Papa bien-aimé

У них море по горло. У них руки путаннее ветвей дерева. Так хорошо, что плохо. Или наоборот. Тэна слишком долго отталкивали. И сейчас тоже. Енхо уворачивается от поцелуя, убирает свои руки с чужих. Кто из них вечно все портит? Джонни то притянет, то оттолкнёт, выбросив будто что-то ненужное. Тэн то смирится, то снова начнёт падать вниз. Внутри нарастает невероятная злоба. В груди печет. — Почему? — голос дрожит. Из-за гигантсого кома говорить внятно не получается, слишком больно. Ёнхо не двигается, а по его лицу не возможно понять чувств. Оно стало пустым, каменным. В голове будто рой жутко жужжащих пчёл, которые создают настолько много шума, что за их плотной стенкой не слышно даже собственного дыхания. Возможно — это Тэн такой омерзительный, что рядом с ним находится сложно. Он проводит мокрыми пальцами по посветлевшим шрамам и щеки стремительно краснеют. Стыдно. Больно. Неловко. Может Тэн и правда на столько эгоистичен и надоедлив, что Джонни просто не может с  ним разговаривать. Тэн задыхается от возмущения. Воздуха в лёгких явно не хватает. — Мы вчера все обсудили. — Джонни проговаривает спокойно. Тошнотворно спокойно. — Но я ведь… — Хватит, Тэн. В голове что-то щёлкает. Скорее всего — это пуля, что острым концом впилась в висок, оглушая. Убивая. Джонни хочет все закончить.Это ли конец его жизни? — Почему ты это мне говоришь? Сегодня утром все было нормально. — Тэн складывает руки на груди, уже не сдерживая слезы. — Вчера все было нормально, тогда зачем ты мне и сегодня это говоришь?! И, кажется, Тэн кричит то ли в стену, то ли в пустоту. Джонни не услышал. Джонни не поцеловал. Джонни отвернулся. Стоит ли это своего времени, нервов и слез? Перед глазами плывёт из-за щипающей мокроты в глазах. Голова кружится и Тэн  заваливается, чуть не падая. Отец испуганно хватается за чужие руки с тихим «спокойно». В голове пульсирующая, круговая боль, а от нервов завтрак чуть не выходит наружу. Перед глазами темно, в ушах вата, а дыхание тяжёлое, еле проходимое. Но из сухих губ вылетает тихое и уставшее «я тебя ненавижу». Тэн устал. Устал глупо любить. Устал сдерживать внутри себя все самое плохое. Ему всегда казалось, что он не может даже думать о фразе «ненавижу» в контексте родителя. Ему было стыдно, когда во время споров и ссор он думал о ней. Сейчас ему все равно. Он увидел, как Ёнхо закусывает губу, придерживая сына за талию. Ему неприятно, но это не сравнить с тем, что он сейчас чувствует. Джонни обрубил им телефонные провода, а Читтапон разбил трубку. И в довес ещё и свою голову. Тэну хочется взвыть от боли, что разъедала сердце. Толстые стены его клетки давили и сжимали со всех сторон. Он заперт. И его, как бесполезный мусор, выбрасывают уже который раз подряд. — Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. — он глубоко вздыхает, собираясь с мыслями. — Ты ведь знаешь, как я в тебе нуждаюсь. Ты ведь видел. Почему ты мне это говоришь? Джонни грустно улыбается на это. — Я знаю, но я обещал Ваен, что не брошу её. Я должен находиться рядом с ней. И ты тоже. — он поднимает чужое бледное лицо и заглядывает в мокрые глаза. — Тэн, я хочу чтобы ты меня услышал: я тебя очень люблю. Но я не могу быть с тобой рядом, как ты этого хочешь. Ветер колышит чужие волосы, уносит слезы с щёк. Любовь — это просто череда химических соединений. Это просто что-то в голове. Но это «что-то» — настолько убогий и тяжелый процесс, который многих  заставляет уходить из жизни. Люди живут для любви. Не для создания семьи, нет, это другое. Всё, даже самые скромные и застенчивые люди хотят быть любимыми, хотят быть услышанными. Тэн понимает смысл слов отца, но переварить их в себе не в состоянии. Они не помещаются в его голове. Джонни на расстоянии в несколько сантиметров, но кажется, что он находится на другой планете, и сейчас махает с луны. — Давай хотя бы попробуем. — шепчет таец умоляюще. С каждой секундой чужого молчания сердце билось все сильнее, болезней сжмалось. — Читтапон, ты в своем уме? — Джонни оглядывается нервно, как будто их разговор может ещё кто-то подслушать, — как по-твоему это должно происходить? Я не чёртова Ханна Монтана, чтобы проживать двойную жизнь. Старший укладывает руки на чужие щеки и аккуратными движения пальцев оглаживает уши. — Я не могу любить вас двоих одинаково. Я чувствую, что ты не можешь это принять. Это тяжело, — заправляет чужую тёмную прядь за ухо, — Мне тоже тяжело. Прошу, я буду помогать со всем, что ты захочешь. Но я не чувствую, что мы делаем что-то правильно. Худые плечи дрожат, лицо мокрое от слез и пота, а  голове совершенно невинные и глупые вопросы «а как же я?». Есть всего пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия, и уже сам приход понимания ситуации. Раньше тайцу казалось, что это бред и к неизбежному быстро привыкаешь, но сейчас, когда острый кинжал впился прямо в живое сердце он сам начал отсчитывать стадии. Джонни нервно кусает губу, рассматривая, вроде как, успокоевшегося сына. А у сына в голове пустота. Он чувствовал все, и, одновременно, ничего, сухое равнодушие медленно расползалось в его груди холодом. «Вроде как» Из крана каплями падает вода, разбиваясь о поверхность раковины с характерным звуком, который уже стал порядком раздражать. Джонни в сотый раз за этот час обводит комнату уставшим взглядом, аккуратно вслушиваясь в звуки из соседней комнаты. Тишина воцарилась около десяти минут назад, но подойти к младшему волнительно. Он боится снова испугать, несмотря на то, как подбирал слова. Он задел сына. Сильно, хотя пытался не давить. Вообще, он понимает, что реакция при любом его слове была бы одна и та же. Джонни просто надеется, что задел не так сильно. Не так, как в прошлые разы. Тэн ещё ребёнок. Это по нему видно. Он не взрослый, хотя и довольно мудрый для своих лет. Ёнхо рассматривает тёмные стрелки на часах, понимая, что ему нужно будет сейчас подойти к младшему. Им пора домой. Тэн всегда будет рядом. Как бы сильно он не хотел сбежать. Они оба это знают. Джонни мнется у чужой двери. В конце концов они оба все поймут. Главное, чтобы поняли одно и тоже, не пожелев. Под большим одеялом опухший и спящий. Ёнхо медленно собирает его вещи в рюкзак, обувь в машину. Он замечает на чужих ногах и руках небольшие царапины, будто Тэн несколько раз проводил по коже ногтями. Не слишком глубоко, не так, как на руках. Джонни становится не по себе, когда он осознает, из-за чего те шрамы. Из-за кого. Он аккуратно проводит по руке, чтобы сильно не задеть, и мягко улыбается, кладя на заднее сиденее машины. Он любит Тэна. Всем своим сердцем. Но ещё он любит Ваен. И он понимает, что поддается соблазну. Они пожалеют об этом, но могли бы жалеть ещё больше, если бы Джонни согласился. И дело не в Тэне. Не в том, что он маленький. И даже не в том, что он его сын. Он всегда его воспринимал даже больше, чем как друга. Дело в том, что он отдал всего себя в эти отношения. Семейные отношения. Он уже совершил гигантскую оплошность. Больше он такого не допустит.