхание тяжёлое у обоих и уставший вид. Время беспощадно. Для всех. — Давай, — отец облизывает сухие губы и явно подбирает слова, — раз уж такая ситуация произошла, то сделаем вид, что ничего в этом нет. Тишина. Опять эта мерзкая тишина. Чонина будто окатили ледяной водой. Его отбросило взрывной волной назад, лишая слуха. Он контуженный, он раненый и истекающий кровью в перемешку с грязью. А все-таки не пуст. Он, на самом деле, самый глубокий колодец в мире. Он наполнен водой до самых краёв. Бред, такое нельзя сказать на полном серьёзе. Не Чонину, нет, точно не ему. Это какая-то ошибка. — Что? — чувствует, как и с какой силой дрожат его руки. Ян приподнимается с кресла и цепляется за сиденье, опираясь. — Крис, что ты… — Не по имени. Я, вообще-то, до сих пор твой отец. Он, кажется, даже слышит хруст костей. — Отцы спят со своими детьми? Не думаю, — он кричит на весь салон дергаясь в сторону старшего. То ли ударить, то ли просто запугать, — Ты можешь прекратить возиться со мной, как с плюшевым мишкой и сказать что мне делать? Он переводит дыхание, собирая тугой воздух будто по кускам, засовывая в горло. В глазах черти отплясывают около костра, скрепя рогами. И они оба срываются. Просто понимают что бесполезно сдерживаться. С губ слетают настолько ядовитые слова, что кажется они могли бы прожечь внутреннюю отделку автомобиля, если бы имели физическую оболочку. И все заканчивается так же резко, как и началось. Это не имеет никакого смысла. Они не придут к общему результату. Они не найдут компромисс. Нет, снова ничего. Они просто доводят друг друга то такого состояния, что «забыть и простить» уже не получится. За окном мелькают промокшие насквозь улицы. Люди сбегают от ненастья под крыши. А что делать, если у тебя нет друзей, нет крыши над головой? Как чувствуют себя люди, потерявшие материальное достоинство человека и сейчас находятся под этим дурацким дождём? Странно осознавать, сколько человек прямо в этот же момент умирают. Кто-то просто любит. Кто-то страдает. Почему так часто идёт дождь? Мама говорила, что он появляется когда Бог расстраивается из-за людских грехов. Но кажется, что сами люди расстраиваются из-за них больше. Чонин часто задумывается над тем, что было бы, если бы он ничего не чувствовал. Вообще. Ни к кому. Он бы потерял кучу прекрасных моментов своей жизни, но потерял бы и кучу отвратительных. Стоит ли оно того? Старший с тяжелейшим вздохом откидывается на спинку кресла, руками хватаясь за волосы. Ян сжимается в позе эмбриона, душа себя сжимающимися слезами. Эгоизм — это то, что во многом двигает людьми. Эгоизм, вооружённый разумом, старается избегнуть своих же собственных дурных последствий, направляющихся против него самого.* Но это не в их случае. «Все пройдёт» — твердит голос в голове. Тоже самое ему говорит и мама перед сном этим же вечером. Перед ней стыдно невероятно. И, кажется, только перед ней не хочется показаться эгоистом и идиотом. Она не заслуживает этого. Хотя, по правде говоря, никто из них не заслуживает. Он даже представить не может, какая печаль может обрушится на неё, если та узнает. Чонин глотает болючий ком ненависти и слез, все-таки надавливает на горло своим желаниям. Он отмахивается от очередного побега к Джисону и остается на ночь у родителей. Кажется, впервые за полгода.

***

— Спишь? В ответ лишь сонная тишина, лишённая абсолютно любых мыслей. Спит. Банчан проводит рукой по чужим чуть спутавшимся волосам и склоняется над чужой кроватью. Он редко плачет. Раньше они понимали друг друга на каком-то интуитивном уровне. Знали, что говорить или сделать. А потом будто забыли как общаться. На каком языке говорили, что любили делать. Забыли любимые песни, фильмы. Забыли походы в парк и кинотеатр. Они все потеряли. Проплакали, пропили и прокурили. Для обоих стало очевидно, что обратно они не смогут вернуться. Но если Чонин может расти дальше, потому что молод и смел, то что делать ему? С его постоянной работой, женой и с потерянными где-то мечтами. И, возможно, у него и получилось бы. По щекам скатываются, пусть и скупые, слезы сожаления. То ли за слова, что были сказаны сегодня, то ли за себя. Самое страшное было осознавать о том, что о них может узнать. Возможно страх быть с Чонином заканчивался далеко не только на грусти и разводе с женой, плохими отношениями с сыном.